Так или иначе, при чем тут врачи? Разве что при том, что теперь — в лучших традициях 1930-х гг. — на них повесили смерть Жданова, чтобы иметь повод их уничтожить и таким образом лишить лечащих врачей с многолетним опытом уже самого Сталина. Вот и А. Авторханов считает, что «дело врачей» было сфабриковано Берия именно с такой целью. А старый деятель Коминтерна Ф. Боркенау, теперь живший в ФРГ, 23 января 1953 г. опубликовал в «Рейнском Меркурии» статью, в которой прямо заявил, что «дело врачей» — это заговор во главе с Маленковым[258]!
Короче говоря, если Сталин надеялся на волне «дела врачей» расправиться с евреями (и с «псевдоевреями» из своего окружения), то Берия и Маленков явно рассчитывали с помощью того же дела расправиться со сталинскими врачами, а потом и с самим Вождем. Ну, а Игнатьев, как мы видели, явно страховался, действовал по принципу «и нашим, и вашим», он выполнял все сталинские приказы, но при этом сообщал их содержание Берия, Маленкову и Хрущеву. Неудивительно, что все материалы против врачей очень быстро попадали к Берия и он все знал[259]. Вот и причина, почему «Рюмин вместе с Игнатьевым инспирировал дело врачей» (З. С. 173).
Помимо личных сталинских врачей (в первую очередь академика Виноградова), в декабре 1952 г. были арестованы многолетний секретарь Сталина А. Поскребышев (дело опять-таки подстроил Берия, организовав утечку секретных материалов из секретариата Сталина, за что Вождь и «опалился» (как говорили в Московской Руси) на своего преданного секретаря) и начальник его личной охраны генерал-лейтенант Н. Власик[260].
Место Поскребышева занял «маленковец» — первый секретарь Ленинградского горкома КПСС В. Н. Малин. Во время Великой Отечественной войны он был заместителем начальника Центрального штаба партизанского движения, а потом членом военных советов ряда фронтов. На этих постах он имел тесные контакты с Берия. В 1949 г. занял место уничтоженного «ждановца» Попкова в Ленинграде.
Понятно, Сталин наносил ответные удары. Так, в «Правде» 13 января 1953 г. появились такие слова: классы, мол, ликвидированы, но сохранились носители буржуазных взглядов и буржуазной морали — живые люди (если верить Авторханову, выделено в тексте «Правды». — Д. В.); они-то и ведут скрытую борьбу. Далее следуют призывы разоблачать «врагов народа» в русских областях и «буржуазных националистов» в национальных республиках.
В дальнейшем в «Правде» идет просто каскад разоблачений: 31 января пишется о националистах в руководящих органах Украины и Литвы (ну, последнее выглядит правдоподобно…), 6 февраля — о краже секретных документов врагами (впрочем, это может быть намек на Поскребышева, чье дело, как уже говорилось, было инспирировано Берия).
Примерно в эти же дни был арестован один из верных паладинов Сталина Л. З. Мехлис; 13 февраля он умер в тюрьме, однако в последний момент Сталин передумал объявлять его врагом и приказал похоронить с почестями у Кремлевской стены. Трудно сказать, был ли его арест частью удара Сталина по «еврейским врагам», частью удара Берия по верным сталинцам или имело место одновременно и то, и другое.
А вот то, что 17 февраля безвременно скончался комендант Кремля генерал Косынкин, беззаветно преданный Сталину, но мало считавшийся с Берия — тут явно Лаврентий Павлович руку приложил![261]
Как бы то ни было, ответные удары Сталина, как можно заключить, достаточно часто (хотя далеко не всегда) «перехватывались» Берия и «бериевцами» и направлялись против самого Вождя.
Что хотел «концептуально переменить» Сталин?
Как бы то ни было, доверял Сталин членам «тройки» или просто хотел их использовать, как Ягоду и Ежова, но работа в направлении «концептуальных перемен» им велась.
26 января 1953 г. в руководстве СССР была создана «тройка» в составе Берия, Маленкова и Булганина, которая успела собраться только 4 раза (по понедельникам — 2, 9, 16 и 23 февраля) и сразу после смерти Сталина была упразднена так же скоропалительно, как и создана. С. Кремлев считает, что она была создана для каких-то очень важных преобразований в государстве, а также выводила (у Кремлева «вышвыривала») Хрущева из высшего руководства, поскольку представляла собою ту же руководящую «пятерку», что и раньше (Сталин, члены «тройки» и Хрущев), но уже без Хрущева (3. С. 189–193). Помимо всего прочего, в создании этой «тройки» С. Кремлев видит подтверждение того, что ни о каком недоверии Вождя к Лаврентию Павловичу речи не было.
Сам Берия 27 января 1953 г. записывает в дневнике: «Сказал (Сталин. — Д. В.)… в МГБ непорядки, это ему надоело, и он перебросит меня на МГБ и надо объединить с МВД. Сказал, готовься, Лаврентий, снова придется тянуть ЧК» (3. С. 188–189).
Вопрос: для каких преобразований все это готовилось? Чего хотел Берия, мы еще скажем, а пока — о планах Сталина.
По Кремлеву (и дневники Берия вроде бы это подтверждают), на следующем, несостоявшемся заседании 2 марта 1953 г. (о котором сообщает предельно лаконичная запись дневника от 23 февраля: «Собирались тройкой последний раз. Через неделю все начнется») должно было решиться многое «как в концептуальном, так и в кадровом отношении», а также должны были быть приняты принципиальные решения по «делу врачей» (3. С. 198–201).
Ясно, что врачам эти решения явно ничего хорошего не сулили. Но, помимо того, есть намек и на скорую войну: когда в Израиле взорвали бомбу перед советским посольством и Сталин тут же разорвал с Израилем дипломатические отношения, то в дневнике Берия появилась такая запись: «Коба настроен решительно. Говорит, если они пойдут на войну (обычный советский эвфемизм: «Если нам навяжут войну…» И в Финляндии, и в Корее, и в других местах, конечно, начали «они». — Д. В.), нам будет плохо, и Америке тоже. Но Англию мы просто прихлопнем» (3. С. 197).
Это — еще одно подтверждение того, что Сталин «закусил удила». Даже без детального анализа событий осени 1952 г., о чем еще будет книга, у Берия и других членов советского руководства должны были вызывать (и вызывали) беспокойство такие планы Вождя.
Но еще гораздо интереснее другой вопрос: что намечалось Сталиным «в концептуальном и кадровом отношениях»? Мы не знаем ответа, но тоже холодок по коже пробегает, вспоминая, что обычно готовилось в сталинском окружении в такой секретной обстановке раньше.
Тем более что выше мы уже говорили о симпатиях Берия (и явно самого Сталина — в тот момент они были заодно, это в начале 1950-х гг. их пути стали расходиться) к нацистам, цитировали и нашумевший бестселлер «Гитлер говорит» Г. Раушнинга. Повторим еще раз: национал-социализм есть то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей противоестественной связи с марксизмом и с демократическим устройством. Марксизм не рискнул освободиться от рудиментов научного мышления, предполагающего существование объективных законов и требующего хотя бы имитации доказательств. На самом же деле не материальные обстоятельства диктуют человеческой воле, а наоборот. Нет никаких объективных экономических законов. Вспомним и цитаты из бериевского дневника на эту тему.
Так вот, после этих слов нацистский фюрер продолжает: ленинская идея сделать всех рабами государства — это хорошо, но зачем все эти мещанские увертки, что из рабства когда-то как-то возникнет свобода для всех и каждого? Рабство должно быть вечным!
Всеобщее образование — разлагающий яд. Каждое сословие должно иметь свое образование, а свободное образование — это привилегия правящей элиты. Низшим сословиям вообще будет «дарована» неграмотность (грамотность редко уживается с верностью)[262].
Сравним это, кстати, с высказываниями еще одного любителя Сталина и Гитлера и ненавистника Запада и демократии — уже цитированного нами А. Дугина: «Мы за рабство. Элита должна властвовать над ублюдками… Индивидуализм и независимость суждений — это черты Запада… Добродетели русского человека — любовь к хозяину и послушание».
Так вот уж не в этом ли ключе были задуманы «концептуальные перемены» 1953 года? Примерно подобным образом излагает сталинские планы А. Солженицын в романе «В круге первом»: «Почти все в стране удалось закрепить навечно, все движения остановить, все потоки перепрудить, все двести миллионов (жителей СССР. — Д. В.) знали свое место — и только колхозная молодежь давала утечку… Старается после школы обманным путем получить паспорт и увильнуть в город…
Образование! Что за путаница вышла с этим всеобщим семилетним, всеобщим десятилетним, с кухаркиными детьми, идущими в вуз». Ну и как с этим безобразием бороться? Да очень просто: «Установить бы по уставу сельхозартели, что как земля принадлежит ей вечно, так и всякий, родившийся в деревне, со дня рождения автоматически принимается в колхоз. Оформить как почетное право…»
