Комиссар Пенья, узнав, что я компанеро русо – русский товарищ, – крепко пожал мне руку и от имени астурийцев стал горячо благодарить в моем лице всю нашу страну. Он вспомнил о помощи, оказанной Советским Союзом астурийским горнякам в 1934 году, когда реакционное правительство Испании учинило кровавую расправу над ними. Многие горняки нашли тогда убежище в Советской стране.
Пенья предложил поехать на подступы к Овьедо, чтобы своими глазами посмотреть, как там сложились дела. Полчаса езды на машине – и мы остановились возле небольшого домика комендатуры. Здесь нам посоветовали переодеться:
– Наденьте высокие сапоги, иначе завязнете в грязи. И плащи – для маскировки.
Чтобы попасть в предместье Овьедо Лугонес, надо было проехать несколько сот метров по открытой простреливаемой местности. Тут мы пошли на маленькую хитрость. Так как за шквальным огнем обычно следует некоторое затишье, то машины останавливались на открытом участке и выжидали, не последуют ли еще выстрелы. Затем, выбрав подходящий момент, снова неслись полным ходом и успевали пересекать простреливаемый участок, прежде чем на дороге снова начинали рваться снаряды.
С наблюдательного пункта в Лугонесе мы видели улицы Овьедо. Цепочки окопов с той и другой стороны отчетливо определяли линию фронта.
Когда мы покидали наблюдательный пункт, Педро Прадо, пренебрегая опасностью, вышел на открытую площадку. Прежде чем успели оттащить его за рукав, несколько пуль уже просвистели над головой Педро.
А в двухстах метрах от наблюдательного пункта, возле дома, беспечно играли дети. Сюда снаряды не залетали. Недели через две после того, как мы побывали под Овьедо, там развернулись упорные бои. О них живо рассказывал потом Михаил Кольцов. Республиканцы ворвались в город, и когда, казалось, победа была уже обеспечена, их наступательный порыв ослабел, они перешли к обороне, а затем оставили занятые позиции.
Мы вернулись из-под Овьедо в Хихон. Час спустя сидели в маленьком ресторанчике, пробуя знаменитый астурийский сидр. Официант поднял бутылку высоко над головой и направил струю в кружку, которую держал в другой руке. Струя описывала длинную дугу. Мне объяснили, что сидр в бутылке еще не совсем готов для питья. Надо, чтобы он вспенился, ударяясь с высоты о край кружки, тогда приобретет нужный «букет».
Хотя мы в Хихоне всерьез обсуждали вкус и выдержанность сидра и, сидя в ресторанчике, попивали его, на каждом шагу там чувствовалась близость фронта. В городе в тот вечер были приняты все меры на случай налета авиации. Настроение жителей, особенно рабочих, было боевое.
Совсем иную картину увидели мы в Сантандере. Проехав всего триста километров вдоль берега, мы словно попали в другую страну, где ничего и не слышали о войне. На набережной было полно гуляющих. По широкой косе, ведущей к бывшему королевскому дворцу, мчались машины, шли нарядно одетые люди. Прежде в Сантандере была летняя резиденция Альфонса XIII. Испанские аристократы по старой привычке приехали туда на лето, где их застала гражданская война. Симпатии всей этой публики были отнюдь не на стороне республиканцев, никто и не старался скрывать этого.
Странные вещи можно было увидеть в ту пору в Испании. На фронтах лилась кровь, а защитники республики проявляли порой удивительное благодушие. Так, команда крейсера «Мендес Нуньес», мужественно прорвавшаяся в Средиземное море, чтобы присоединиться к флоту, оставшемуся верным правительству, позволила всем офицерам-мятежникам сойти на берег в Рио-де-Оро. Офицеры тут же отправились к Франке. Сантандерские власти прекрасно знали, что в городе полно монархистов, но аристократы и богачи беспрепятственно получали заграничные паспорта и спокойно отправлялись на иностранных пароходах: кто за границу, а кто и прямо в лагерь мятежников.
Врагов республиканской Испании в этом городе было более чем достаточно. Вскоре мы сами в том убедились. Мне и моему спутнику, члену Центральною комитета флота Хативе, пришлось по дороге в Бильбао заночевать в Сантандере: шофер жаловался на неисправность машины. Мы остановились в гостинице. Номера нам предоставили весьма неохотно.
Когда вечером мы спустились в ресторан, меня поразил грубый тон официанта и враждебность богато разодетой публики. Только мы уселись, как ужинавшие за соседними столиками стали демонстративно уходить. Вокруг нас образовалась пустота. Хатива горячо объяснялся с официантом и хозяином ресторана. Я не сразу разобрал, в чем дело. Тон разговора становился все более резким. Когда Хатива вытащил из кармана пистолет, я понял, что назревает крупный скандал. Оказалось, какие-то господа, сидевшие в ресторане, были шокированы моно Хативы и требовали вывести нас. Хозяин, угождая им, старался нас выпроводить. Смягчился он только тогда, когда Хатива напомнил ему о республиканских эсминцах. вошедших в гавань Сантандера, и пообещал прийти сюда с матросами, чтобы навести порядок.
Враждебность местной публики чувствовали не мы одни. Моряки на эсминцах не без горечи шутили:
– Может, прежде чем идти в Бильбао, надо бы обстрелять Сантандер?
Наутро мы уехали в Бильбао – столицу страны басков.
Бильбао, огромный город на севере Испании, показался мне до странности похожим на наш Ленинград. Возможно, потому, что в Бильбао мостов не меньше, чем в Ленинграде, или же потому, что стояла хмурая, совсем ленинградская погода. Тяжелые тучи висели над крышами, сеял мелкий дождь… Баски не жаловались на погоду – привыкли, к тому же дождь предохранял их от налетов авиации. Бильбао уже не раз бомбили итальянские «капронц».
Фронт проходил километрах в шестидесяти от города. Баски были полны решимости бороться за свободу, но не имели оружия. Один из членов правительства Басконии, рассказывая о том, как они остро нуждаются в оружии и продовольствии, сетовал:
– Франция отказывает нам во всем необходимом, а немцы и итальянцы открыто помогают Франке! Их самолеты поддерживали мятежников при наступлении на Ирун и Сан-Себастьян. По существу, не мятежники, а иностранные интервенты взяли эти города.
В порту Бильбао мы увидели много испанских судов, стоявших на приколе; они не решались выходить в море. Регулярные рейсы продолжали совершать только французские и английские транспорты, вывозившие из страны басков руду. Обратно они приходили порожняком. Деньги, вырученные за товары, оседали в парижских и лондонских банках.
Я был первым советским представителем, посетившим север Испании. Отсюда мне надо было при первой возможности выбраться в Мадрид, чтобы рассказать нашим товарищам, какова обстановка. Снова возвратился в Сантандер, откуда должен был идти на Мадрид самолет. Перелет предстоял сложный и рискованный, по выбора не было.
Летели мы над территорией, запятой мятежниками. Несколько автоматов, выставленных в окна пассажирского «Дугласа», должны были защищать его от вражеской авиации. Конечно, мы понимали, насколько это иллюзорно…
Погода нас обманула. Над Сантандером стояли густые облака, но едва мы пролетели горы и оказались над вражеской территорией, облачной пелены как не бывало. Я посматривал на свой чемоданчик, лежавший на полке. В нем хранились записи для доклада Розенбергу и Гореву. Как быть с ними, если самолет подобьют или он совершит вынужденную посадку? Но все обошлось благополучно.
Новости, которыми меня встретил Мадрид, были нерадостными – пал Толедо.
Уезжая из Бильбао, я рассчитывал скоро возвратиться. Но не пришлось. Меня пригласил Горев.
– В ближайшее время по просьбе республиканского правительства должны прийти из Советского Союза транспорты с оружием. Вам следует организовать их прием в Картахене или другом порту на Средиземном море.
– Как же быть с эскадрой? – спросил я посла, которого считал своим непосредственным начальником.
– Необходимо встретить первый транспорт. Сейчас это, пожалуй, самое важное, а эскадра не сегодня завтра уйдет из Бильбао, – ответил он.
Действительно, с первого дня пребывания на севере эскадра столкнулась с непредвиденными трудностями – недоставало топлива, базы были не приспособлены, усилились налеты вражеской авиации, а зенитного прикрытия не было. Отсутствовали и истребители. Авиация мятежников могла почти беспрепятственно, днем и ночью, совершать налеты на эскадру. К тому же в конце сентября в Средиземном море появились крейсера мятежников, вышедшие из Эль-Ферроля. Они угрожали коммуникациям республиканцев. Вот тогда-то и стала очевидной ошибочность Северного похода: корабли, не совершив ни одной серьезной операции, были вынуждены возвращаться обратно…
Первый советский транспорт «Комсомол» уже грузился в Севастополе. Вопрос о том, где лучше ему ошвартоваться для разгрузки, не пришлось обсуждать: Картахена была единственным портом, относительно защищенным от противника с моря и с воздуха.
