Однако даже этот, пусть и непрофессиональный по духу, но, тем не менее, кадровый офицерский корпус русской армии, получивший систематическое военное образование, был фактически целиком выбит за три года Первой мировой войны.
В частности, к осени 1917 г. русские офицеры, получившие военное образование, до лета 1914 года составляли 4%, остальные 96% – были офицерами военного времени. При этом дворяне среди офицеров военного времени составляли 5%, выходцы из крестьян – 80% {12}. [218]
* * *
К концу 17-го года основу офицерского корпуса русской армии составляли выпускники школ прапорщиков, которые создавались с осени 1914 г. по осень 1916 г. и прошли 3-4-месячный курс обучения.
Эти школы комплектовались первоначально лицами, имевшими хотя бы неполное среднее образование или отличившимися в боях солдатами и унтер-офицерами, имевшими хотя бы начальное образование. В дальнейшем в школы прапорщиков принимали и с начальным образованием, а солдат-фронтовиков даже просто грамотных. Выпускники данных школ считались офицерами военного времени и не могли производиться в чины выше штабс-капитана, а после окончания войны подлежали немедленному увольнению в запас {13}.
На практике этот запрет часто не соблюдался, и многие из выпускников школ прапорщиков 1914-1916 гг. к концу 1917 г. имели чины капитана или даже подполковника.
Всего в 1914-1917 гг. из школ прапорщиков было выпущено 81426 прапорщиков, на ускоренных курсах при военных училищах и Пажеском корпусе – 53785 прапорщиков. Произведено в прапорщики на фронте за боевые отличия 11494 солдата и унтер-офицера. Общее количество произведенных в прапорщики в 1914-1917 гг. – 220 тыс. человек.
Таким образом, становится понятным, почему большинство офицерского корпуса русской армии вступило в ряды Красной Армии. Сознательно или бессознательно, они понимали, что в случае победы белых, реставрации дореволюционных порядков [219] дальнейшая служба в армии для них будет закрыта. А после увольнения с военной службы они в лучшем случае пополнят собой маргинальные слои сельской интеллигенции и чиновничества, а в худшем – снова будут пахать землю.
Именно эта категория унтер-офицеров и офицеров военного времени, 1890-1900 гг. рождения, выходцев из среды среднего крестьянства, с начальным и изредка неполным средним образованием в 20-30-е годы составила основную часть командного состава Красной Армии, а к 1940 г. составляла и основную массу генералов Красной Армии.
Чисто мужицкая цепкость и неуемное стремление пробиться наверх, не считаясь с количеством чужих отдавленных ступней, сочетались у них с присущим русскому зажиточному крестьянству подобострастием к начальству и презрением к нижестоящим. Все это, вкупе с низким уровнем общего и военного образования и фельдфебельско-унтерским типом личности, делало их малоспособными к самостоятельному повышению своего общеобразовательного и военно-профессионального уровня. Их основные интересы лежали за пределами воинской службы, сводясь к самоутверждению посредством усиления внешних признаков власти.
В фондах Музея героической обороны и освобождения Севастополя хранится машинописныйтекст воспоминаний И. М. Цальковича, который в 1925-1932 гг. был начальником управления берегового строительства Черноморского флота. В одном из разделов своих воспоминаний он между прочим отмечал, что в середине 20-х годов командный состав ЧФ делился на две равные части. Одна состояла из бывших кадровых офицеров царского флота, другая – из бывших кондукторов, флотских [220 – иллюстрация][221] фельдфебелей, унтер-офицеров и боцманов. Обе эти части сильно враждовали друг с другом, единственное, что их объединяло – «Стремление выжить матросню из Севастопольского дома военморов им. П. П. Шмидта (бывшее Офицерское собрание)».
Понятно, что с такими задачами было не до повышения своего профессионального уровня. При таком генералитете – из числа бывших фельдфебелей и унтеров, наиболее ярким и всесторонним воплощением которого является личность Г. К. Жукова, генерала армии в 1941 г. – удивительно не то, что Красная Армия терпела поражения, а то, что они не приобрели еще более катастрофического характера.
Красную Армию во многом спасло то, что уровень военного искусства гитлеровского генералитета оказался также намного ниже того, какой имели кайзеровские генералы во время Первой мировой войны. Об этом мимоходом упомянул в своих мемуарах К. К. Рокоссовский.
Это подтверждается конкретными фактами. Когда в апреле 1918 г. один из германских корпусов, направленных в Крым с целью его захвата, столкнулся на Перекопском перешейке с частями Красной Армии Крыма, то командовавший им генерал Кош не стал штурмовать занимаемые красноармейскими частями выгодные позиции в лоб, а предпочёл обойти их вброд, через Сивашское озеро, выйдя таким образом в тыл оборонявшимся.
Спустя 33 года, в сентябре-октябре 1941 г., такое решение просто не пришло в голову командующему штурмовавшей перекопские укрепления 11-й немецкой армии генерал-полковнику Манштейну. Он предпочел гнать свои дивизии в лоб на перекопские укрепления, потеряв при их взятии за два месяца 10 тыс. солдат и офицеров убитыми, или [222] столько же, сколько все германские вооруженные силы потеряли в 1939 г. во время захвата Польши. Мысль о возможности обойти советские позиции вброд через Сиваш не пришла в голову Манштейну и спустя 10 лет, когда он писал мемуары «Утерянные победы».
Впрочем, такое понижение оперативно-тактического уровня германского генералитета вполне объяснимо. Имея 16 лет (1919-1934 гг.) армию в количестве 100 тысяч человек, без боевой авиации, танков и тяжелой артиллерии, нельзя было не утратить определенные навыки в вождении крупных масс войск.
* * *
Победы Красной Армии стали возможны только тогда, когда в 1941-1942 гг. под влиянием военных неудач существенно обновился ее генеральский корпус. Когда генеральские звания и должности стали получать родившиеся в 1901-1910 гг. полковники, которые поступили на службу в Красную Армию рядовыми красноармейцами в годы гражданской войны или в 20-е годы. Наиболее известным из этого поколения генералов Красной Армии является И. Д. Черняховский, который начал в 1941 г. войну в звании полковника, а погиб в 1945-м в звании генерала армии.
Генералы, которые начинали свою военную карьеру красноармейцами в годы гражданской войны или в 20-е годы, относились к подчиненным без фельдфебельско-унтерского хамства и гораздо лучше воевали.
Весьма показательна в этой связи биография Героя Советского Союза И. К. Провалова. В 1927 г. он – рабочий-шахтер, в возрасте 21 года призывается в Красную Армию. В 1929 г. командиром [223] пулеметного расчета принимает участие в боях с китайцами на КВЖД. После окончания действительной военной службы в 1930 г. поступает в пехотное училище. В 1932-1936 гг. командует взводом, ротой. В 1937 г. оканчивает курсы среднего командного состава и в звании капитана назначается начальником штаба стрелкового полка. Спустя год, в августе 1938-го, он, командуя 120-м стрелковым полком 40-й стрелковой дивизии, участвует в штурме сопки Заозерная в ходе советско-японского конфликта на озере Хасан. Во время одного из боев получает тяжелое ранение и в госпитале узнает о присвоении ему звания Героя Советского Союза и о досрочном производстве из капитанов в полковники.
Однако такой головокружительный взлет не вызвал у него переоценки своих возможностей, и когда после его выхода из госпиталя, командующий советскими войсками на Дальнем Востоке комкор Штерн предложил ему должность командира дивизии, то 32-летнего свежеиспеченного полковника охватили такие раздумья:
«Итак, мне предлагали командовать дивизией. Я понимал, что боевой опыт у меня есть, но он никак не мог компенсировать недостаточность моего военного образования. По сути дела, оперативное искусство было для меня за семью печатями. Попав в госпиталь, в избытке имея время для размышления, я пришел к выводу, что главная моя задача – учиться. Родилась мечта об академии им. Фрунзе» {14}.
Когда Провалов в ответ на предложение Штерна принять командование дивизией сказал, что желает поступить в академию, то тот воспринял это как личное оскорбление. Затем аналогичная сцена повторилась в разговоре с начальником [224] управления по командному и начальствующему составу НКО армейским комиссаром 1-го ранга Щаденко. И только проявленная Проваловым воля, настойчивость позволили ему настоять на своем и поступить в академию. Свой рассказ об этом Провалов заключил следующим мнением:
«Когда я летел в Сталино, я вдруг представил себе, что 383-ю стрелковую дивизию прибыл формировать тот самый свежеиспеченный полковник из 1938 года. Вот после академии – в самый раз».
