Впрочем, русские, находившиеся за границей, учились не только морскому и военному делам, но также и другим предметам. Некоторое число молодых дворян было отправлено в Берлин для изучения немецкого языка. В этом же городе несколько русских обучались «бомбардирству». Петру писали из Берлина, что о «Степане Буженинове с товарищами свидетельствует их мастер, что они в своем деле исправны и начинают геометрию учить». Об Александре Петрове, находившемся в Ганновере, доносил Лейбниц, что тот уже успел выучиться немецкому языку и перешел к занятиям латинским языком [261]. С некоторыми из этих молодых людей Петр сам переписывался. Так, например, в ответе на письмо царя из Детфорда Василий Корчмин писал из Берлина: «Мы со Стенькой Бужениновым, благодаря Богу, по 20 марта выучили фейерверк и всю артиллерию; нынче учим тригонометрию. Мастер наш — человек добрый, знает много, нам указывает хорошо… Изволишь писать, чтобы я уведомил, как Степан (т.е. Буженинов), не учась грамоте, геометрию выучил, и я про то не ведаю: Бог и слепцы просвещает [262]. Корчмин жаловался, что учитель просит за ученье денег и требует с человека 100 талеров. Далее ему поручено было собрать сведения о жалованье, которое получают офицеры и генералы в армии бранденбургского курфюрста. Он послал подробный список всем этим данным.
И в следующее за путешествием царя время не прекращалось отправление молодых русских за границу. Так, например, в 1703 году 16 человек холмогорцев было отправлено в Голландию, где в то время находился вступивший в русскую службу вице-адмирал Крюйст, которому и было поручено «раздать их в науки, кто куда годится». Около этого же времени Петр, желая доставить войскам своим хорошую школу, нуждаясь также в деньгах, предлагал Генеральным Штатам за деньги отряд русского войска на помощь против французов, но предложение это не было принято. В 1703 же году один русский дворянин просил у царя дозволения отправить своих малолетних сыновей для воспитания во Францию. Со стороны короля Людовика XIV было сделано Петру предложение прислать царевича Алексея для воспитания в Париж. Еще раньше шла речь об отправлении царевича вместе с сыном Лефорта в Женеву.
Мало-помалу русские дворяне начали привыкать к мысли о необходимости учения, о выгодах всестороннего светского образования. Отец одного молодого аристократа, отправленного в Голландию в 1708 году, писал сыну, между прочим: «Нынешняя посылка тебе сотворится не в оскорбление или какую тебе тягость, но да обучишься в таких науках, в которых тебе упражнятися довлеет, дабы достойна себя сотвориши ему, великому государю нашему, в каких себе услугах тя изволит употребити; понеже великая есть и трудная преграда между ведением и неведением». Затем отец советует сыну прилежно учиться немецкому и французскому языкам, арифметике, математике, архитектуре, фортификации, географии, картографии, астрономии и проч. При этом сказано, что сын должен выучиться всему перечисленному не для того, чтобы сделаться инженером или моряком, но для того, чтобы иметь возможность при занятии какой-либо должности в ратном деле судить о мере добросовестности и правильности действий техников-иностранцев.
Мало того, автор этого любопытного послания к сыну, отправленному в Голландию для обучения, пишет: «Не возбраняю же тебе между упражнением в науках, ради обновления жизненных в тебе духов и честныя рекреации, имети в беседах своих товарищей от лиц благоценных, честных; овоща же комедиях, операх, кавалерских обучениях, как со шпагою и пистолетом владеть, на коне благочинно и твердо седеть, с коня с различным ружьем владеть, и в прочих подобных тем честных и похвальных обучениях забаву иметь» [263].
Их этих замечаний видно, как изменился взгляд русского высшего общества на значение светского образования в эпоху царствования Петра. Незадолго до этого многие русские считали «кавалерские обучения» чем-то вроде ереси. Сообразно с понятиями «Домостроя» не только театр, но даже «гудение, трубы, бубны, сопели, медведи, птицы и собаки ловчие, конское уристание» и т.п. считались грехом, достойным вечного наказания в аду [264]. Незадолго до того времени, когда просвещенный вельможа советовал сыну учиться иностранным языкам и разным наукам, раскольники ратовали против «немецких скверных обычаев», против «любви к Западу», против «латинских и немецких поступков» и проч. [265]
Каково жилось русским за границею и в какой степени пребывание там могло быть весьма полезным приготовлением к политической карьере, видно из автобиографии Ивана Ивановича Неплюева; он родился в 1693 году, воспитывался в училище, устроенном каким-то французом в Москве, ив 1716 году вместе с двадцатью другими воспитанниками этой школы был отправлен за границу для учения. Сначала он отправился в Венецию, где был в действительной службе на тамошнем галерном флоте. Оттуда он и его товарищи поехали в Испанию и учились там в морской академии «солдатскому артикулу, на шпагах биться, танцевать»; Неплюев рассказывает, что им было невозможно заниматься математикой, так как они недостаточно владели испанским языком. В 1720 году они возвратились в Россию. Во время своих переездов по Европе они встречали и других русских: в Тулоне тогда жили семь русских гардемаринов, которые учились во французской академии «навигации, инженерству, артиллерии, рисовать мачтабы, как корабли строятся, боцманству и проч.». В Амстердаме, в проезд Неплюева с товарищами, было около пятидесяти русских; иные из них учились «экипажеству и механике», другие «школьники» — всяким ремеслам: медному, столярному и судовым строениям. По возвращении Неплюева в Россию сам царь участвовал в испытании, которому были подвергнуты он и его товарищи. При этом Петр говорил: «Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли, а все от того: показать вам пример и хотя б под старость видеть мне достойных помощников и слуг отечеству».
Число проживавших в Голландии «школьников» было до того значительно, что к ним был определен особенный надзиратель, князь Иван Львов. До нас дошли донесения его к царю, из которых видно, что с русскими, учившимися в Голландии и Англии, случались неприятности. Молодежь входила в долги; бывали драки, даже увечья. Львов спрашивал у царя инструкции о плане учения молодых русских, отправленных за границу. Петр отвечал: «Учиться навигации зимой, а летом ходить на море, на всяких кораблях, и обучиться, чтобы возможно оным потом морскими офицерами быть». Василий Васильевич Головин в своей автобиографии об учении в Голландии замечает лаконически: «Саардаме и в Роттердаме учился языку голландскому и арифметике и навигации с 1713 по 1715 год, а потом возвращен в Россию, где все-таки продолжал учиться в морской академии навигацкой науке и солдатскому артикулу» и проч. Товарищами Головина в Голландии были люди из самых знатных фамилий: Нарышкины, Черкасские, Голицыны, Долгорукие, Урусовы и прочие [266].
Петр все время зорко следил за учением русских, отправленных в Западную Европу. Конон Зотов, сын «наишутейшаго все-яузскаго патриарха», учился за границею и писывал к отцу о своих успехах; царь читал иногда эти письма и однажды, похвалив ревность молодого Зотова, выпил кубок за здоровье его. Довольно часто он и сам писал к Конону Зотову, который, находясь впоследствии агентом царя во Франции, давал Петру советы вроде следующих: «Понеже офицеры в адмиралтействе суть люди приказные, которые повинны юриспруденцию и прочил права твердо знать, того ради не худо бы, если бы ваше величество указал архиерею рязанскому выбрать двух или трех человек лучших латинистов из средней статьи людей, т.е. не из породных, ниже из подлых, — для того, что везде породные презирают труды (хотя по пропорции их пород и имения должны также быть и в науке отменны пред другими); а подлый не думает более, как бы чрево свое наполнить, — и тех латинистов прислать сюда, дабы прошли оную науку и знали бы, как суды и всякие судейские дела обходятся в адмиралтействе. Я чаю, что сие впредь нужно будет. Прошу милосердия в вине моей дерзости: истинно, государь, сия дерзость не от единого чего, только от усердия» и проч. [267]
В 1716 году по случаю учреждения коллегии, было сделано распоряжение: «Послать в Кролевец (Кенигсберг) человек тридцать или сорок, выбрав из молодых подьячих, для научения немецкого языка, дабы удобнее в Коллегиуме были, и послать за ними надзирателя, чтобы не гуляли» [268]. В 1719 году отправлено П границу около тридцати человек молодых русских для изучения медицины под руководством доктора Блументроста. В 1715 году, Петр сделал одному агенту, находившемуся за границею, следующие замечания: «Ехать во Францию в порты морские, а наипаче где главный флот их, и там, буде возможно и вольно жить и присматривать волонтирам, то быть волонтиром, буде же невозможно, то принять какую службу. Все, что по флоту надлежит на море и в портах, сыскать книги, также чего нет в книгах, но от обычая чинят, то пополнить и все перевесть на славянской язык нашим штилем, токмо храня то, чтоб дела не проронить, а за штилем их не гнаться. Суворова и Туволкова отправить в Мардик, где новый канал делают, также и на тот канал, который из океана в Медитеранское море проведен и в прочил места, где делают каналы, доки, гавани и старые починивают и чистят, чтоб они могли присмотреться к машинам и прочему и могли тех фабрик учиться». Одному «ученику» было поручено в Англии учиться пушечному литью, однако в Англии находили, что это «несходно с правами здешнего государства» [269]. Поводы к отправлению молодых людей за границу становились все более и более разнообразными. В 1716 году было велено «на Москве выбрать из латинских школ из учеников робят добрых, молодых пять человек для посылки в Перейду для учения языкам турецкому, арабскому и персидскому» [270]. Немного позже были отправлены: Земцов и Еропкин — в Италию, для обучения архитектуре, Никитин и Матвеев — в Голландию для обучения живописи, Башмаков и некоторые другие также в Голландию для обучения каменщичьему ремеслу [271]. Во многих случаях русские сами просили позволения отправиться за границу. Брат вышеупомянутого Конона Зотова Иван просил позволения ехать за границу лечиться [272]. Иван Иванович Неплюев, отправляя своего малолетнего сына за границу для воспитания, просил царя: «Повели, государь, послать указ в Голландию князю Куракину [273], чтоб сына моего своею протекциею не оставил; повели определить сыну моему жалованье на содержание и учение и отдать его в академию для сциенции учиться иностранным языкам, философии, географии, математике и прочих исторических книг чтения; умилостивься, государь, над десятилетним младенцем, который со временем может вашему величеству заслужить» [274]. Приобретший впоследствии, при императрице Елизавете, знаменитость министр Алексей Петрович Бестужев во время Петра учился в одной гимназии в Берлине, а затем в продолжение нескольких лет находился при английском дворе на службе [275].
