Ознакомительная версия.
Известно, что первоначально он принадлежал А.П. Демидову. Аммос Прокофьевич был внуком Акинфия, одного из троих сыновей основателя династии Никиты Демидовича, которому в основном и была обязана богатством демидовская фамилия. Отец его Прокофий (или Прокопий) славился своим богатством, благотворительностью и чудачествами. Он, за что-то рассердившийся на своих сыновей, держал их почти в нищете и, чтобы не оставлять им чугуноплавильных заводов, продал их, но даже после этого сыновья получили немалые капиталы, превышавшие 3 миллиона.
Аммос Демидов приобрел участок в 1772 г. (был записан на имя жены Анны Никифоровны, урожденной Вяземской) и построил на нем каменный дом не позднее 1777 г.
Ограда его — чудо литейного искусства, о происхождении которой существуют различные версии. По наиболее обоснованной, решетка была изготовлена на Нижнетагильском заводе Демидовых литейным мастером Т.С. Сизовым в 1760-х гг. и перенесена сюда из большого демидовского дворца на Вознесенской улице, фасад и план которого приведены в собрании лучших московских домов — «Альбомах партикулярных строений», собранных М.Ф. Казаковым.
В начале XIX в. особняк принадлежал Елизавете Ивановне Загряжской (о ней пишут, что она тетка Натальи Николаевны Пушкиной, но это ошибка), по второму браку замужем за вице-адмиралом Н.И. Шешуковым, кавалером Георгиевского ордена, участником многих морских сражений, разгромившим в 1812 г. корпус Макдональда на подступах к Петербургу. После пожара 1812 г. раннеклассический фасад приобрел ампирные черты — к дому был пристроен торжественный коринфский портик на арках, крайние окна пышно обрамлены сдвоенными колоннами, поддерживающими арку с двумя барельефами, а задний фасад сохранил первоначальный аскетический вид.
С октября 1838 г. усадьбой владел купец Илья Михайлович Козлинин, а в середине XIX в. она переходит к графу Льву Александровичу Соллогубу, брату известного писателя и дипломату. Его жена Мария Федоровна (урожденная Самарина) устраивает здесь известный в Москве литературный салон. Молодой Б.Н. Чичерин, историк и мемуарист, вспоминал о ней: «Это была одна из самых достойных женщин, каких я встречал в жизни. И ум, и сердце, и характер, все в ней было превосходно… Образование она получила отличное и, когда хотела, умела вести блестящий светский разговор, приправленный свойственными семье юмором и ирониею, однако без всякой едкости и язвительности. Но обыкновенный ее разговор был серьезный; ум был твердый, ясный и основательный. Она не возносилась в высшие сферы мысли, но с большим здравым смыслом судила о людях и о вещах. К этому присоединялся самый высокий нравственный строй».
Философ В.С. Соловьев, ставший известным в Москве после защиты диссертации, часто бывал в разных московских салонах и конечно же здесь: «Вспоминается мне большой, просторный дом, — барский оазис среди купеческого Замоскворечья — против Николы, что в Толмачах, близ Ордынки…» Здесь он познакомился с Анной Федоровной Тютчевой.
Сюда, к сестре, неоднократно приезжал известный публицист и философ Юрий Федорович Самарин, один из столпов славянофилов, по словам того же Чичерина, «…человек совершенно из ряду вон выходящий. Необыкновенная сила ума, железная воля, неутомимая способность к работе, соединенная с даром слова и с блестящим талантом писателя, наконец, самый чистый и возвышенный характер, все в нем соединялось, чтобы сделать из него одного из самых крупных деятелей как на литературном, так и на общественном поприще».
В 1882–1917 гг. здесь находилась 6-я мужская московская гимназия. В ней учились артист Н.П. Хмелев, кинорежиссер В.И. Пудовкин, педагог С.Т. Шацкий, писатель И.С. Шмелев. Его отдали в учение в 1-ю московскую гимназию, к которой он никак не мог привыкнуть, и Ваню Шмелева перевели в 6-ю гимназию в Большом Толмачевском переулке. Он здесь проучился до выпуска и был одним из лучших учеников.
Шмелеву 29 мая 2000 г. поставили памятник напротив здания, где и находилась его школа. Это невысокая колонна с бюстом писателя, созданным полвека назад известной в эмиграции скульптором Лидией Лузановской еще при жизни Шмелева, так что, очевидно, он и выглядел так неприглядно. На следующий день после открытия памятника на кладбище Донского монастыря состоялось захоронение праха писателя, перенесенного из Франции, с кладбища Сен-Женевьев-де-Буа, чему немало способствовал Российский фонд культуры и его глава режиссер Михалков, который в своей обычной демагогической манере говорил о чем угодно, только не о том, что Шмелев настолько ненавидел большевистскую Россию, что не видел ничего плохого в том, что печатался в пронемецкой печати во время оккупации Парижа.
Сейчас в доме бывшей гимназии находится Государственная научная педагогическая библиотека имени К.Д. Ушинского. Организованная в 1925 г. в виде небольшой справочной библиотеки, она превратилась в одну из крупных отраслевых библиотек, в которой сейчас более 1,5 миллиона единиц хранения, с 7 тысячами редких книг, но, к сожалению, как и в большинстве российских библиотек, в ней нет доступа к книгам из Интернета.
Еще один памятник архитектуры находится в Большом Толмачевском переулке — жилой дом (№ 7), построенный еще в XVIII в., но перестроенный после пожара в 1817 г., на участке подпоручицы Е.С. Лобковой. Интересна глубокая ниша с балконом, сделанная, возможно, по желанию владелицы на месте обычного тогда треугольного фронтона.
В этот переулок выходят и строения Государственного научно-исследовательского и проектного института редкометаллической промышленности (№ 5), где во дворе установлены мемориальные доски в честь работавших там ученых-металлургов академиков Н.П. Сажина и Б.А. Сахарова.
Параллельно Большому Толмачевскому переулку проходит Пыжевский переулок, названный по фамилии стрелецкого полковника Богдана Пыжова, чей полк был размещен в этих местах особой слободой. До конца XIX в. переулок назывался Грибоедовским по фамилии дяди писателя — А.Ф. Грибоедова, жившего тут в большой усадьбе (№ 3–5). Иногда предполагали, что название переулка связано с самим драматургом, — вот отрывок из рассказа И.А. Бунина «Чистый понедельник»: «„Поездим еще немножко, — сказала она, — потом поедем есть последние блины к Егорову… Где-то на Ордынке есть дом, где жил Грибоедов. Поедем его искать”. И мы зачем-то поехали на Ордынку, долго ездили по каким-то переулкам в садах, были в Грибоедовском переулке, но кто же мог указать нам, в каком доме жил Грибоедов, — прохожих не было ни души, да и кому из них мог быть нужен Грибоедов? Уже давно стемнело, розовели за деревьями в инее освещенные окна…» Через два года после разлуки с героиней рассказа герой, выйдя из Архангельского собора, «велел извозчику ехать на Ордынку, шагом ездил, как тогда, по темным переулкам в садах с освещенными под ними окнами, проехал по Грибоедовскому переулку — и все плакал, плакал…».
Бывшая усадьба дяди писателя занята сейчас различными научными институтами. Крупный комплекс был построен в 1925–1929 гг. (внутри квартала, за домом № 7, где Геологический институт Академии наук) — первое советское здание, выполненное по проекту архитектора В.А. Веснина в содружестве с сотрудниками Института минерального сырья, для которого и предназначалось это здание.
На доме рядом (№ 7) помещена мемориальная доска, которая сообщает о том, что в институте почвоведения «с 1927 по 1952 г. работал выдающийся ученый, академик Борис Борисович Полынов», но доска эта не сообщает о том, что всемирно известный почвовед Полынов в 1937 г., почти сразу же после назначения директором института, был арестован и посажен в тюрьму, где следователь НКВД предъявил ему обвинение в пособничестве английской разведке. Следствие тянулось почти два года, но в марте 1939 г. Полынова выпустили «за прекращением следствия по его делу».
Пыжевский переулок был свидетелем весьма значительного события, которое, однако, до сих пор не отмечено мемориальной доской. В 1943 г. в помещении одного из академических институтов (№ 3), эвакуированного на восток, И.В. Курчатов начинает организовывать научный коллектив создателей советской атомной промышленности. Сюда он собирает физиков, минералогов, металлургов, химиков, здесь проходят научные семинары и совещания, начинается проектирование циклотрона. Из этого первого временного «бивуака» Курчатов с сотрудниками переезжает в Покровское-Стрешнево, где впервые в Европе 25 декабря 1946 г. был запущен атомный реактор.
Пыжевский переулок упирается в Старомонетный. Это название, как и более раннее (до конца XIX в.) — Денежный, произошло от Кадашевского монетного двора, здания которого располагались поперек нынешнего переулка примерно между домами № 8–10 и № 5–11. Монетный двор находился в зданиях бывшего Хамовного (ткацкого) двора, построенных в 1658–1661 гг.: «…указал великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович… сделать в Кадашевской слободе на своем государевом Хамовном дворе палаты, где делать его государево всякое хамовное дело…» Это был внушительный комплекс нескольких построек, обнесенных стенами с проездными воротами и угловыми башнями; на северном главном фасаде красовались двухпролетные ворота (подобные тем, которые строились в монастырях), увенчанные тремя башенками с шатровыми завершениями.
Ознакомительная версия.
