Неизвестно, как боги, а вот люди вряд ли примут во внимание ссылку на оракула, и ни один суд не оправдает его за подобное преступление. Главное же он сам, Эдип, не может поступать против своей совести. А это значит, надо сделать все, чтобы злодеяние не совершилось. И Эдип решает не возвращаться в Коринф.
Он поворачивает в другую сторону, и дорога приводит его к… Фивам. Неподалеку от Фив, на перекрестке трех путей, он повстречал ехавшего в колеснице Лайя. Возница закричал, чтобы Эдип освободил дорогу, и замахнулся на него бичом.
Эдип разгневался, ударил слугу и попытался пройти мимо. Но неожиданно Лай взмахнул посохом и нанес ему удар по голове. В завязавшейся драке рассвирепевший юноша убил царя, перебил всю его свиту, и лишь одному рабу удалось скрыться. Случайно это оказался тот самый раб, который когда-то спас его, младенца, от гибели.
Около самого города Эдип увидел чудовище, терроризировавшее фиванцев, Сфинкса. С головой женщины и туловищем льва, оно требовало постоянных жертвоприношений и уничтожало каждого путника, направлявшегося в Фивы. Уцелеть мог только тот, кто сумел бы разгадать его загадку, но пока таких мудрецов не находилось. Брат овдовевшей царицы Креонт пообещал даже отдать Иокасту в жены тому, кто спасет город от чудовища.
И вот Эдип перед Сфинксом.
«Скажи мне, кто ходит утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?»
«Человек, — ответил Эдип. — В детстве он ползает на четвереньках, в зрелом возрасте ходит, как подобает, на двух ногах, а в старости — опирается на костыль».
Сфинксу пришлось выполнить волю богов: он бросился со скалы в морскую пучину. Разгаданный, он больше не внушал страха.
А благодарные фиванцы провозгласили своего избавителя царем, и он стал мужем Иокасты. Она родила ему двоих сыновей и двоих дочерей, и жизнь их текла спокойно и безоблачно. Вновь расцвели многострадальные Фивы, и не было там ни недовольных, ни обиженных. Поистине мудрым и справедливым был царь Эдип. И мало кто вспоминал теперь о прошлых бедах. И о том, что смерть Лайя осталась неотомщенной, тоже забыли.
Люди. Но не боги! Ведь для бессмертных «сроков давности» не существует! Это у людей короткая память, а боги твердо знают: ни один преступник не должен уйти от расплаты. Неважно, виноват Эдип или нет, он ли напал или на него. Его руки обагрены кровью, и возмездие неизбежно. В Фивах начался мор. Земля перестала приносить плоды. Чума косила жителей.
Как спастись от гибели? Чем умилостивить богов?
И народ обращается к Эдипу — ведь однажды он уже спас город! Царь действует решительно. Он посылает Креонта к оракулу. И вскоре получает ответ: Аполлон требует изгнать того, кто осквернил Фивы кровью, — убийцу Лайя.
Кто же убийца? Единственный спасшийся тогда раб — далеко. Но в самом городе есть слепой прорицатель, которому известно все. Эдип требует от него, чтобы тот сказал правду. Долго колеблется старик и, наконец, открывает истину. Поверить в нее Эдип не в состоянии. И все же узел распутывается.
В отчаянии Иокаста кончает самоубийством, а Эдип выкалывает себе глаза и отрешается от власти. Рок торжествует победу. Тщетны жалкие усилия человека уйти от судьбы. Он обречен быть игрушкой в ее руках.
Таков этот странный миф. Удивительные, бесчеловечные боги с их жестокой моралью. Человека карают за преступления, которые ему же заранее предписаны свыше. Спрашивается, в чем же его вина? Миф подрывает веру в справедливость богов. Он ставит роковой вопрос: всегда ли правы бессмертные? И что ждет человека в мире, которым управляют такие боги? А если боги ни при чем значит, есть сила над ними, которую и они не в состоянии одолеть?
Эдип сделал все, чтобы не выполнить предначертанного. Но ведь сетей богини заблуждения Аты не может избежать никто. Его губит неведение. Его губит двусмысленность оракула. Его уничтожает неумолимый рок. Все силы свыше ополчились против него. И все же он прав. Так считал Софокл, так понимали трагедию «Эдип-царь» и зрители древних Афин.
Они знакомились с царем в тот момент, когда он, стоя на ступенях дворца, слушает, как столпившиеся у подножия лестницы фиванцы возносят мольбы о спасении. В их глазах он «первый, лучший из людей», только он может избавить их от гибели. Эдип чувствует себя ответственным за всю страну и ее народ. Он готов к энергичным мерам. При этом никто не упрекнет его в своекорыстии, надменности или дерзости. Он благожелателен к людям, добр, умен, благороден словом, идеальный человек и вождь. Все, что он делает и говорит, — единственно правильные дела и речи. И тем не менее…
Рок издевается над ним. Трагическая ирония сопровождает каждый его шаг. Царь наивно думает, что совершает полезные дела и принимает правильные решения. Но за ними скрывается и второй, прямо противоположный, неведомый Эдипу смысл. И неизбежный ход событий идет своим чередом. Каждая реплика героев Софокла приобретает зловещий оттенок. Ведь зритель знает не только то, что происходит сейчас, он помнит и прошлое, ему известно и будущее, скрытое от участников трагедии. Как будто боги смеются над неосведомленностью людей, делают двусмысленным каждое их действие.
Мудрый, справедливый Эдип всячески пытался уйти от того, что сулил ему оракул. И каждый шаг его, правильный в тот момент, неуклонно вел именно к роковой цели. Эдип ищет виновника бед фиванцев — и сам спешит навстречу собственной гибели.
Рок наносит ему один удар за другим.
Сначала — через прорицателя. «Ведь это ты убил Лайя!» — признается он наконец. Но это часть правды. «Убийца Лайя- фиванец. Он убил своего отца и женился на собственной матери». Это еще более страшная истина. Но поверить в нее Эдипу невозможно. Он же твердо знает, что не убивал отца, — его родители живут в Коринфе, и он оттуда пришел в Фивы, чтобы спастись от предначертаний рока.
Конечно же, он может быть спокоен, убеждает его Иокаста. Ведь Лайю было предсказано, что он погибнет от руки собственного сына. И вот оракул явно ошибся — Лайя убили ведь разбойники на перекрестке трех дорог, а сын Лайя наверняка умер в горах, куда его отнес раб.
Казалось бы, все сомнения должны рассеяться. Но… Одна незначительная деталь — перекресток трех дорог. И Эдип вспоминает о давнишней стычке.
«Какой он был — Лай? — спрашивает он Иокасту. — Где это случилось? Когда?» Время и место совпадают. «А царь?» — «Он был высок, с проседью серебристой… На вид почти таков, как ты сейчас», — добавляет царица, не подозревая о страшной иронии, заключенной в этих словах, которые должны отвести все подозрения.
Так наносится второй удар.
В душу Эдипа закрадывается тревога: неужели все-таки он убийца фиванского царя? Значит, прорицатель, которого он с гневом прогнал, сказал правду?
И тут он внезапно вспоминает одну немаловажную деталь: ведь Лайя убили разбойники, а не один человек. Эдип приказывает найти единственного свидетеля событий на перекрестке трех дорог — того самого слугу, который тогда спасся и сообщил фиванцам о преступлении. Но что бы ни рассказал раб, в чьих руках сейчас судьба царя, в одном Эдип не сомневается: оракул ошибся — и притом дважды. Ведь Лайю он предсказал гибель от рук собственного сына, Эдипу же убийство отца и женитьбу на своей матери. Но ни то, ни другое не осуществилось: родители Эдипа живут в Коринфе, сын Лайя, как всем известно, давно умер, оставленный в горах, а сам Лай — даже если он пал от руки Эдипа нашел иную смерть, чем та, которую ему сулил рок.
Однако не зря Гёте говорил, что «никто не знал так сцены и своего ремесла, как Софокл». Короткая передышка понадобилась ему лишь для того, чтобы еще сильнее накалить трагическую ситуацию. Едва Эдип начал успокаиваться в своих сомнениях, как рок вновь напоминает о себе.
Появляется посланец из Коринфа с вестью одновременно скорбной и радостной: умер коринфинский правитель Полиб, и граждане зовут Эдипа, чтобы провозгласить его царем. Эдип действительно радуется, но совсем другому: Полиб «лежит в земле, а я не прикасался к мечу». Наконец-то можно с уверенностью утверждать, что рок не выполнил своих предначертаний! Впрочем… Не рано ли искушать судьбу? Пока жива его мать, вторая часть пророчества еще может осуществиться. Вестник успокаивает его, и в каждой его реплике звучит вновь знакомая уже нам трагическая ирония. Слова приобретают прямо противоположное значение: «Владыка, я избавлю тебя от страха — недаром ведь я добрый вестник. Тебе нечего опасаться в Коринфе: Полиб тебе такой же отец, как я». И дальше рассказывает о том, как был найден Эдип и принят в семью бездетных коринфских правителей. До Эдипа не сразу доходит смысл того, что ему открылось. Зато Иокаста понимает все мгновенно. Она сопоставляет оба предсказания, которые казались ей лживыми, и связывает их воедино. Тщетно умоляет она Эдипа не пытаться раскрывать тайну своего рождения. Но именно к этому направлены теперь все помыслы ее сына, по воле богов ставшего ее мужем. И рок наносит последний удар. Единственный уцелевший из свиты Лайя слуга оказывается тем самым рабом, который когда-то отнес младенца в горы и отдал коринфскому пастуху. Круг замкнулся. Узнав, что он сын Лайя, Эдип уже может не спрашивать, кто погубил фиванского царя. Трагедия окончена.
