Ознакомительная версия.
Не может быть никаких сомнений в том, что последний обряд является относительным нововведением; и первоначально мальчик уже не возвращался после совершенного на закате помазания. В других случаях сливки и топленое масло возливались на особые камни, расположенные неподалеку от фермы, и мы можем заключить, что камни эти являлись прежде алтарями, на которых совершались человеческие жертвоприношения, так как помазание никогда не осуществляется при принесении в жертву телят или быков, совершавшихся при гадании, или как приношение духам умерших. Масло обыкновенно возливалось только на приносимых в жертву людей, и древние индийские религиозные трактаты свидетельствуют, что вампирические змеепоклонницы и прочие лесные колдуны умащали свои тела жиром своих жертв, когда приступали к ворожбе. То же самое, как мы видели, имело место и в Конго в связи с вудуизмом, а также, возможно, и в Андах. Что же касается Шивы, то, обладая трезубцем, символом жизни, и противоположной ему коброй, он также держит в руках пашу, или священную удавку, которой душили жертвы и которой столь отвратительным образом воспользовались некоторые секты, имитируя обычаи амурских татар и женской королевской гвардии Белого Нила.
У нас есть и другие свидетельства участия амазонок в подобных обрядах. Как мы уже отмечали, на ранних стадиях цивилизации царь обыкновенно исполняет роль божественного царя, а потом — царя жреца. Этот высокий пост, как мы видели, часто был отягощен страшными обязанностями: божественный правитель нередко отправлялся в иной мир как жертва — от собственной руки, или с помощью собственных подручных-жрецов, среди которых нередко были женщины. Так мы видим, что женская стража, окружавшая царя беров на белом Ниле, удавила его на смертном одре. Подобная форма "счастливого отхода" уважаемых особ была широко распространена по всему миру. В своей деградировавшей разновидности она до сих пор сохраняется среди "рыбокожих" амурских татар (возможно, удэийцы. — Примеч. ред.). Эти отсталые племена, питающиеся рыбой и одевающиеся в рыбьи шкуры, имеют обычай ритуально удавливать собственных стариков. Под звуки барабанов все оставляют поселок, за исключением самой жертвы и двух ее ближайших родственников, выполняющих роль палачей, а точнее, приносящих жертву жрецов. Они творят свое мрачное дело в шатре, под доносящийся снаружи бой барабанов. Доказано, что в подобных ритуальных умерщвлениях принимали участие и женщины, и их полужреческая роль проявляется во многих отношениях. Снелгрейв сообщает, что в его время король Дагомеи содержался если не в заточении, то, во всяком случае, в стороне от своего народа и даже придворных. На аудиенциях вожди и все прочие простирались перед ним ниц, целовали землю и шепотом передавали то, что, по их мнению, должно было достигнуть королевских ушей, старухе, которая подходила к королю, передавала известие и возвращалась с ответом. В этом мы видим новую стадию учреждения привилегированного посредника между священным правителем и просителем. Далее, нам известно, что ничтожного царька Абеокуты, также расположенной на западном побережье Африки, охраняли женщины, в то время как король племени йоруба прежде располагал в том же регионе женской гвардией, а число "жен"-палачей короля Видаха достигало 5000.
Повернувшись в другую сторону, мы обнаруживаем те же обычаи в Паталипутре, Пенджаб, и слышим об индийских раджах, выезжавших на охоту в окружении вооруженной женской стражи, что в особенности напоминает нам о короле Дагомеи и его отборных Охотницах на Слонов. Похоже, что в Бентаме существовал обычай, позволявший женщинам из королевской гвардии выбирать наследника престола из собственных сыновей, в обход прямого наследника. Все это мы можем сопоставить с рассказом Мегасфена, утверждавшего, что женщины из гвардии Паталипутры имели право убить царя, обнаружив его пьяным, причем убийца выходила замуж за наследника престола.
Повсюду мы видим разнообразие деталей, однако роль женщин очевидна — они выполняли функцию буферного класса между претендентами на сверхъестественное достоинство и их народом. Очень интересно в этой связи обнаружить существование особой женской гвардии и в Восточном Китае в пятом и шестом десятилетиях XIX века, востребованное конкретными политическими обстоятельствами. Когда люди, столь неоправданно именовавшие себя "Мирными Князьями" или тайпинами, разожгли обширное религиозное движение, они объявили, что ждут священного вождя, каковым сделался "Небесная Добродетель", Тянь Ван, претендовавший сразу на сан второго Сына Божьего и власть над миром в качестве регента Небесного Правителя. Им казалось, что подобную особу должна защищать личная стража, составленная из женщин. Хотя это религиозное движение скоро обрело политический облик, его фанатическая сторона только усиливалась по мере того, как Небесный Правитель и его женская гвардия огнем и мечом проходили по стране, творя разрушения и гибель во имя мира и доброй воли.
Стоит обратить особое внимание на то, что старинные авторы, описывая африканских амазонок и передавая предания американских индейцев, относили этих воинственных женщин к "белой" расе. Из этого нередко делался вывод, что и африканские и американские амазонки обязательно являлись выходцами из Европы или Азии. Однако полагая, что для подобного мнения существовала реальная основа, можно без труда дать ему другую интерпретацию. На самом деле, светлая кожа в данном случае указывает на высший общественный класс. Как справедливо — хотя и по другому поводу — замечал сэр Ричард Бартон: "Общественное положение связано с различиями в цвете кожи; чем выше сан, тем она светлее… Вожди светлее подданных даже у негров Центральной Африки". Легкое ослабление смуглости кожи может быть воспринято черным или меднокожим населением как "белизна". Итак, предание как будто бы свидетельствует о том, что, во всяком случае на относительно ранней стадии развития, в Африке и Америке существовала особая каста воинственных женщин, причем иногда с ней связывалась идея о принесении себя в жертву. Они, подобно ленапе, "женскому" племени Северной Америки, и изуродованным созданиям из Центральной и Южной Африки, а также из Малой Азии античных времен, занимали позицию, сходную с позицией козлов отпущения.
Капитан Джон Адамс писал о Конго в 1823 году: "Одним из условий, позволяющих женщине попасть в разряд жречества, является целомудренный образ жизни и отказ от мирских удовольствий". Подобное отречение от мира вне сомнения было характерно для дагомейских амазонок в начале их существования, а также, возможно, и для царицы в регионе Белого Нила. По крайней мере, один из португальских миссионеров писал, что "соседи видели в царице абиссинских амазонок богиню". То же самое рассказывали и о таинственной основательнице второго золотого города Америки, загадочной неуловимой Добайи, которую безуспешно и старательно искали Васко Нуньес де Бальбоа и его последователи на Панамском перешейке. Ряд легенд утверждает, что Добайя жила в начале времен и была матерью бога, сотворившего солнце, луну и все прочее, представляя собой по сути дела верховную богиню природы. Другие говорили, что она была могущественной индейской принцессой, укрывшейся среди гор, построившей прекрасный город, собравшей много золота и заслужившей славу своей мудростью и военной удачливостью. После смерти она была возведена в божественное достоинство и почиталась в злотом храме. Предания настаивали на существовании тайного и богатого храма, посещавшегося соседними касиками и их подданными, жертвовавшими золото и рабов для жертвоприношений. Пренебрежение этими обрядами влекло за собой засуху, самую ужасную из всех кар Природы. Еще дальше к югу в письме императору Карлу V Нуньо де Гусман рассказывают примерно ту же историю, но уже о бразильских женщинах-воительницах (бывших "белее прочих женщин").
Тем не менее девственное состояние воительниц вне всяких сомнений существенно для религиозной идеи. Анжело Моссо, писавший о минойском времени на Крите, отличным образом замечает: "Жрицы были теми матерями и девами, которые посвятили греческий народ в религию красоты". Но это была уже следующая стадия. Нередко жреческое государство могло проповедовать воздержание от брака, однако требовать личных жертвоприношений. Так, вне сомнения, обстояло дело с поклонниками Астарты. На подобное положение дел намекают уже процитированные нами, записанные Страбоном любопытные предания, о том же свидетельствует и легенда об американских амазонках, удалившихся в горные пещеры в общество одного только старика, которому они служили. "Брак" с королями Дагомеи и Видаха мог бы иметь церемониальное значение, если видеть в этих монархах жрецов-царей (потомков племенного божества). В этой связи можно отметить приведенное сэром Ричардом Бартоном описание восемнадцати танси-но, женщин-фетишей Дагомеи, ухаживавших за могилой царя. Им сопутствовал оркестр, составленный из рожков и погремушек (всегда и везде связанных с магией и заклинаниями), они носили имя "Королевских Духов" и считались родственницами короля. Они служили земными заместителями женской свиты, которую в прежние времена отправляли в могилу вместе с королем. То, что дагомейская династия относилась к числу современных, никоим образом не обесценивает сей факт, ибо короли и народ наследуют свои обычаи с незапамятных времен. Другой интересной подробностью являлось то, что эти черные амазонки, выходя из дворца, всегда посылали перед собой маленькую девочку с колокольчиком, чтобы простые смертные могли вовремя убраться с дороги привилегированных женщин, напоминая нам о процессиях весталок в классические времена. Не следует забывать и о том, что, по преданию, амазонки из Термодона обитали в эфесском святилище. Павсаний четко свидетельствует об этом, хотя и противоречит преданию о том, что святилище это было основано самими амазонками. Оставляя в стороне все вопросы, связанные с Фемискирскими амазонками, мы можем предположить, что некоторые из жриц и их прислужниц в той или иной мерс владели воинским искусством: они одновременно служили богине и охраняли ее. То, что сама Артемида еще сохраняла восточную репутацию воительницы, кажется нам вполне вероятным, если учесть, что в аттическом Авлосе ей были поставлены две статуи — одна в обличье охотницы, другая держала два факела, символизирующие не чистый огонь возвышенных страстей (обыкновенно обозначавшийся единственным факелом), но боевые сигналы.
Ознакомительная версия.
