Ознакомительная версия.
Грамота № 264: «От Федора от Синофонтова 4 блюда тимо. От Поре… От Сыповой 5 тимо. От Онании от Курицкого 4…».
Всем обрывкам свойственна одна и та же форма: от такого-то столько-то. И во всех обрывках упоминается слово «тимо». Нам, вероятно, многое станет ясным, если мы узнаем, что это слово означает. Оно в древнерусских текстах, оказывается, употреблялось. И не один раз. В 1521 году углицкий князь Дмитрий Иванович решил составить завещание. Он тщательно переписал все свое многочисленное имущество: земли и меха, перстни и золото, посуду и деньги. И в числе прочего свое платье: ментеню, шубу-однорядку, колпак-столбун, пояс и чоботы тимовы, по швам сажоны жемчугом гурмыским. Это место из завещания князя Дмитрия позволяет понять и нашу грамоту. Из чего могли быть сделаны княжеские чоботы? Надо думать, из дорогой кожи, из сафьяна. Но «сафьян» — слово персидское, на Русь оно пришло сравнительно поздно. Товар же, который этим словом обозначается, существовал на Руси издревле. Впрочем, значение слова «сафьян» сейчас, в XX веке, прочно забылось. А в словаре В. И. Даля написано: «Сафьян — козел, выделанная козловая кожа различной краски». Добавлю к этому, что в XVI веке в Новгороде были известны ремесленники — тимники или тимовники, которые продавали свою продукцию в специальном Тимовном ряду. Тимы, которые на рынке весьма ценились, продавались юфтями, то есть парами.
Бели «тимо» и сафьян одно и то же, почему же «тимо» измеряется блюдами? В грамоте № 264 недвусмысленно сказано: «От Федора от Синофонтова 4 блюда тимо». Да и в других случаях, когда «тимо» обозначается просто цифрами, наверняка подразумевается количество блюд. По-видимому, на этот вопрос можно ответить так: блюдом называли чан для дубления кож, имевший определенную стандартную емкость, и количество выделанной кожи измерялось емкостью такого блюда.
Похоже на то, что мы не ошиблись, заведя разговор о козлах. Они упоминаются в наших обрывках: «От попа 3 полосця козия пуха. От Якуновой от Фомине снохы 3…». Козьим пухом называется подшерсток козы, самый мягкий, самый тонкий вид шерсти, из которого ткут дорогие шали. А «полосец» это не полоска, а уменьшительное от слова «полсть», означавшего войлочный ковер. Напомню, что «полсти» просил у своей матери Онцифор Лукинич в одном из своих писем. Здесь же имеются в виду определенного размера куски свалянного пуха.
Кроме «тимо» и козьего пуха в обрывках грамоты названа еще и одежда, или по-древнерусски «портище»: зеленая одежда, голубая одежда и «сорочица цатрова», рубашка, сделанная из «цатра» или «чатра». В одном из русских документов XIV века названа ткань «чатор». После находки берестяной грамоты с упоминанием этого слова можно догадываться, что «чатор» ткали из козьей шерсти.
Теперь мы с вами знаем, что означает выражение «драть, как Сидорову козу»! Крестьяне одной из принадлежавших Сидору деревень разводили коз и все ценное, что можно было от них получить, отсылали Сидору в виде натурального оброка. Вот только рога и копыта оставляли себе. Но на этот счет существовала поговорка: «Козьи рога в мех нейдут».
Впрочем, не исключено, что в записях о «тимо» перечислены не крестьяне и не суммы их специфического в данном случае оброка, а мелкие производители тканей и кожевенного товара, у которых приказчики Сидора перекупали этот товар, и даже мелкие феодалы, стоящие на ступенях иерархической лестницы между Сидором и крестьянами. Предполагать такую возможность заставляет упоминание в грамоте № 264 Анании Курицкого — «От Онании от Курицкаго 4…». Человек с таким именем был известен летописцу: в 1345 году «по повелению» какого-то Анании Курицкого владыка Василий заложил церковь, располагавшуюся в непосредственной близости от места раскопок, — церковь Кузьмы и Демьяна на Козмодемьянской улице. Ту самую, в которую спустя пятьдесят пять лет Юрий Онцифорович и все бояре улицы Козмодемьянской подарят «Пролог». Однако это не меняет общей картины. Получателем козлового товара и в этом случае остается Сидор.
А чем еще занимался Сидор кроме руководства своими вотчинами и общей организации своих немалых доходов? Во-первых, как мы уже знаем, он собирал для Новгорода карельские дани. А во-вторых… Впрочем, мы ведь еще не видели писем, адресованных лично ему. Пока мы наблюдали его главным образом стоящим над вереницей слуг, которые один другому передают его распоряжения по хозяйству.
Но вот письмо, называющее своим адресатом Сидора, — грамота № 276, найденная все в тех же слоях последней четверти XIV века на усадьбе «Е». Как и в большинстве случаев, это обрывок: «Поклоно от Одрея ко Василию и ко Сидру. Была жалоба передо вами и попъеми…» — «Поклон от Андрея к Василию и к Сидору. Была жалоба перед вами и перед попами…».
Сидор вместе с каким-то Василием и попами принимает и рассматривает жалобы, образуя, таким образом, авторитетный и правомочный совет. Участие в нем попов многое проясняет. Попы, которых в каждой церкви, как правило, было два, обладали в своем приходе небольшой, но несомненной властью. Их власть была связана с администрацией улиц, так называемыми уличанскими старостами, которые избирались соседями-уличанами. По-видимому, такими выборными старостами были Сидор и названный с ним вместе Василий. Связь с церковью владельца усадьбы «Е» Сидора обозначена и в другой уже приведенной грамоте, в которой он приказывал выдать церковному сторожу оленье мясо.
С этой деятельностью Сидора в уличанской администрации связаны, нужно думать, и не сохранившие имени адресата, но найденные в том же слое и на той же усадьбе обрывки нескольких грамот. Так, в грамоте № 251 упоминается судебный документ «бессудная грамота» — обвинительный приговор, составлявшийся в случае неявки ответчика в суд, Грамота № 256 повествует о каком-то воровстве, «татьбе». Наконец, грамота № 252 рассказывает, как «лезни», праздношатающиеся злоумышленники, разграбили жалобщика. «Лезни» — это одна, из форм написания слова «лежни», уже нам известного.
А обрывок грамоты № 244 подтверждает, что Сидор был заметным лицом в новгородском обществе конца XIV и начала XV века. Автор этой грамоты молит своего адресата замолвить за него слово перед владыкой. Значит, Сидор был вхож к архиепископу и имел возможность заступаться перед ним за своих корреспондентов.
И снова, последовательно знакомясь с обитателями одной новгородской усадьбы, мы видим, как управление вотчиной в руках боярина сочетается с управлением государством. Собирание дани и сбыт лососины, разрешение уличных конфликтов и учет козьего пуха, речь на вече об обидах карел и забота о чалом жеребце — это разные стороны деятельности одного вотчинника, находящегося в родстве с семьей посадников.
Знакомясь с его перепиской, мы узнали по именам некоторых обитателей городской усадьбы Сидора, но еще большее количество имен в ней принадлежит людям, жившим вдали от Новгорода. И это вполне естественно. Ведь переписка чаще всего является средством дальней связи между людьми. Тем, кто живет в одном доме или в соседних домах, самым удобным средством общения служит слово не написанное, а сказанное. Поэтому судить о числе всех обитателей усадьбы «Е» переписка Сидора не поможет. Но мы с вами уже вошли на его усадьбу.
Усадьба «Е» занимает на плане Новгорода обширное пространство примерно в 2000 квадратных метров. Она густо застроена. На протяжении периода существования шестого яруса, то есть между 1396 и 1409 годами, на усадьбе располагалось пятнадцать построек, из которых восемь были жилыми. Если мы посчитаем, что в каждой из этих жилых построек жило, как минимум, по пять человек, то общее население усадьбы можно будет исчислить в несколько десятков и никак не меньше сорока. Кто были эти люди? Хозяин усадьбы и его семья. Приказчики и их семьи. Челядь. Но не только они. В числе хозяйственных построек всегда имеются и постройки производственные — различного рода ремесленные мастерские. В частности, на усадьбе «Е» в слоях интересующего нас времени обнаружены четкие следы меднолитейного производства. Значит, население усадьбы в классовом отношении было весьма пестрым по своему составу. Частоколы боярской усадьбы ограничивали мир сложных и разнообразных занятий, замыкая в одну ячейку и распорядителя богатств — владельца усадьбы, и приказчиков, собирающих эти богатства воедино для их дальнейшей реализации, и, вероятно, торговца, несущего эти товары на торг, и ремесленника, использующего доставленное в усадьбу сырье для того, чтобы, прибавив к нему свой труд, превратить это сырье в продукцию, нужную и в самой усадьбе, и на торгу. Картина классового общества в его сложных взаимосвязях, характерная для Новгорода в целом, видна и в каждой ячейке города, но сами эти взаимосвязи не ограничиваются городской усадьбой и городом, продолжаясь за его пределы на всю территорию Новгородской земли.
Ознакомительная версия.
