Победоносцев был горячим сторонником строгой цензуры, противником свободной церковной проповеди. Он выступал против возможности созыва и церковного поместного Собора и против восстановления в Русской Церкви патриаршества. Он полагал, что образование простого народа необходимо, но должно быть минимальным (не более четырехклассной начальной школы). При этом самых талантливых учеников из этих школ надо направлять учиться дальше, вплоть до получения ими высшего университетского образования. Победоносцев полагал синодальное устройство правомерным и полезным для церковно-государственных отношений в России. В марте 1905 г., объясняя Николаю II правильность проведенных Петром I церковных изменений и подозревая членов Синода в желании ослабить власть и влияние обер-прокурора, Победоносцев писал об иерархах: «Они не понимают в своем ослеплении, что при самодержавном правительстве [в случае проведения церковной реформы] они останутся и Церковь останется без защиты, когда не будет обер-прокурора – как ни назови его. Ведь он при Синоде представитель Верховного ктитора Русской Церкви – Государя. Он не только обличитель, но и в особенности, – защитник от обид, клевет и нападок, ходатай перед Царем и правительством о всех нуждах Церкви. Освободившись от мнимой опеки – как они говорят – обер-прокурора, они попадут, уже беззащитно, под длительную опеку всякой власти, всякого министра и губернатора, под опеку каждого ведомства, под опеку бесчисленных газет и журналистов, которые наполняют свои страницы воплями и сказками, и сплетнями на Церковь и духовенство; они утратят действительного своего защитника, доверенного от Царя, соединенного с Синодом церковного человека».
Свой крайний консерватизм Победоносцев умел обосновывать глубоко и всесторонне. Лично хорошо знавший его С. Ю. Витте писал: «К. П. Победоносцев был последний могикан старых государственных воззрений… Победоносцев был редкий государственный человек по своему уму, по своей культуре и по своей личной незаинтересованности в благах мира сего… Несомненно, он был самый образованный и культурный русский государственный человек, с которым мне приходилось иметь дело» (Воспоминания. М., 1957. С. 442; 459).
Император Николай II далеко не так был предан Победоносцеву, как его отец. Советы старого обер-прокурора его заметно тяготили, и вскоре их переписка прервалась.
После опубликования Манифеста 17 октября 1905 г. Победоносцев не счел возможным продолжать исполнять свои обязанности обер-прокурора и сразу же подал в отставку, которая была принята Государем 19 октября. 10 марта 1907 г. К. П. Победоносцев умер от воспаления легких в Санкт-Петербурге и был похоронен, согласно его завещанию, у восточной алтарной стены Введенской церкви в Свято-Владимирской церковно-учительской женской школе.
К. П. Победоносцев. Сочинения. СПб., Наука, 1996.
Письма Победоносцева к Александру III с приложением писем к в. кн. Сергею Александровичу и Николаю II. Т. 1–2. М.: Центрархив, 1925–1926.
А. Б. Зубов. Политико-правовые воззрения К. П. Победоносцева и их интерпретация зарубежными исследователями русской мысли // Русская политическая мысль второй половины XIX века. М.: ИНИОН АН СССР, 1989.
В России в 1900 г. было 380 мужских и 170 женских православных монастырей, в которых жили около 15 тысяч монахов и послушников и 48 тысяч монахинь и послушниц. Три крупнейших монастыря – Троице-Сергиев под Москвой, Александро-Невский в Петербурге и Киево-Печерский именовались лаврами (так некоторые восточные монастыри именовались в древности от греч. laύra – улица, поселок).
Для подготовки духовенства к концу XIX в. действовали четыре духовные академии в Москве, Киеве, Петербурге и Казани, 58 семинарий, 183 уездных духовных училища для юношей и 49 епархиальных училищ для девушек.
Духовенство в России оставалось по сути кастовым. Очень редко выходец из недуховного сословия становился священником, епископом. Большинство учащихся духовных школ были детьми клириков. Они выбирали семинарское образование вовсе не потому, что хотели стать священнослужителями. Просто для них это была единственная возможность получить среднее образование, вне зависимости от желания принимать сан. Священниками становились не по призванию, а по происхождению. И это резко снижало духовный уровень священства и епископата.
Вопрос о подготовке церковных кадров был одним из самых насущных и требовал от властей серьезного внимания к системе духовного образования. Но у государства, стоявшего на принципе церковно-государственного союза, не хватало средств, чтобы обеспечить жизнь будущих пастырей Церкви. Средний («казенный») оклад приходского священника равнялся 300 рублям, диакона – 150 и псаломщика – 100 рублям в год. Источниками материального обеспечения духовенства служили добровольные даяния прихожан, сборы хлеба с деревенских прихожан, церковная земля. Почти 26 тысяч священно– и церковнослужителей окладов не получали. Материальная зависимость от паствы создавала для клириков ложное положение, когда представление о церкви как «лавочке для духовенства» получало развитие в простонародной массе и в среде антицерковно настроенной интеллигенции.
Весьма глубок был в Православной Церкви и разрыв между приходским духовенством и архиереями. Если большинство сельских батюшек перебивались в бедности, с трудом кормя и воспитывая, как правило, большую семью, митрополиты и епископы получали громадное содержание, которое вместе с доходами в пользу архиерея от епархии составляло от 30 до 50 тысяч рублей в год. Доход Киевского митрополита достигал 100 тысяч рублей. Утопали в сытости и довольстве некоторые монастыри. Даже профессура духовных академий, ученые с мировыми именами, такие как Болотов, Глубоковский, Катанский, были сущими бедняками в сравнении с епархиальными архиереями: их годовой оклад составлял – три тысячи рублей, а доцентов академий – 1200 рублей. «Таким образом, наши духовные профессора volens-nolens проходили обет нищеты… Профессора академий были обескровливаемы нищетой, не оставлявшею их, если они не устраивались как-нибудь иначе, до самой смерти; безденежье обрезывало у академий крылья для научного полёта», – констатировал протопресвитер Георгий Шавельский.
К концу XIX в. обозначилась и новая тенденция. Дети священников, получив по необходимости образование в духовных семинариях, дело отцов наследовать часто вовсе не желали. Одни потеряли веру, другие были увлечены широкими возможностями, открывавшимися в предпринимательстве и на государственной службе. Митрополит Евлогий (Георгиевский) много лет спустя вспоминал, что в начале XX в. «духовные семинарии не давали достаточного числа кандидатов-священников. Во многих епархиях отмечался их недостаток, многие семинаристы, особенно в Сибири, не хотели принимать священнического сана. Благовещенская семинария за 10 лет не выпустила ни одного священника; религиозный энтузиазм в семинарии потух, молодежь устремлялась на гражданскую службу, на прииски, в промышленные предприятия». В результате на одного священнослужителя приходилось в начале ХХ в. более двух тысяч православных мирян. Даже принимая во внимание, что далеко не все они регулярно посещали церковь, необходимо признать недостаточную для серьезного пасторского попечения численность клириков в России.
Проблемы Православной Российской Церкви были не только материального характера. Большинство православных крестьян оставались неграмотными, не могли прочитать даже общеупотребительные молитвы, равно как не понимали значения церковных священнодействий. В своём знаменитом «Московском сборнике» Победоносцев признавал, что «русское духовенство мало и редко учит, лишь служит в церкви и исполняет требы. Для людей неграмотных Библия не существует, остается служба церковная и несколько молитв, которые, передаваясь от родителей к детям, служат единственным соединительным звеном между отдельным лицом и Церковью». Победоносцев констатировал далее, что в некоторых местностях народ вообще ничего не понимает в словах церковной службы и даже в «Отче наш» делает такие ошибки или пропуски, что у молитвы исчезает всякий смысл.
Свидетельство очевидца
«Абсолютное большинство русских остаются примитивными людьми, едва перешагнувшими ступень природного инстинкта. Они по-прежнему рабы собственных импульсов. Христианство только частично овладело их душами: оно ни в коем случае не тронуло рассудка и в меньшей степени взывает к их сознанию, чем к их воображению и чувствам. Но также следует признать, что когда гнев мужика спадает, он сразу же вновь обретает христианскую кротость и смирение. Он рыдает над своими жертвами и заказывает панихиды для упокоения их душ…» – Морис Палеолог. Дневник посла. М., 2003. – С. 221.
