Имя Эссен встречается и во время знакомства с семейкой Ульяновых-Бланк. Вспоминая Израиля Мойшевича Бланка, дедушку Ленина по материнской линии, автор книги «Самые секретные родственники» указывает, что тот «после смерти жены хотел жениться на ее родной сестре, вдове чиновника 12-го класса Е.И. Эссен. В связи с тем, что подобные браки были запрещены, не указал ее девичью фамилию. Венчание не состоялось. Однако Е.И. Эссен стала его гражданской женой, воспитывала всех его детей… Незадолго до отставки с помощью гражданской жены Е.И. Эссен приобрел имение — деревню Янасалы (Кокушкино) Казанской губернии размером 503 га…» (Н. Зенькович, с. 221).
Пока шла подготовка ко II съезду партии, Н. Крупской и В. Ульянову в Лондоне удавалось и неплохо отдохнуть; они посещали театры, концерты, ездили на велосипедах за город с товарищами. «И Надежда Константиновна, и Владимир Ильич очень любили музыку», — уверяют нас исследователи жизни революционеров. К примеру, по словам М. Горького, Владимир Ильич любил слушать сонаты Бетховена в исполнении талантливого еврейского музыканта Исая Добровейна. Современные исследователи утверждают, что музыка Бетховена действительно нравилась Ильичу, особенно третья часть «Патетической сонаты», напоминавшая по звучанию гимн еврейской социал-демократической партии Бунд.
А еще Владимир Ильич путешествует; в 1902 г. он читает «рефераты против эсеров» в Париже, в октябре и ноябре— в Лозанне, Женеве, Берне, Цюрихе… Осенью того же года в Лондоне появляются после побега из «страшной» царской тюрьмы 9 «искровцев»: Бауман, Крохмаль, Литвинов, Таршис (Пятницкий) и др.
Среди прибывших Иван Васильевич Бабушкин; «еще больше вырос Иван Васильевич в глазах Плеханова, когда, придя в коммуну, Георгий Валентинович увидел в «вертепе» идеальный порядок» (Л. Кунецкая, К. Маштакова, с. 108). На вопрос, кто причастен к порядку, Бабушкин отметил с обидой: «У вашего инородного элемента всегда грязь, — ему русская прислуга нужна, а сам он за собой прибрать не умеет».
Ни один из советских авторов не упоминает, что там тогда же проживал и Лейба Бронштейн-Троцкий. «Для жительства я был отведен Надеждой Константиновной за несколько кварталов, в дом, где проживали Засулич, Мартов и Блюменфельд, заведовавший типографией «Искры». Там нашлась свободная комната для меня… Была еще общая комната, где пили кофе, курили и вели бесконечные разговоры и где, не без вины Засулич, но и не без содействия Мартова, царил большой беспорядок. Плеханов после первого посещения назвал эту комнату вертепом» (Л. Троцкий. Моя жизнь. С. 147).
По осени редакции «Искры» пришлось вновь сменить место: на сей раз поехали в Женеву. Там Н. Крупская и В. Ульянов прожили в двухэтажном доме, «напоминающем дом русского заштатного города» (по определению М. Эссен) до 17 июня 1904 года. Надежда Константиновна готовила доклад ко II съезду партии, одновременно работала с корреспонденцией и шифровкой писем.
При этом революционеры «шифровали» и самих себя, давая друг другу клички вместо имен. «Люди, вступающие в религиозные общества, принимают новые имена, чтобы показать, что они стали другими и начали новую жизнь. Так поступают и вступающие в оккультные общества. Кроме того, новые имена берут себе ведьмы, идя в услужение к дьяволу» (Р. Кавендиш. Магия Запада. М., 1994, с. 25). И так как многие клички уже приводились, то не станем повторяться. Секретилась и большевистская набирающая силу и вес газетенка «Искра», которую в письмах называли «Фекла»; по-иному именовались и различные организации в системе партии.
16 июля 1902 г. В.И. Ульянов писал: «Старайтесь убедить Ваню, что от местной работы мы и не думаем отвлекать, что Питер — такая «местность», которая имеет и непосредственно общерусское значение, что слияние Вани с Соней громадно усилит местную работу и в то же время сразу выведет всю партию из состояния полупризрачного на степень не только реальности, но и первостепенной силы». При этом важно знать, что Ваня — Петербургский комитет, а Соня — Русская (на самом деле — антирусская) организация «Искры»… И как только Ваня с Соней образуют роковой союз, большевикам останется только взорвать «местность», которая имела непосредственно общерусское значение, — петровскую колыбель великой Руси.
В одном из писем петербургскому агенту «Искры» В.И. Ульянов писал: «Образовать русский О. К. (т. е. Организационный Комитет. — Авт.) непременно должны Вы и взять его в свои руки: Вы от Вани, Клер от Сони, да плюс еще один из наших с юга — вот идеал». Итак, «Ваню» и «Соню» вы знаете, а кокетливое Клер — Кржижановский, возглавлявший самарскую группу искровцев, «который до этого побывал за границей у В.И. Ленина и получил от него необходимые указания» (по замечанию И. Хохолкова, автора статьи из сборника «Ленинская «Искра», с. 180).
На взгляд большевиков, в Российской Империи было недостаточно проворных агентов для распространения той же «Искры» и прочей лживой и подметной литературы. Из-за границы — по указанию, в том числе Ленина и Крупской — отправлялись все новые и новые кандидаты на расшатывание устоев общества.
«В 1901 г. В.И. Ленин направил в Москву прекрасного организатора, стойкого профессионала-революционера Н.Э. Баумана», который распространял литературу, организовывал кружки, вел подрывную деятельность на заводах и фабриках… Вначале 1902 г. был арестован; отчего «довелось летом из-за границы отправлять новую группу искровцев» (Сб. «Ленинская «Искра», с. 185–186).
«В июле 1901 г. Ногин возвратился в Россию как нелегальный агент «Искры». Он создает опорные пункты газеты в Костроме, Ярославле, Владимире, Поволжье, Одессе и Петербурге» (Алексей Абрамов. У Кремлевской стены. М., 1978, с. 147). Деятельность агента «Искры» Виктора Павловича Ногина (1878–1924), происходившего из русско-еврейской семьи, будет вознаграждена, он станет народным комиссаром по делам торговли и промышленности в первом советском правительстве. Будет захоронен в «Революционном некрополе» на Красной площади, которую стоило бы переименовать в красный погост, — у стен Кремля; как и кокетка Клер (Кржижановский). «Н.К. Крупская писала о Ногине: «Без таких людей не могла б существовать и развиваться наша партия. О них немного говорили, но подразумевалось само собой, что они телом и душой преданы партии, составляют ее органическую, неотъемлемую часть, для нее живут, ею дышат, ко всякому вопросу относятся с величайшей добросовестностью, никогда не покривят душой, и, не покладая рук, будут грести и грести, налегая грудью на весла, пока хватит сил. Ткань нашей партии соткана из такого добротного материала» (там же, с. 148). Человек, никогда не крививший душой, жил под множеством партийных кличек: Макар, Новоселов, Назаров, Литвинов, Самоваров, Соколов, Яблочков, Федотов, дворянин Атесов и, по словам автора А. Абрамова, «сидел в 50 тюрьмах царской России» (хотя такого количества тюрем во всей Империи не было!). Впрочем, цену партийной честности и душевности мы все уже слишком хорошо знаем.
Пока одни, пройдя за границей краткий курс молодого революционного бойца, направлялись на подрывную деятельность в Российскую Империю, для тех, кто жил в Женеве, настало время приехать в Брюссель, где должен был пройти II съезд партии.
Как известно, II съезд партии намечался на июль 1903 г.; но пока суд да дело, так называемые «передовые люди планеты» все делили власть и влияние друг на друга, своих сотоварищей и на представителей разных партий и группировок. Перетягивание каната бионегативными людьми с комплексом власти будет проходить еще многие годы…
В 1902 г. один из «передовых» — Дейч — задумал провести съезд в Швейцарии, и его поддержали в этом начинании Плеханов и Аксельрод. «Насчет «съезда» в Швейцарии вообще какая-то проклятая путаница выходит, — писал Ильич Крупской из Парижа в июле того года. — Кто это прежде всего придумал съезд? Не мы. Это сочинил, вероятно, Б. Н., которого надо посерьезнее пробрать…; если еще не сделала этого, то, пожалуйста, пробери хорошенько. Я бы думал сам, но тебе, кажется, лучше, а то уж я очень сердит… он неясно себе представляет, из кого, для чего и как будет этот «съезд»…» Разве мог Владимир Ильич представить себе, что еще кто-то претендует на первенство, и что кому-то дадут шанс попробовать выбиться в лидеры? И тут же, возмущаясь, он дает поручение Надежде Константиновне пробрать хорошенько, написав очередную статью от его имени, а то он… сердит; Ильич знает, что Наденька прекрасно справится, на то она и лидер в их революционной ячейке двух совершенно непохожих личностей.
Упорствовали в своем перетягивании каната лидерства и бундовцы; в июне 1903 г. на своем V съезде Бунд принял специальный устав, определяющий взаимоотношения с РСДРП. «В уставе говорилось, что Бунд есть организация еврейского пролетариата, не ограниченная в своей деятельности какими-либо районными рамками; что Бунд входит в РСДРП как единственный представитель еврейского пролетариата; что РСДРП должна быть построена на принципе федерации двух частей — Бунда и всех остальных нееврейских организаций…» (Сб. «Ленинская «Искра», с. 305). На что В. Ульянов разразился бранью, будто бундовцы «превращают в ничто великий завет (выделено мной. — Авт.) сближения и единения всех пролетариев всех наций, всех рас, всех языков». «Вопрос о месте Бунда в партии, поставленный вторым пунктом повестки дня, занял пять заседаний съезда» (там же, с. 306); всего заседаний было 37.
