Однажды утром Ренно один ушел в поле пострелять из лука. День был холодный, и Дебора развела огонь. Потом распустила волосы и надела ожерелье из оленьих рогов, подарок Ренно. Девушка так волновалась, что не могла усидеть на месте, подмела дом, потом долго расчесывала волосы щеткой, которую ей дали Гонка и Ина.
Ренно вернулся через несколько часов и бросился к очагу.
- Таково желание Гонки и Ины, чтобы мы пришли к ним сегодня на трапезу.
- Мы пойдем, - ответила Дебора, - Ина уже сказала мне.
Теперь! Она не может больше ждать!
Дебора взяла себя в руки, подошла к Ренно и остановилась прямо перед ним.
Молодой человек с недоумением смотрел на нее.
Дебора медленно поднесла руки к лицу и коснулась щек.
Ренно начинал понимать.
Оставалось самое трудное. Дебора глубоко вздохнула, сняла рубаху и юбку и замерла, совершенно обнаженная.
Долгие несколько секунд Ренно стоял неподвижно, словно вырезанный из дерева, глядя на необыкновенную женщину, живое воплощение маниту, которая спасла ему жизнь и ухаживала за ним, пока он не поправился. И вот теперь она предлагала ему себя. Ренно был ошеломлен. И наконец разум уступил место зову. плоти.
Он бросился в дальний угол комнаты, вытащил несколько бизоньих шкур и расстелил их на полу у очага. Потом торопливо скинул рубаху и набедренную повязку.
Дебора сделала все, что от нее требовалось. Остальное было заботой Ренно, и он не разочаровал любимую. Неуклюже, но с удивительной нежностью он привлек девушку к себе.
Дебора охотно, хотя и с опаской, прижалась к Ренно. Но вот он обнял ее, и все страхи исчезли. Они поцеловались, тела еще плотнее прижались друг к другу, и опустились на бизоньи шкуры у пылавшего огня.
Ренно помнил только, что в особом доме все было совсем не так. Там он просто удовлетворял физическую потребность, а с Де-бо-ра проснулись чувства, и казалось, что он весь охвачен пламенем.
Дебора откинула все запреты, внушавшиеся ей с раннего детства. Сейчас она знала только одно - что жаждет белого индейца так же, как он сам жаждет ее.
Их тела соединились, а души слились в единое целое. Дебора кричала, Ренно глухо стонал, но оба не слышали ни звука.
Потом они растянулись на бизоньих шкурах, и повторили уже спокойнее, потом в третий раз, еще более неистово.
Пришло время отправляться в дом Гонки и Ины. Ренно и Дебора вымылись теплой водой, по обычаю бледнолицых, оделись и вышли в город. Они медленно шли по улицам. Теперь пришла очередь Деборы выполнять чужие обычаи, и она скромно следовала в нескольких шагах позади Ренно.
Они уселись у очага. Плечи их соприкоснулись, руки переплелись, и, не понимая, что делают, они склонились друг к другу.
Са-ни-ва делала вид, что ничего не происходит, и только позже встретилась глазами с Деборой.
Взгляд старой индианки был очень красноречив. Дебора стала женщиной белого индейца.
Глава 11.
- Король Вильям английский - первый враг Франции! - заявил полковник Алан де Грамон, стоя перед растопленным камином в комнате Цитадели, предназначенной для старших офицеров. - Его восшествие на трон приведет к войне между нашими странами, Об этом знают и в Париже, и здесь, у нас. Мы должны быть готовы к войне с Бостоном и Нью-Йорком, иначе над нашими землями взовьется флаг Объединенного королевства. Таковы наши ставки, генерал. Сейчас решается, кому будет принадлежать этот континент.
Анри, герцог Вандомский, незаконнорожденный кузен Людовика Четырнадцатого, имел за плечами немалый военный опыт. Но резкий язык сделал старика настолько непопулярным при королевском дворе, что он был назначен командующим королевскими силами в Новом Свете. Для активных действий он был слишком стар, ненавидел холодную зиму и жаркое лето Канады, но переносил почетную ссылку с обычной стойкостью. Обуреваемый бесчисленными физическими недугами, он все же оставался в здравом уме, обеспечившем ему почетное место в военной истории страны. Задумчиво покуривая глиняную трубку, он опустил подагрическую ногу на скамеечку.
Все эти молодые искатели приключений походили друг на друга, как две капли воды, но Грамон выделялся из общего ряда. Даже генерал вынужден был это признать. Когда б не ненависть к Англии и индейцам, живущим южнее французских территорий, он был бы первоклассным стратегом. К несчастью, он был слишком груб и упрям, чтобы служить во Франции, так что всю оставшуюся карьеру ему предстояло сделать в Новом Свете.
- Людовик лично обещал мне выслать весной два полка пехоты и как минимум один батальон кавалерии. Это самое большое, что можно требовать от Парижа. Да, мы ведем войну, но основная борьба сейчас разворачивается в Европе, и нельзя требовать, чтобы высшее командование ослабляло внутренние силы.
Алан де Грамон махнул рукой.
- Мы не можем штурмовать Бостон с двумя полками новобранцев и несколькими всадниками! И вам это известно так же хорошо, как и мне.
На суровом лице герцога Вандомского мелькнула легкая улыбка.
- Терпение, дорогой полковник. Когда офицер обнаружит, что дверь, ведущая к цели, заперта, он должен найти другую.
Молодой человек замолчал. В конце концов, оба они хотят одного и того же -решения вопросов значительно более важных, чем представлял себе легкомысленный губернатор Шамбертен.
- У английских колонистов возникают точно такие же трудности. И Лондон, и Париж, считают, что судьбы мира решаются в Европе. Никто из них не понимает, что природные ресурсы и размеры этого континента делают Северную Америку землей будущего - и тот, кому он будет принадлежать, получит истинное господство над миром. Лондон не может оказать англичанам большую помощь, чем мы получаем из Франции, но у них есть одно преимущество - численность. А это преимущество мы могли бы использовать с выгодой для себя.
Алан де Грамон было подумал, вдруг правы те, кто утверждает, что герцог впадает в детство.
Но генерал тут же доказал, что все еще находится в здравом уме.
- Начинать сейчас кампанию против Бостона или Нью-Йорка было бы для нас самоубийством. Следовательно, мы не должны идти на врага. Напротив, мы должны вызвать англичан сюда. Их много, и они вполне могут решиться на такой шаг.
- Что же мы выигрываем, генерал? - от презрительного тона не осталось и следа.
- Им недостает нашей дисциплины, а их ополченцы не привыкли к жизни в лесу. Зимой они просто замерзнут, а летом растают.
Под конец Алан де Грамон начал понимать замысел командира.
- И те, кто останется в живых, вздумают штурмовать неприступную Цитадель!
- А когда они будут отступать, им придется это сделать, - говорил Вандом, поглядывая на пылающие в камине бревна, - уверен, вы и ваши индейцы сумеете доставить им массу неприятностей.
Глаза Грамона блеснули.
- Мои гуроны не нуждаются в наставлениях, и оттава не замедлят последовать их примеру. Мы убьем по меньшей мере вдвое больше людей, чем погибнет при штурме Цитадели!
- Таким образом, все наши проблемы будут решены. Англичане будут не в силах защищать Бостон или Нью-Йорк, и когда мы добьемся своего, уверен, даже эти сонные тетери в Париже поймут, какие возможности открываются перед нами на этой земле.
- Блестящий план, генерал. Поздравляю вас, и не буду терять времени. Первым делом нужно вынудить англичан выступить в поход.
- Очень хорошо, полковник, но будьте осторожны.
- Осторожен?
- Иногда ненависть к врагам мешает вам правильно оценить положение дел. Постарайтесь не задевать ирокезов. Они получают оружие из Бостона и форта Олбани, что делает их вдвойне опасными. Если они вышлют крупные силы в помощь английским колонистам в походе на Квебек, благополучный исход всей операции окажется под угрозой срыва.
Алан де Грамон пришел в ярость.
- Никакие ирокезы, даже сенека, не справятся с моими гуронами!
Старик покачал головой.
- Не буду спорить, но не хотелось бы проверять ваше утверждение в деле, полковник. Если сотни сенека и могавков выйдут на тропу войны вместе с англичанами, все пропало. Я запрещаю вам трогать ирокезов.
После безвременной кончины Агнес Хиббард, когда требовалось приготовить пищу для важных гостей, Милдред Вильсон стряпала сама, проводя по нескольку часов у плиты, прежде чем переодеться к обеду. В этот вечер она задержалась, повстречав в коридоре сына.
Глаза Джеффри блестели, он еле стоял на ногах, и Милдред с первого взгляда поняла, что он побывал в таверне Хаггерти в форте Спрингфилд. Владелец заведения неохотно принимал его, но из-за высокого положение отца Хаггерти не мог отказать сыну.
- Ты опять где-то шатался целый день, Джеффри. Отец хотел, чтобы ты помог ему собрать тыквы и позднюю кукурузу.
- У него и так хватает рабочих рук, - ответил сын, пытаясь проскользнуть мимо.
Мать продолжала загораживать ему дорогу,
- Я хотела просить отца, чтобы он поговорил с тобой, но сейчас он занят более важными делами, и я не стала отвлекать его.
