Кстати, великий полярный путешественник и исследователь Ф. Нансен отправился в 1893 году в Арктику на судне «Фрам», схожим своей конструкцией с русскими кочами XVII века. На долгое время «Фрам» попадал в ледовый плен, перемещался вместе с дрейфующими льдами, но успешно выдержал все испытания. Норвежские судостроители с успехом использовали опыт русских корабелов прошлого.
Вдоль наружной стороны днища судна шел киль-колода. Как правило, коч располагал одной мачтой. За не имением корабельной парусины (грубого холста) паруса часто делались из оленьих шкур. Под палубой находились одна-две каюты и вместительный трюм. Каюты занимал хозяин корабля, он же обычно и глава экспедиции, а остальная команда размещалась в общем трюме, который также заполнялся припасами и товарами. Грузовая часть трюма могла отделяться от жилого помещения перегородкой.
На корме коча крепилось рулевое управление. По бортам палубы, ближе к корме ставились на крепление весельные лодки-карбасы, обычно две. Они использовались для связи с берегом, промысла на морского зверя. На палубе же можно было увидеть специальное приспособление для стаскивания судна с мели, так называемую кочку, род ворота. Поскольку мореплаватели отправлялись в путь, не располагая сведениями о фарватерах и стараясь держаться прибрежной полосы, изобиловавшей мелями, приспособление это было далеко не лишним. Злополучные мели подстерегали кочи часто. Стаскивание корабля с мели происходило следующим образом. Мореплаватели завозили на карбасе якорь с якорным канатом с шеймой, опускали его на дно, а другой конец шеймы крепили на кочке. С помощью ворота команда выбирала шейму, и это заставляло корабль подтягиваться к якорю и сходить с мели.
На палубе корабля также устанавливались водоотливные устройства, представлявшие собой гидравлические насосы, приводимые в движение ветряками. Уже это говорит о том, что тогдашние судостроители применяли довольно сложные для своего времени технические средства.
Для постройки судна употреблялись сосна или лиственница Для крепления отдельных деревянных частей использовались железные и деревянные гвозди, металлические скобы. Мачты крепились с помощью «ног», соответствующих современным вантам. «Ноги» размещались попарно — две шли от верхушки мачты к кормовой части, две — к носовой, четыре крепились к бортам и две — к палубе. Благодаря этим креплениям мачта обладала устойчивостью.
Осадка крупного коча не превышала двух метров, а высота надводного борта составляла около полутора метров. Его грузоподъемность достигала 35–40 тонн. Команда коча насчитывала от 6 до 12 человек. Во главе ее стоял кормщик или вож. Он распределял обязанности между членами судовой команды, был ее наставником, отвечал за сохранность судна. При полной загрузке коч обычно вмещал 20–30 человек, а в исключительных случаях до 50 человек.
По мере необходимости коч мог использоваться и как боевой корабль. В этом случае на нем устанавливалась пушка.
Оснащение и управление коча отличалось продуманностью и достаточно высоким для своего времени уровнем. О высокой культуре русского мореходства XVII века свидетельствовало и широкое использование мореходами навигационных приборов. В этом можно убедиться, познакомившись с коллекцией таких приборов и экспозиции ленинградского Музея Арктики и Антарктики, найденных на берегу залива Симса и на острове Фаддея у северного берега Таймыра. Здесь были обнаружены следы какой-то неизвестной экспедиции XVII века, плывшей, по-видимому, из Мангазеи или енисейского устья на восток.
На каждом коче имелось по крайней мере несколько компасов. Ручной компас заключался в костяную оправу и поэтому назывался «маткой в кости» Главную его часть составлял медный круг со шпеньком для магнитной стрелки в его центре. На поверхность круга накладывалась бумажная картушка с латинскими цифрами, обозначавшими страны света. Диаметр такого компаса составлял 4 сантиметра, а высота 1,9 сантиметра Небольшие, портативные размеры такого прибора могли говорить о большой его распространенности.
В «росписи» приказчиков купца Гусельникова, участников похода 1648 года, есть упоминание о том что отправляясь в плавание, они взяли с собой «13 маток в кости», то есть ручных компасов в костяной оправе «Наличие компасов позволяет нам утверждать, что Дежнев и дежневцы вели свои корабли, руководствуясь совершенными для своего времени навигационными приборами, — пишет М.И. Белов. — Компасы значительно способствовали успеху похода по «Великому морю-окияну» в неизвестные воды…»
Кроме ручного, применялись и корабельные, так называемые «вставные» компасы, устанавливавшиеся на коче с помощью специального крепления. Оно напоминало современный карданный подвес. С помощью компаса экипаж корабля мог ориентироваться в плавании по странам света и идти по заданному направлению. Голландский географ и картограф Н. Витсен упоминает о том, что ленские казаки при плавании на Колыму всегда употребляли компас, как и глубинный лот.
Мореходы пользовались также солнечными часами. Часы могли представлять самостоятельный небольшой прибор в деревянном футляре, а также составлять вместе с компасом единое целое. В этом случае на внешней поверхности медного круга с циферблатом был укреплен вращающийся по оси равнобедренный треугольник. Он отбрасывал тень на циферблат. Таким образом при соответствующей ориентировке по компасу можно было определить время по длине тени, отбрасываемой по треугольнику. Так применялся давно известный людям принцип определения времени.
Можно найти объяснение того, что при изготовлении компасов использовались латинские буквы, а на часовом циферблате наносились арабские цифры. Впервые в России компасами стали пользоваться мореходы-поморы, имевшие широкие контакты со Скандинавскими и другими западноевропейскими странами и сами ходившие в заморские страны. Поэтому поморам был знаком латинский алфавит, как и арабские цифры. Поморские мастера изготовляли навигационные приборы, и их изделия попадали в далекую Сибирь.
Русские мореходы XVII века знали также применение лота, простейшего прибора для измерения глубины. Он представлял собой остроконечную металлическую гирьку, крепившуюся на конце длинного шнура, наматывавшегося на валик.
Успешное плавание кочей по северным морям во многом зависело от ледовых условий. Многолетние исследования советских ученых-полярников помогли установить, что эти условия подвергались значительным колебаниям. В отдельные годы и даже целые длительные периоды ледовая обстановка оказывалась более благоприятной для плавания, а в другие годы или периоды моря становились практически непроходимыми для кочей. Иногда эти колебания происходили лишь в пределах отдельных участков прибрежной Арктики, а иногда и на всем его протяжении.
Так, летний период 1648 года оказался относительно благоприятным для плавания, чем и воспользовались Алексеев и Дежнев. Попытки мореходов повторить их плавание в другие годы заканчивались неудачей из-за сложных ледовых условий. Ухудшение этих условий оборачивалось бедствием для мореплавателей, выходивших в море. Немало поморских кочей, устремлявшихся на промыслы к Новой Земле и Шпицбергену, гибло в западной Арктике. Нередко терпели крушения и кочи восточносибирских мореходов. Поэтому перед выходом в плавание русские мореходы старались разузнать ледовые условия, приспособить свои суда к плаваниям среди льдов накапливать навыки полярного судовождения.
12. ВЕЛИКИЙ ВОСТОЧНЫЙ ПОХОД
Остались позади строения Нижнеколымского зимовья и небольшая толпа на берегу, провожавшая корабли. Миновали гористый кряж, протянувшийся по правому берегу Колымы, и пустынные острова дельты, покрытые чахлой тундровой растительностью и оглашавшиеся криками полярных птиц.
Из устья в море выходили вереницей. Впереди шел коч Алексеева, за ним коч Дежнева, потом остальные. Справа по борту вынырнула из воды круглоголовая нерпа, одна, другая, с любопытством разглядывая проходившие мимо корабли. Море было спокойно и, казалось, не предвещало никаких бед. Лишь с севера, из центральной Арктики, куда ушли льды, доносилось холодное дыхание вечной зимы.
Семь кочей покинули колымское устье и взяли курс на восток. Впереди были встречи с неизведанными землями, неизвестными доселе или известными только понаслышке племенами и народами. Мореходы старались не удаляться от берега, ориентируясь по головному кочу, который вел опытный кормщик. Справа угрюмо чернела низменная береговая полоса, за которой далеко на горизонте маячили горы, окутанные туманом. Прошли низменный остров Айон, за которым широкий пролив вел в глубоко вдававшуюся в глубь материка Чаунскую бухту. За проливом мыс Шелагский острием выступал в море, а за ним опять шла слабоизрезанная, плавная береговая линия.
