Связь со ставкой фюрера, при помощи которой получались ценные сведения, осуществлялась через штаб румынского генерала Гарбия[211], в котором умело и активно работал майор германского генштаба Хинкельдай[212], имевший непосредственную связь с начальником германского Генштаба (Цейцлер).
Я очень сожалел об упразднении должности германского военного атташе в Румынии, должности генерал-майора Шпальке, моего бывшего коллеги по работе в 3-м отделе Генерального штаба сухопутных войск, которое произошло в связи с введением должности Ганзена, так как Шпальке был опытным специалистом, умным, рассудительным и лучшим знатоком обстановки в Румынии. Я поддерживал с ним тесную связь, неоднократно встречался с ним в Бухаресте и в штабе войсковой группы.
Антонеску очень уважал Ганзена и, поэтому, очевидно, по желанию его, Ганзен был послан в Бухарест во второй раз, после того, как на этой должности работал Хауфе.
Это второе назначение было тем более необычным, что Ганзен в это время являлся уже командующим 17-й армии под Ленинградом. Он сохранил это звание, тем самым внешнее положение его штаба в Румынии повысилось.
Совместная работа Ганзена с румынским Генеральным штабом, казалась мне с формальной стороны, хорошей и я припоминаю, что Ганзен сам мне говорил об этом.
Мне кажется, что Ганзен не замечал действительного взаимодействия сил в Румынии, которое к 1944 году развивалось со все возрастающим отрицательным отношением к немцам со стороны румынского Генерального штаба. Сегодня же становится ясным, что в обстановке, создавшейся в Бухаресте, он заблуждался.
Здесь мы имеем дело с таким же заблуждением, какое получилось у генерала Эрфурта в Хельсинки и генерала фон Риттельна[213] в Риме. Фактом является то, что отдел «1-ц»[214] моей войсковой группы, знал обстановку в Румынии намного лучше Ганзена, может быть, только он представлял ее себе более четко.
Правильность его суждений доказывали увеличивающиеся антигерманские выступления, наблюдавшиеся на фронтах и все более открытые выступления против немцев в румынском Генеральном штабе, начальник которого генерал Штефлея занимал по отношению к нам прямо-таки враждебную позицию.
Лично у меня было очень удрученное впечатление от посещения мною румынского короля[215] в Синайе. Сопровождающий меня начальник штаба моей войсковой группы Венк и я были убеждены в недостаточной верности нам этого румынского союзника, а также в мелкой величине его личности.
Его не интересовало, каково положение на фронте, имя Антонеску тогда совсем не упоминалось. Он интересовался только самолетами и приобретением запасных частей для своей собственной машины. Церемонно он показал мне собаку — подарок Гиммлера.
Подобное явление я наблюдал также при штабе 2-й румынской армии, командующий которой генерал Раковица неоднократно уклонялся от выполнения приказов, данных ему вышестоящим командованием — генералом Веллером (армейская группа) и мне приходилось вмешиваться в дела самому лично. Также его начальник штаба генерал-майор Антонеску мне казался неблагонадежным человеком. Его я знал еще по Берлину, где он ранее был румынским военным атташе.
Об обстановке в Румынии, и пошатнувшихся позициях маршала Антонеску в румынской армии и в стране, я сообщал в ставку фюрера письменно и устно, примерно 23.7.1944 года, при моем посещении ставки, когда я был переведен в Северную группу войск. Но тогда не поверили в величину надвигающейся опасности.
Сведения отдела «1-ц» группы «Юг» получал от германской контрразведки и от отделов «1-ц» подчиненных армий. В то время моим начальником отдела «1-ц» был полковник генштаба Бунтрок, очень умный человек.
Не думаю, что Ганзен имел особый орган «Абвера». По службе он на это не был уполномочен, по личной инициативе он не был способным идти на риск, предпринимая подобное мероприятие. Если бы он вздумал заниматься чем-либо подобным, то его люди ответили бы ему полным отказом.
Наконец, ему было бы очень трудно незаметно от германской тайной полиции и «Абвера» организовать какую-либо особую контрразведывательную работу. Подобное мероприятие требовало живого образа мыслей и дерзновенной отваги, чего не было у германского генерала в Румынии Ганзена.
Подробности этой общей контрразведывательной работы меня вообще никогда не интересовали, у меня были другие дела. В конце концов, я был просто удивлен, как мало представления имел о действительном положении в Румынии сам Антонеску, хотя вполне вероятно, что на эту тему он имел беседы со специальным разведывательным органом. Я считаю Ганзена убежденным национал-социалистом, во всяком случае, абсолютно лояльно настроенным по отношению к фюреру (Гитлеру).
Во время итальянских маневров в 1937 году он не производил на меня такого впечатления, к такому заключению я пришел на основании случайных его неблагожелательных замечаний в отношении фашизма и национал-социализма. Но, в конце концов, ведь никто из нас не родился национал-социалистом. Ганзен не был восторженным национал-социалистом, т.к. партийно-политический порыв и размах были чужды малорассудительному и сухому характеру Ганзена.
Я имел причины предполагать, что Ганзен был верен фюреру, и ни в коем случае не относился к лицам, которые старались использовать национал-социалистический режим в своих личных интересах, как это имело место среди части генералитета из Генерального штаба, которые использовали только имеющиеся некоторые преимущества данной системы, в остальном же отказывались от добросовестного сотрудничества с национал-социализмом.
При моей встрече на аэродроме 1 марта 1944 года в Бухаресте с группой генералов, ко мне обратились они с подчеркнуто германским приветом. Это было для меня непонятным явлением, учитывая состав генералов, присутствовавших при встрече. Ганзен, как старший по чину, обратился тогда с речью явно нацистского содержания. Принимая во внимание также и другие случаи, я могу сказать, что политические позиции Ганзена были весьма положительны к национал-социализму и высказывания его велись всегда в таком же духе.
Я думаю, не ошибусь, если скажу, что национал-социалисты всегда могли рассчитывать на его особое содействие. Ясно вспоминаю следующий случай: в связи с покушением на Гитлера (20.7.1944 г.), я послал на имя Гитлера телеграмму, в которой выражалось удовлетворение сотрудников группы «Юг» по поводу неудавшейся, бессмысленной попытки убийства фюрера. Но к моему удивлению я узнал, что Ганзен опередил меня в этом, он раньше меня послал телеграмму подобного содержания, тогда как он не мог этого делать через мою голову.
Из разговоров Ганзена о Гитлере и его сообщений в штаб-квартиру Гитлера, можно было видеть абсолютную преданность Ганзена главе государства. Таково было мое общее впечатление. Ясно, что сегодня я не могу вспомнить все в подробностях.
Из помощника Ганзена мне известны: подполковник генштаба фон Шевен, его преемник Дитль и майор или подполковник генерального штаба Хане.
Шевен — первый офицер штаба Ганзена, еще в ставке мне его рекомендовали как способного офицера, я знал его еще по министерству в Берлине.
Его совместная работа с офицерами из моей войсковой группы не всегда проходила гладко.
Я также слышал, что его позиция по отношению к румынскому Генштабу не всегда была удачной. Подчинение военной миссии штабу войсковой группы «Юг» для него было неприятным. После неоднократных бесед с офицерами моего штаба, я решил поставить вопрос о его смещении.
На должность начальника штаба военной миссии в Румынии ставкой был рекомендован, несомненно, более способный и деловой офицер Дитль, и с его назначением я был вполне согласен. Я знал Дитля еще со времени его службы фенрихом[216] и лейтенантом в Мюнхене, а в дальнейшем о его деятельности я слышал только хорошие отзывы.
Хане я знал по военной школе в Дрездене, где он работал адъютантом. Затем я его встретил, когда он служил в пехотной дивизии при армейской группировке «Никополь» и, наконец, у Ганзена в Бухаресте. Насколько мне помнится, он выполнял задачи квартирмейстера, допускаю, что он мог обрабатывать материалы в отношении поставок вооружения в румынскую армию. Во всяком случае, это входило в задачи майора Ген[ерального] штаба Хинкельдай, которого, как я уже упомянул выше, встретил, когда он сопровождал румынского генерала Гарбия.
Как разрешились эти задачи в подробностях, мне никогда не было ясно, и я не проявлял к этому интереса. Мне известно, что наиболее важные задачи согласовывались генеральным квартирмейстером командования сухопутных войск генералом артиллерии Вагнер, непосредственно с Антонеску. Во время своей деятельности в должности командующего группой «Юг» с этой целью Вагнер дважды был у маршала Антонеску, причем за свои старания получил высокий орден. Эти события произошли примерно за 2—3 недели до покушения на Гитлера.
