Благоразумный Самусь ввел удивительный во всех подчиненных ему деревнях порядок. У него все исполнялось по знакам, которые подавались посредством колокольного звона и других условных примет. Часто с приближением неприятеля в превосходных силах по первому знаку все деревни становились пусты; другой знак вызывал опять поселян из лесов в дома. Различные маяки и звон в колокола разной величины возвещали, когда и в каком количестве, на лошадях или пешими итти на бой. Сими средствами, причиня величайший вред неприятелю, всегда неустрашимый и всегда бескорыстный, Самусь сохранил почти все имущество храбрых своих крестьян, которые любили его, как отца, и боялись, как самого строгого начальника. Генералы Милорадович и Ермолов, проходя с авангардом чрез селения, которых крестьяне подчинили себя храброму Потапову, отдали полную ему справедливость. Тогда же произведен он был в унтер-офицеры, и в то же время о дальнейшем награждении его сделано представление высшему начальству.
Бумаги Щукина, ч. III, стр. 43–44.
106
1812 г. декабря 1.—Из письма Г.Фабера неизвестному из Петербурга о борьбе народа с армией Наполеона.
…Сколько совершилось событий с тех пор, как вы покинули эту столицу! Москва — что за имя в истории! Народ спас империю. То была решительная кампания, и каковы бы ни были войны будущие, независимость России обеспечена навсегда. Вся тайна в том, что народ хочет быть независимым. Он научился сознавать свою силу и пользоваться ею.
Русский народ под оружием, он поднялся как один человек, и для зтого не требовалось ни прокламаций, ни манифестов. Правительство говорило о том, чтобы положить предел вызванному движению; но письменными приказами нельзя сдержать подобных порывов, подобно тому, как нельзя возбудить их такими приказами. Армии пополнялись ратниками и побеждали. В несколько недель образовались новые баталионы вполне обученными; некоторые на моих глазах были устроены в несколько дней-VСовершенно исключительное зрелище представлял этот народ в походе, эти грозные бороды и нечесаные головы, этот народ, прямо подставляющий неприятелю свои открытые груди. Эти воины проходили всюду с песнями; иногда (это я сам видел) за ними шли их жены и, чтобы помочь муясьям, несли от времени до времени их оружие и их вещи. Из каждого города, из каждого местечка выходило по взводу. Они не собирались ни в полки, ни в баталионы, ни в роты: то была дружина, т. е. общество друзей, давших друг другу клятву (таков прекрасный смысл этого чисто русского слова). За ними несли в этой святой войне иконы и местно-чтимые святыни. г На знаменах петербургской дружины был крест, и единственным отличием каждого ее солдата был этот Знак, коим они хотели побеждать. Случалось, что с этими народными полками шли духовные лица. Везде они были первые в огне, и везде они отличались. Их дух везде был достоин удивления; все генералы хвалили их. У меня есть друг, занимающий довольно высокое положение при славном гр. Витгенштейне; он пишет с поля сражения при Полоцке: «Посреди убийств и потоков крови, проливаемых человеком, я узнал ту силу, которая управляет его бессмертною природой; вера — вот что дает нашим ополченцам силу презирать смерть; их неколебимое бесстрашие всецело — духовное». В одном из дел этой самой армии генерал хотел перевести ополченцев на другое место; им показалось, что их заставляют отступать, и они обратились к вождю с наивным возражением, что, давши государю клятву итти вперед, они не могут подвигаться назад. Таково теперь всеобщее настроение. Крестьяне и простолюдины в городах, не участвующие в походах, жалуются, что им не пришлось разделять опасности и славу с лицами, им совершенно равными. Что же наш государь не приказывает нам выступать? Когда же выступим мы? Эти слова слышны повсюду.
Не менее чем та часть восставшего народа, которая примкнула к армиям, в деле общей защиты полезна и другая его часть, остававшаяся в деревнях. Она ведет с французами более истребительную и, может быть, более устрашающую их войну, чем все те, которые стоят в рядах. Всюду, куда направляются французы, из-под земли вырастают вооруженные люди. Не знаю, равняется ли война, которую вели испанцы^ с войною, которую ведут русские. Как только французы приближаются к деревне, из нее уносится вся- находящаяся в ней движимая собственность. Женщин, детей и стариков отсылают подальше, остаются лишь люди способные обороняться. Решено, что неприятель должен вернуться на родину только сквозь развалины и пепел. Дома и все, что нельзя унести, предаются огню. Устроена общая охота в кустарниках, за плетнями, в лесах, в оврагах: за каждым деревом спрятан охотник. Нет пристанища появляющемуся французу, на свой ли страх добывает он пропитание, или отправляется за фуражом вместе с целым отрядом, и лишь немногие возвращаются из этих поисков. Для взятого в плен живым нет пощады: он будет убит; он, быть может, будет сожжен. Ненависть русских жестока. В некоторых деревнях в несколько недель были насыпаны могилы над сотней или двумя сотнями трупов, свидетельствующие о том, что французы здесь были. Их армия встречала везде только пустыню и пепел и оставляла за собой могилы. Она должна была отступать..
Русские помещики, имея под рукой гораздо более данных о душевных и умственных качествах своего народа, решительно не знали его. Они готовились к мятежу своих крестьян. Ослепленные удачами Наполеона, пораженные выгодами, которые представлялись народу, они ждали от него слишком мало; они слишком мало ждали от своего народа, не измерив всей глубины его добродушия. Немногие русские из высших кругов отдают справедливость русскому народу; их обычное воспитание и та жизнь, которую они ведут, лишают их возможности наблюдать его и судить о нем. Ныне они прежде всех других укоряют себя в том, что не знали его, и с чувством пересказывают о прекрасных чертах привязанности, проявленных им.
Дитя природы, этот народ столь же сильно ненавидит-как и любит. Его озлобление против французов не имеет предела, как не знает препятствий и его мужество при выражении этого чувства. Одного крестьянина принуждают служить во французской армии и на левой руке делают ему особый знак порохом. Он не может видеть сей руки, не дрожа от ужаса. Правой рукой он хватается за топор и. одним взмахом отрубает меченую руку. 20 окрестных мужиков, взятых с оружием в руках, приговорены в Москве к расстрелянию. Настал час казни. На большой площади сделаны все приготовления; поставлен взвод солдат. Чтобы привлечь к себе умы, Наполеон приготовил одну из тех театральных сцен, которая: должна прославить его милосердие. Его приверженцы подговаривают осужденных просить пощады: они будут помилованы. Первый осужденный, выслушав этот совет, не колеблется: он подымает взор к небу, кладет крестное знамение и устремляется вперед. Никто не просит предложенной пощады, каждый из. них крестится и умирает. Любовь к отечеству обнаруживается в самых разнообразных чертах, но только к России она геройская.
Р. А., 1902, № I, стр. 31–33, 36–37.
Русская армия от оставления Москвы до сражения при Тарутине
107
1812 г. сентября 4. — Донесение М. И. Кутузова Александру I из с. Жилина о причинах отхода армии за Москву.
После столь кровопролитного, хотя и победоносного с нашей стороны, от 26 августа, сражения должен я был оставить позицию при Бородине по причинам, о которых имел счастие доносить вашему и. в. После сражения того армия была весьма ослаблена; в таком положении приближались мы к Москве, имея ежедневно большие дела с авангардом неприятельским, и на сем недальном расстоянии не представлялось позиции, на которой мог бы я с надежностию принять неприятеля. Войска, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще притти; неприятель же пустил две новые колонны, одну по Боровской, а другую по Звенигородской дорогам, стараясь действовать на тыл мой от Москвы; а потому не мог я никак отважиться на баталию, которой невыгоды имели б последствием не только разрушение армии, но и кровопролитнейшую гибель и превращение в пепел самой Москвы. В таком крайне сомнительном положении, по совету с первенствующими нашими генералами, из которых некоторые были противного мнения, должен был я решиться попустить неприятеля взойти в Москву, из коей все сокровище, Арсенал и все почти имущества как казенные, так и частные вывезены и ни один почти житель в ней не остался. Осмеливаюсь всеподданнейше донести вам, всемилостивейший государь, что вступление не приятеля в Москву не есть еще покорение России. Напротив того, с армиею делаю я движение на Тульской дороге; сие приведет меня в состояние прикрыть пособия, в обильнейших наших губерниях заготовленные; всякое другое направление пресекло бы мне оные, равно и связь с армиями Тормасова и Чичагова. Хотя не отвергаю того, чтобы занятие столицы не было раною чувствительнейшею, но, не колеблясь между сим происшествием и теми событиями, могущими последовать в пользу нашу с сохранением армии, я принимаю теперь во операции со всеми силами линию, посредством которой, начиная с дорог Тульской и Калужской, партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращать всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тыла своего иметь могла, и, обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить свою операционную линию. Ген. Винценгероде предписано от меня держаться самому на Тверской дороге, между тем по Ярославской — казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий. Теперь в недальнем расстоянии от Москвы, собрав мои войска, твердого ногою могу ожидать неприятеля, и пока армия вашего и. в. цела и движима известною храбростию и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря отечества. Впрочем ваше и. в. всемилостивейше соизволит согласиться, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска.
