Перечисление скифских племен у Мелы мало чем отличается от такового у Геродота или Псевдо-Скилака. Отличает его от такого же перечисления Геродота изобилие восточночерноморской топонимики и то, что производилось оно явно в результате консультации с картой-дорожником. Так, исседонов у Танаиса, занимающих территорию вплоть до Меотиды, Мела мог обнаружить, скорее всего, именно на карте, на которой близ русла Танаиса, отождествленного с Яксар-том, были помещены исседоны, оказавшиеся к тому же из-за недостатка места неподалеку и от Меотиды. Аримаспы, упомянутые Мелой наряду с исседонами, также оказываются недалеко от Кавказа, что и не удивительно, принимая во внимание, что на использованной Мелой карте Кавказ соединяется с Рипеями, близ которых локализует аримаспов и древняя легенда.
Танаис Мела заставляет брать начало в Рипейских горах, что соответствует ионийской легендарной традиции в ее чистом виде, характеризуя его как реку с необычайно быстрым течением (1, 115). Это обстоятельство позволяет подозревать, что описание Мелы первоначально относилось не к Дону, а скорее к Фасису, вернее же всего — к Араксу.
Весьма любопытные сведения сообщает Мела о савроматах. Прежде всего он придает им эпитет «гамаксобии» (II, 2), засвидетельствованный также как самостоятельное племенное наименование, но представляющийся, однако, в отрыве от реального племенного имени чисто литературной конструкцией. Впрочем, имя савроматов у Мелы является собирательным и распространяется также на меотов, к которым он прилагает эпитет «женоуправляемые», другими авторами связываемый с именем самих савроматов. Мела ставит их на место савроматов еще и указанием на то, что они-де занимают владения амазонок (I, 116).
Затем к савроматам причисляются также будины, занимающие город Гелоний, по Геродоту — местопребывание одноименного племени, являющегося лишь северным соседом савроматов. За этим сопоставлением Мелы будинов-гелонов с савроматами приходится усматривать параллельную Геродоту древнюю традицию, которая, вероятно, была известна Геродоту. Сопоставление имени савроматов (сармат) и гелонов объясняет тот факт, что в латинской поэзии позднереспубликанского времени имя гелонов употребляется в качестве синонима имени сармат и скифов.
Ионийские данные об обычаях скифских племен Мела пересказывает сходно с Геродотом, если не считать того, что обычай сдирания кожи с убитых врагов и употребления этой кожи в качестве украшений (скальпов) и предметов обихода (утиральников), описанный у Геродота и относящийся к скифам вообще, Мела относит к гелонам, что опять-таки подтверждает высказанные выше соображения об известной синонимичности имени гелонов и скифов (савроматов).
В тексте Мелы, помимо карты-дорожника, служившей ему преимущественно для наглядности и локализации тех или иных имен, заметны следы некоего литературного источника. Из этого источника, которым могли быть «Комментарии» к карте Агриппы — об их существовании упоминает Плиний, — Мела сообщает о сарматах (III, 37) приблизительно те же сведения, которые он до того относил к иксаматам, то есть к тем же савроматам, поскольку он помещает иксаматов среди меотийских племен (I, 114). И в том и в другом месте он повторяет рассказ о сарматских девушках, обязанных до замужества убить хотя бы одного врага.
Плиний, как в этом уже не однажды можно было убедиться, имеет много точек соприкосновения с Мелой. Некоторые наименования, например греческий город Кихн (или Кигн) на кавказском берегу, не засвидетельствованный другими древними авторами, но тем не менее представляющий собой, видимо, достаточно древнее наименование, наподобие Тин-дариде (Диоскуриаде) и Киркею, упомянутым Плинием для той же местности, известен лишь из Плиния и Мелы, а у других авторов, вероятно, фигурирует под другим именем, из чего следует, что Мела и Плиний пользовались, по крайней мере в некоторых случаях, одними и теми же источниками. Это может быть установлено с точностью в отношении Корнелия Непота, на которого оба автора прямо ссылаются, и с достаточными основаниями предположено в отношении Варрона. Кроме того, имеется несколько случаев текстуальных совпадений у Мелы и Плиния, как, например, при передаче легенды о гипербореях, свидетельствующих о том, что Мела служил источником Плиния.
Прямое использование Плинием Мелы не исключало, однако, критического к нему отношения. Так, Плиний оспаривает высказанное Мелой на основании данных, восходящих к Эратосфену, мнение о том, что солнце у Северного полюса восходит один раз в год — в день весеннего равноденствия и заходит в день осеннего равноденствия. По этому мнению, солнце у полюса скрывается лишь на один день, длящийся, правда, полгода. По мнению же Плиния, заимствованному из неизвестного источника, днем восхода солнца является день летнего солнцестояния, а днем захода — день зимнего солнцестояния.
Характерной чертой изложения Плиния следует считать его стремление к энциклопедизму. В своих географических описаниях он старался охватить весь материал — и древний и новый, при этом без особенной заботы о его согласовании. Повествование Плиния вследствие этого содержит повторения и противоречия. Наряду с хорографией, послужившей источником также и для Мелы, наряду с Корнелием Непотом и в особенности Варроном, из которого он заимствовал свои многочисленные цифровые данные, восходящие в конечном счете к Эратосфену, Плиний пользовался широко и картой Агриппы.
Кроме всего этого в распоряжении Плиния были военные дорожники, составлявшиеся римскими штабными офицерами для нужд действующей армии и содержавшие приблизительно те же практические сведения, какие Страбон черпал из записок Теофана Митиленского. У Плиния есть несколько ссылок на подобные источники; в частности, относительно Кавказа он ссылается на спутников консула Корбулона, составленные ими ситуационные карты и на какие-то еще более поздние данные, относящиеся, вероятно, ко времени императора Веспасиана, на основании которых он поправляет Корбулона. Плиний пользовался также историческими трудами своих современников (он ссылается, например, на историю императора Клавдия, из которой заимствовал сообщение о Патрокле), а также устными сообщениями некоторых сведущих людей. Так, например, сообщение о прикаспийском племени талов (сопоставляемых с валами Птолемея) основывает он на рассказе Митридата, бывшего боспорским царем в 41–46 годах н. э., а затем вовлеченного в борьбу со своим братом Котисом и вынужденного бежать к савроматам. Будучи захвачен в плен и доставлен в Рим, Митридат прожил там около двадцати лет и был казнен в 68 году н. э. по распоряжению императора Гальбы. В эти годы с ним и мог встречаться и получать от него сведения о кавказских народах Плиний.
Плиний, судя по его критике Мелы, был далеко не силен в вопросах астрономической географии. Общность Мирового океана и возможность обхода по воде суши со всех сторон он пытается подкрепить фактами, указывая, например, что с северной стороны берега Европы и Азии исследованы на достаточном для подобных утверждений пространстве: римский флот при императоре Августе (5 год до н. э.) прошел на восток до Кимврийского Херсонеса (Ютландии) и установил, что море тянется вплоть до скифов.
Берега же Скифского океана (который Плиний, со слов Гекатея Абдерского, называет Амальхийским и сообщает тут же, будто кимвры называют его, по свидетельству одного из современников Плиния — греческого географа Филимона, Моримаруса, что на их языке должно означать «Мертвое море») были обследованы военными силами македонян при Селевке Никаторе (Плиний имеет в виду, очевидно, плавание Патрокла по Каспийскому морю). В связи с этим Плиний полемизирует с Аристотелем и его последователями, доказывавшими, что избыток влажности в атмосфере в высоких широтах порождает те явления, которые Питей называл смешением всех стихий, делавшие невозможным плавание севернее острова Туле.
Плиний уделяет весьма большое внимание физической географии Вселенной, в частности орографии[54], не упуская случая упомянуть находящиеся в описываемых им странах горы и указать их известные ему наименования. В особенности детально описывает он малоазийский Тавр, тянущийся через всю Азию с запада на восток, отступающий местами к северу и достигающий, таким образом, Рипейских гор. Плиний приводит более двадцати названий отдельных его частей, начиная от берегов Восточного океана и до берегов Киликии. При этом он включает в Тавр и Кавказ, для отдельных частей которого он также знает много различных наименований.
Мы находим у Плиния весьма многое из того, что содержалось в соответствующих сочинениях Аристотеля, Теофраста и их последователей. Немало собрано у него и так называемых «чудесных рассказов», в которых присутствуют черты мифической, а подчас и реальной этнографии различных варварских народов.
