Я был свидетелем этого торжества дружбы народов нашей страны не на расцвеченной флагами и звучащей оркестрами площади, а в обездоленных селах Украины.
В народном музее Подвысокого, в окрестных селах, ну, а теперь и в моем архиве сотни писем о бесстрашии и благородстве колхозников. Цитирую одно из них:
«Дождавшись ночи, я с большим трудом, неоднократно теряя сознание (был тяжело ранен, потерял много крови), дополз до села Копенковатого, где укрылся под кустом лозы, росшим у ручья на краю огорода Цвигуна. Благодаря Борису Цвигуну, его матери Пелагее Никоновне, Дарье Антоновне Гевель и ее дочери Оле, которые, рискуя жизнью, приносили мне продукты и медикаменты, я остался жив.
Пильщиков Федор.
Калининская область
Хочу подчеркнуть — в родительские хаты, домой мало кто вернулся. В селах оказались преимущественно не сыны, а усыновленные.
Северянин Александр Зыков, бывший тогда красноармейцем, сообщает: «После ранения я выздоравливал у Ковалей, Игната и Прасковьи; их дочери и сыновья считали меня за брата, погибшего в самом начале войны». Семья Ковалей выходила парня из Пинеги после первого ранения. Он прорвался через фронт, а по поводу второго и третьего ранений, полученных потом, в Крыму, лечился уже в госпиталях...
Но знаю я и случаи, когда в окружении оказывались здешние жители. Они воевали у родного порога...
Вот что рассказала Мария Левшанова (девичья фамилия Довбенко). Она в сорок первом в Новоархангельске только что окончила восьмой класс, а брат ее Антон служил вблизи границы.
В начале августа, когда округа гремела боями, многие местные жители прятались в овраге. В такое время возникает и гаснет много разнообразных слухов; вот один из них: в соседнем селе видели старшего лейтенанта Антона Довбенко.
Под обстрелом и бомбежкой побежала сестра искать брата, да опоздала — он ушел в бой. Знакомые из ближнего села потом вспоминали, как предлагали Антону переодеться и остаться: ты ведь в трех верстах от своей семьи, а враг одолевает...
Но старший лейтенант сказал, что лучше погибнуть на поле боя, чем стать дезертиром; передал для родных часы, деньги и короткое письмо, в котором просил простить, что не сумел оборонить родной дом, и предупреждал, чтоб не признавались врагу, что сын — коммунист и политрук.
Так и неизвестно, дошел ли Антон до Днепра или погиб вблизи родного порога... Больше не было о нем вестей...
О нем, о защитнике отчего дома, помнят в селах на Ятрани и Синюхе.
Не канул он в безвестность, а шагнул в легенду...
Память боевой дружбы не гаснет!
В газете «Сильски висти», часто углубляющейся в историю 1941 года, 14 мая 1981 года опубликовано следующее письмо:
«...Хочу разыскать Антона Михайловича Сорочана (родился в Каменец-Подольске в 1905 г.). Когда в 1941 году в районе Подвысокое наши воины пробивались из окружения, этот боец перепрятывался у меня, связался с партизанами. В Зеленой браме было закопано оружие, которое доставляли в партизанский отряд под командованием Лисняка. После освобождения села Сорочан вновь встал в ряды Советской Армии, воевал близ Котовска, имел звание капитан.
Силенко А. Я., село Вербово».
Я тоже включился в поиски Антона Сорочана. Пока они безуспешны, но верю — сам капитан или след его еще обнаружится!
Тот дикий лес,
Дремучий и грозящий
Второе утро я был занят разбором писем и документов Подвысоцкого музея. В дверях неслышно появился учитель Дмитрий Иванович Фартушняк. Он забрел с почты и держал в руках пачку писем, среди которых выделялись яркие международные конверты с замысловатыми марками. Получена очередная корреспонденция в адрес Клуба интернациональной дружбы.
Марки — моя давняя и неизбывная страсть, попросил хоть посмотреть, понимая, что в селе и без меня достаточно филателистов.
Болгария, Корея, Франция, Чехословакия, Италия.
— Школа и с Италией в переписке?
В ответ сельский учитель прочитал:
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Я не вспомню, откуда эти строки. За жизнь в голове накопилось столько разных стихов, что, когда не знаешь точно, что цитируют в твоем присутствии, лучше помалкивать, чтобы не оконфузиться.
Вежливый учитель не хотел ставить меня в неловкое положение, размеренно и торжественно прочитал ту же терцину на итальянском языке. Теперь пора и догадаться.
— Данте Алигьери?
Фартушняк улыбнулся: так точно. «Божественная комедия», глава «Ад», вторая терцина. А написано словно про Зеленую браму, не правда ли?
Невольно возник вопрос: были ли здесь в сорок первом итальянцы?
Мы вытащили из папки список частей противника, выписанный школьниками из «Военно-исторического журнала» и скорректированный по всевозможным переводным книгам.
Да, одна итальянская дивизия упоминается.
Участвовала ли она в боях?
Давайте разберемся.
Согласно вышедшей в Риме в 1950 году книге А. Валори «Русская кампания», до 20 августа итальянцы только шагали по размытым дождями дорогам и, выйдя к Днепру, «еще не участвовали в боях, но выглядели потрепанными».
Значит, только маршировали чернорубашечники по нашей земле?
Кажется, это не совсем так.
Уж очень хотелось фашистской Италии получить свой ломоть при разделе поверженной России!
5 июля 1941 года главарь итальянского фашизма Бенито Муссолини заявил на заседании совета министров:
«Я задал себе вопрос, успеют ли наши войска прибыть на поле боя до того, как судьба войны будет решена и Россия будет уничтожена? Обуреваемый сомнениями, я вызвал германского военного атташе генерала Ринтелена. Я получил от него заверения, что итальянские дивизии прибудут вовремя, чтобы принять активное участие в боевых действиях».
Итальянский экспедиционный корпус в России (название официальное) слагался из механизированных дивизий «Пасубио» и «Торино» и дивизии имени принца Амедео «Челере».
Эшелоны во второй половине июля прибыли в район сосредоточения — юго-западнее мест, где разворачивалось единоборство 6-й и 12-й армий с наседающими бронетанковыми дивизиями фон Клейста.
Командование вермахта не торопилось вводить в бой войска своего нетерпеливого и жаждущего удач и наград союзника. Клейст полагал, что и сам справится, не желал ни с кем делить славу и победу.
Но, судя по всему, гарнизонную службу он сразу же доверил итальянцам. Есть свидетельства, что в начале августа итальянские солдаты конвоировали пленных красноармейцев в только что захваченный немцами Первомайск. Воины Зеленой брамы и бедолаги, скрывавшиеся по селам, немало натерпелись от карабинеров, гренадеров, чернорубашечников. Итальянские подразделения расползлись на путях нашего выхода из окружения (как-никак их было более 60 тысяч) и, выслуживаясь перед своим грозным союзником, по существу, превратились в помощников фельджандармерии: задерживали всех подозрительных, а подозрительными им казались все, передавали свои «трофеи» немцам. Хотя и уступали им в жестокости, а все же черное дело делали.
После 13 августа, когда иссякло наше сопротивление, немецкие дивизии двинулись к Днепру, а итальянцы распространились севернее. На них возложена была охрана тыла, угрожавшего немалыми опасностями для оккупантов. Служили итальянцы пока прилежно, ища выход своему воинственному пылу. Но немцы их держали на некотором расстоянии от возможных боевых успехов... Для утешения, что ли, легионы навестил Бенито Муссолини.
Дуче прибыл вместе с фюрером в штаб Рундштедта, дислоцировавшийся в Умани, и на шоссе, ведущем в Таль- ное, близ села Легедзино 18 августа Гитлер и Муссолини приняли парад итальянского корпуса.
После торжественного марша, осененные ладонями, вскинутыми в фашистском приветствии, итальянцы двинулись на восток.
Впрочем, в мемуарах, вышедших за эти десятилетия в Италии, есть и совсем другая трактовка события.
Не парад готовился, а иной спектакль: великий дуче, основатель фашизма Бенито Муссолини едет со своим закадычным другом, перехватившим у него первенство, с самим фюрером Адольфом Гитлером в одном автомобиле, и вдруг — какая неожиданность — они встречают колонну дивизии «Торино» (именно в нее входил батальон чернорубашечников «Тальяменте»), во всем блеске и могуществе направляющейся к Днепру. Уж теперь-то разгром большевиков неминуем и, как никогда, близок!
Надо ли говорить, что «неожиданная» встреча специально готовилась, были предприняты особые меры безопасности.
Сначала встречу подпортил дождь, потом величественному взору дуче и фюрера представилась отнюдь не величественная картина: колонна реквизированных в Италии для войны грузовиков и автобусов шла зигзагами, колеса машин буксовали в грязи, римским легионерам приходилось спешиваться, толкать и вытаскивать колесницы.