Не пересаливать, т. е. не впадать в шовинизм, всегда выделять панов и капиталистов от рабочих и крестьян Польши»25.
Однако во «внутреннем употреблении» большевистская великодержавность все–таки проступала:
«Белогвардейская Польша, как и другие мелкие окраинные государства, не имеет самостоятельной политики и руководится жадностью, которая умеряется лишь трусостью»26, — гласили тезисы ЦК РКП (б) «Польский фронт и наши задачи», опубликованные 23 мая 1920 года.
На дипломатическом уровне Польша настаивала на том, чтобы Антанта оказала давление на Советскую Россию, вынудив ее подписать мирный договор. Кроме того, польский премьер Владислав Грабский добивался скорейшей поставки военной техники. К 30 июня Польша исчерпала все кредиты, предоставленные на военные цели западными странами, главным образом Францией. Попытки воздействия на Антанту стали генеральной линией польской делегации на мирной конференции в бельгийском городке Спа, открывшейся 5 июля 1920 года. Это подстегивало и Германию, и Россию обеим нужны были союзники. Германия формально придерживалась нейтралитета, однако нейтралитета, сочувственного по отношению к России.
Вряд ли возможно установить точную дату и инициатора сотрудничества между РККА и рейхсвером. Во всяком случае, мысль о нем в среде германского генералитета зародилась задолго до подписания Рапалльского договора. Одним из первых ее сформулировал главнокомандующий рейхсвером генерал X. фон Зект, который писал, что, еще будучи начальником штаба армии «Норд» в Прибалтике, пришел к выводу о необходимости для Германии опереться на Советскую Россию в борьбе за ликвидацию невозможных для Германии условий, продиктованных державами Антанты в Версале27. Видный военный теоретик, успешный военачальник, автор ряда монографий по военному делу и российскогерманским отношениям, Зект находил союз двух стран перспективным и полезным. «Мысль о совместной работе с Россией» пришла Зекту весной 1920 года28.
С российской стороны первые попытки навести мосты были предприняты в 1919 году через Карла Радека[ 21 ], вышедшего из Моабитской тюрьмы, куда он был заключен за революционную
деятельность в Германии. В 1920 году Радек, занявший на своей родине, в Польше, заметный политический пост — члена Польревкома, оставался приверженцем экспорта революции и сторонником советско–германского сближения против Антанты.
Жизнь и судьба Радека достойны отдельного упоминания и при рассмотрении темы «экспорта революции». Радек в 1920 году — главный и, пожалуй, самый опытный среди большевиков специалист по «революционной контрабанде ». Во время Первой мировой войны он сблизился с В. И. Лениным, став по его предложению после февральской революции 1917 года членом Заграничного представительства РСДРП в Стокгольме. Радек — одно из главных действующих лиц в криминально знаменитой истории переезда Ленина и его соратников в Россию через Германию в запломбированном вагоне. После захвата большевиками власти прибыл в Петроград, с ноября 1917 года — зав. отделом внешних сношений ВЦИК. С декабря 1917 года — член советской делегации в Брест–Литовске; противник мира с Германией.
В конце 1919 года находился в командировке в Германии — участвовал в германской революции 1918—1919 годов, помогая объединить все фракции, вошедшие в Германскую компартию29, арестован, почти сразу же освобожден и прибыл в Польшу — политическим «впередсмотрящим ». И — контактером с Генштабом Германии.
В одном из своих выступлений в Гамбурге в 1920 году Зект говорил:
«Ни один немец не должен пошевелить и рукой ради спасения от большевизма Польши, этого смертельного врага Германии, творения и союзника Франции, разрушителя немецкой культуры, и если бы черт побрал Польшу, нам бы следовало ему помочь»30.
В меморандуме Зекта, посвященном перспективам отношений с советской Россией, читаем:
«Только в сильном союзе с Великороссией у Германии есть перспектива вновь обрести положение великой державы… Англия и Франция боятся союза обеих континентальных держав и пытаются предотвратить его всеми средствами — т. о., мы должны стремиться к нему всеми силами… Наша политика как по отношению к царской России, так и по отношению к государству во главе с Колчаком и Деникиным была бы неизменной. Теперь придется мириться с Советской Россией, — иного выхода у нас нет»31.
Имя Зекта стало ключевым для всего догитлеровского периода советско–германских отношений. (Активным участником первых контактов по «антиверсальскому сближению» был адъютант и доверенное лицо Зекта — Э. Кестринг, впоследствии германский военный атташе в Москве.) Зект занял прочное место в структуре политических сил Германии как руководитель рейхсвера — опоры власти в Веймарской республике. И не в последнюю очередь — благодаря жесткой «великогерманской» позиции, которую он продемонстрировал, работая в составе немецкой делегации сначала в Версале, затем — в Спа32. 20 июля 1920 года германское правительство объявило о своем полном нейтралитете в польско–советской войне.
Это заявление было обусловлено как успешным наступлением Красной армии, быстро продвигавшейся к Варшаве, так и тем, что на конференции в Спа германскому канцлеру К. Ференбаху не удалось убедить премьеров стран Антанты в целесообразности наличия у Германии вооруженных сил численностью в 200 тыс. человек, а не в 100 тыс., как предписывалось Версальским договором33.
Германский министр иностранных дел В. Зимонс заявил о запрете транзита Францией оружия через Германию в Польшу; в вольном городе Данциге докеры отказывались разгружать суда, груженные французским оружием для Польши; германские добровольцы (по словам Тухачевского, их были «сотни и тысячи») сражались в рядах Красной армии против армии Пилсудского.
В 1920—1926 годах и особенно в 1920—1923 годах, когда Германия, охваченная восстаниями, вызванными разрухой, экономическим кризисом и политической нестабильностью, нуждалась в «твердой руке» для сохранения конститу ционного порядка, главнокомандующий вооруженными силами страны Зект являлся одной из главных политических фигур. Характерно в этом отношении свидетельство главы советской дипломатии Чичерина, считавшего, что по ключевым вопросам решение германского правительства ничего не значит, «если Зект не даст согласия»34. Зект относительно «проблемы России» писал, что в качестве «незыблемой цели» германской политики в будущем он видит «политическое и экономическое объединение с Великороссией», и поэтому Германии, по его мнению, следовало постараться «по крайней мере, не превратить Россию в своего врага»35.
В дальнейшем эта тема «проявлялась» в политике обоих государств, перманентно выходя на первый план в период обострения внешнеполитической ситуации.
Конференция в Спа обязала Польшу немедленно подписать соглашение с Советской Россией о прекращении боевых действий. Границей должна была стать так называемая линия Керзона[ 22 ], предложенная еще 8 декабря 1919 года.
Премьер Грабский подписал в Спа и соглашение, обязавшее Польшу пойти на серьезные территориальные уступки, передав Литве Вильно и прилегающую к нему территорию.
В обмен Польша получила обещание Антанты оказать давление на Советы, чтобы добиться подписания договора о прекращении боевых действий с Польшей на грядущей Лондонской конференции.
11 июля британский министр иностранных дел лорд Керзон направил ноту Совету народных комиссаров, в которой содержалось не только предложение о прекращении военных действий и начале мирных переговоров с Польшей на основе принципов, сформулированных в Спа, но и завуалированная угроза. Керзон предупреждал: действия на этнической польской территории вынудят Антанту оказать Польше помощь для защиты государственного суверенитета36. Англия предлагала посредничество в советско–польских переговорах.
Россия от посредничества Великобритании отказалась, но вынесла предложение провести прямые двухсторонние переговоры в случае, если сама Польша проявит такую инициативу. (В ответе говорилось также, что линия Керзона — результат «соглашательской» позиции западных держав.) Успешные действия Западного фронта на Варшавском направлении вынудили поляков 22 июля обратиться к России с предложением о мирных переговорах.
Прибывшая 1 августа в Барановичи польская делегация имела полномочия лишь на ведение переговоров о перемирии, что стало предлогом для сворачивания диалога.
Председатель Реввоенсовета республики Троцкий обратился к войскам:
«Герои! Вы нанесли атаковавшей нас белой Польше сокрушающий удар. Тем не менее, преступное и легкомысленное польское правительство не хочет мира… Польское правительство уклоняется от мирных переговоров… Его делегаты не являются к сроку, а если являются, то без полномочий. Варшавская радиостанция не принимает наших ответов или польское правительство притворяется, что не видало их, даже тогда, когда есть расписки варшавской радиостанции. Сейчас, как и в первый день войны, мы хотим мира…
