хранить и использовать собственные знаки власти
Однако, насколько бы важным ни представлялось сказанное о положении консехо как самостоятельного элемента системы власти, оно не дает права для уверенной констатации факта о его соответствии модели муниципальных учреждений. Более того, некоторые данные наших источников дают серьезные основания для сомнений. Из них явствует, что режим хранения и использования знаков власти консехо контролировался отнюдь не общиной. Этим правом в своих интересах, в том числе сиюминутных, вызванных, например, острой нехваткой средств, пользовался король.
Один из таких примеров дает куэльярская грамота 1306 г. Среди прочего она содержит ответ короля Фернандо IV на жалобу консехо, причиной которой стало произвольное использование знамени и печати общины частным лицом, взявшим их в аренду, что причинило ей «многие тяготы». Отвечая консехо, король предложил передать указанные символы власти «…тому, кому сходом укажете» [430]. Сомнительно, чтобы это гарантировало от повторения злоупотреблений: ведь подобный порядок существовал и ранее.
Не менее показателен и режим хранения и использования еще одного символа власти общины — «книги фуэро». В Сепульведе эти мероприятия вменялись в обязанность не представителю консехо, а должностному лицу короны — королевскому алькальду. Кроме того, текст свода местного права скреплялся печатью не консехо, а короля, что недвусмысленно указывает на реальный источник властных прерогатив на территории общины. Без этой печати «книга фуэро» считалась недействительной, а судопроизводство по ее тексту невозможным. Сохранилось несколько обращений сепульведской общины к королю с просьбами о скреплении «книги фуэро» его печатью именно по этой причине [431].
Заметим, что среди знаков власти консехо отсутствовал ряд важнейших атрибутов, свойственных самоуправляющимся городам за-пиренейской Европы. Особенно значимым выглядит отсутствие упоминаний о сундуке для хранения местной казны и архива. Очевидно, такового просто не существовало. Эта небольшая деталь заставляет предположить, что в Куэльяре и Сепульведе не было ни муниципальной казны, ни муниципального архива (впервые он упоминается не ранее середины XVI в. [432]). Но тогда сомнительными представляются и факты наличия у консехо как элементов автономии в фискальной сфере, так и коллегиального органа местной власти, нуждавшегося в хранении соответствующих документов. На это же как будто указывает и отсутствие упоминаний о другом важном символе власти — здании для заседаний местных должностных лиц, т. е. ратуше. Во всяком случае, в обоих городах местные судьи-алькальды собирались либо на открытом месте, либо даже в частных домах [433].
Сказанное о знаках власти общины делает общую картину еще более противоречивой. В любом случае нет свидетельств в пользу тезиса о соответствии консехо модели муниципальных учреждений.
2. Основные категории должностных лиц, действовавших на территории консехо: статус, полномочия, характер связей с общиной
Свойственный консехо статус самостоятельного элемента системы власти определял те территориальные и правовые рамки, в которых осуществлял свои полномочия широкий круг должностных лиц. Все они были связаны с общиной уже в силу пребывания на ее территории. Однако это не дает права для их автоматического причисления к числу должностных лиц самого консехо: номенклатура функций и должностей, а также форм их связей с общиной отличалась разнообразием. Следует учесть, что на территории консехо действовали по меньшей мере три основные группы должностных лиц. Первая наиболее часто именуется в источниках «люди дворца» (omnes del Palatio). Вторую составляли апортельядо или оффициалы (aportellados, ofiçiales). Наконец, к третьей группе относились различные категории должностных лиц, представлявших интересы консехо по конкретным делам, — так называемые прокурадоры (procuradores), персонеро (personeros) и «добрые люди» (boni homines, ornes bonos (buenos)). В указанном порядке и будет дана характеристика их статуса и должностных функций.
«Люди дворца»
Как видно из названия, по роду своей деятельности эти должностные лица были тесно связаны с институтами сеньориальной власти — дворцами. Некоторые ограниченные сведения о них дают тексты фуэро Сепульведы — краткого и пространного. «Дворец» предстает в них как чисто сеньориальное учреждение. Соответственно, вполне естественным выглядит тот факт, что статус и должностные обязанности связанных с ним лиц не являлись объектом прямого регулирования со стороны местного права: фуэро касались лишь путей урегулирования конфликтов, возникавших между «людьми дворца» и остальным населением консехо.
Сепульведский «дворец» существовал уже в конце XI в. В его пользу отчислялась часть судебных штрафов (так называемые Девятины — novenas) за некоторые преступления. В период пребывания сеньора в городе местный судья (iudex) должен был разделять с ним трапезу в помещении «дворца», не внося за это плату, в знак признания сеньориальной юрисдикции [434]. В XIII в. право иметь собственные «дворцы» в Сепульведе сохранялось лишь за двумя сеньорами — королем и сеговийским епископом. При этом за королевским «дворцом» было закреплено право на получение отчислений от судебных штрафов, взимавшихся за совершение особо тяжких преступлений — изнасилований, убийств и некоторых других [435]. Правда, аресты по этим делам осуществляли не «люди дворца», а сепульведские судьи (iuezes) [436], которые не входили в эту категорию. Те же судьи брали и судебные залоги при рассмотрении дел, в которых «люди дворца» фигурировали в качестве истцов или ответчиков [437].
Правда, ситуация постепенно менялась, и во второй половине XIII в. как в Сепульведе, так и в Куэльяре, в документах из архивов которого «люди дворца» чаще именуются «людьми королевского дома» (omnes de nuestra casa) [438], дела между ними и местными весино уже относились к компетенции местных судов и рассматривались по нормам местных фуэро. Вероятно, это свидетельствует об ограничении юрисдикции «дворца» к этому периоду и о некотором сближении в правовом отношении «людей дворца» с массой «весино». Однако масштабы этого сближения нельзя преувеличивать: некоторые из должностей, связанных с «дворцом», весино запрещалось занимать и в XIII в.
В Сепульведе к таковым относились должность королевского мэрино, следившего за соблюдением прямых сеньориальных прав короля на территории общины, а также сборщика «воротного сбора» (портазго) — портасгеро (как этот термин, так и название соответствующего платежа этимологически восходят к «puerta» — «ворота») [439]. Мы не знаем, действовали ли подобные нормы в отношении куэльярских мэрино, однако характер их полномочий не свидетельствует о тесноте их связей с общиной. Мэрино всегда выступали лишь в роли прямых представителей короля. Они исполняли обязанности, непосредственно связанные с реализацией режима «coto» на территории общины, следя за взиманием судебных залогов и принимая к рассмотрению некоторые иски. Кроме того, в их ведении находилась защита территориальной юрисдикции королевской власти, в частности контроль над землями консехо, занимавшими пограничное положение, — уже упоминавшимися «exidos» [440].
Суммируя все сказанное о «людях дворца», следует заметить: несмотря на их несомненную связь с общиной, они не могут быть
