"На моей совести лежало навести... Правительство... на важное значение; Приамурского края для России, а чтобы, достигнуть этого, надобно было действовать решительно, то-есть несогласно с инструкциями, которые не соответствовали... ни местным... обстоятельствам, ни положению и состоянию края и его обитателей. Весьма естественно, что на подобные распоряжения я не мог ничего ответить, кроме того, что предписание получил и действую так-то".
(Невельской, Записки, гл. XVIII, стр. 189)
Прошло 70 лет со дня смерти автора этой книги -- адмирала Геннадия Ивановича Невельского -- и почти сто лет с того дня, когда 1(13) августа 1850 года на мысе Куегда в низовьях Амура, на месте, где им был основан Николаевский пост {Впоследствии первый русский город и порт в Приморье -- Николаевск-на-Амуре.}, взвился русский флаг.
В наше время феодально-капиталистическую царскую Россию с ее отсталыми формами управления и хозяйства сменил передовой социалистический строй великого Союза Советских Социалистических Республик. С Великой Октябрьской социалистической революцией пришли историческая перспектива и объективность, которых лишены были современники Г. И. Невельского, появилась возможность правильно оценить деятельность этого замечательного русского человека и патриота.
При жизни Г. И. Невельского его заслуги перед Родиной не получили полного признания. Идеи Г. И. Невельского о доступности низовьев Амура для морских судов и важном их стратегическом и экономическом значении, равно как и всего побережья Татарского пролива для Росси, и мероприятия, проведенные им в Приморье и Приамурье в целях практического осуществления этих идей, сначала не пользовались достаточной поддержкой и сочувствием со стороны правительства. Не встречали они сочувствия и со стороны Российско-Американской компании, которой правительство поручило хозяйственные заботы о находившейся в ведении Невельского Амурской экспедиции.
Поставленную перед собой задачу -- добиться от правительства официального признания за Россией исследованных им Приморья, Нижнего Приамурья и Сахалина -- Невельскому удалось осуществить не сразу, а лишь после невероятных трудностей и препятствий, усугублявшихся чрезвычайно затрудненным сообщением не только с С.-Петербургом и центральными правительственными учреждениями, но даже с генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьёвым, имевшим главную квартиру в Иркутске. Н. Н. Муравьёв, долгое время настаивавший на закреплении за Россией лишь левого берега Амура, в конце концов "пошел но пути, проложенному исследованиями Невельского, и в подписанном им 16(28) мая 1858 года Айгунском Договоре с Китаем получил согласие китайского правительства на закрепление за Россией всего правобережья Амура, между Уссури и побережьем Татарского пролива.
В этой книге, написанной в качестве ответа критикам и недоброжелателям, Г. И. Невельской, тогда уже находившийся не у дел, с предельной ясностью показывает рождение идеи и последовательные меры, которые ему пришлось осуществлять для её претворения в жизнь. Надо удивляться тому, с какими ничтожнейшими средствами и силами был закреплен за нашей Родиной этот огромный край в несколько сот тысяч квадратных километров.
Только воля и страсть исследователя-пионера необжитых пространств, глубокое понимание непоправимости потери края в случае весьма возможного в то время занятия его иностранцами, гражданское мужество и сознание своего долга перед Родиной, которой он хотел сохранить ставшее в наши дни жемчужиной Советского Союза Приамурье, помогли Г. И. Невельскому, счастливо одаренному от природы несокрушимой волей, энергией и талантом предвидения многих важных политических последствий, благополучно довести начатое им дело до конца вопреки воле многих ответственных лиц в правительстве.
Однако его заслуги перед Родиной не получили должной и справедливой оценки в первые годы после его смерти, а вся слава мирного закрепления Приамурья за Россией, начиная от постановки до разрешения всей амурской проблемы в целом, была приписана Н. Н. Муравьёву. Главного же инициатора и исполнителя всего дела Г. И. Невельского, обнаружившего столько энергии и моральной устойчивости, никогда не отступавшего перед лицом огромных трудностей и лишений, старались не вспоминать. Его предали забвению, обошли в награде и по возвращении в С.-Петербург не дали никакого назначения, которое отвечало бы его опыту, знаниям, таланту, наконец, положению (он в то время был молодым контр-адмиралом). Панегиристы Муравьёва, вроде Н. П. Барсукова, И. В. Ефимова, Б. В. Струве и других, умело подобранной документацией создавали впечатление объективности, предоставляя Г. И. Невельскому роль всего лишь умелого исполнителя планов и предначертаний Н. Н. Муравьёва, что, как увидит сам читатель из вполне объективного рассказа Г. И. Невельского, совершенно не отвечает действительности.
Предоставим, однако, слово фактам.
После подписанного в 1689 году в Нерчинске договора о границе с Китаем, она, ввиду незнания обеими сторонами подлежавшей разграничению территории, оказалась в точности установленной только на западе. Здесь граница была проведена по реке Горбице, небольшому притоку реки Шилки, который начинается и впадает в неё к югу от сибирской железнодорожной магистрали и расположенной на ней станции Ксениевской (в 108 км к западу от станции и города Могоча). На остальном пространстве "великие и полномочные послы, не имеюще указу царского величества", отложили "оные земли неограничены до иного благополучного времени". Правда, в договоре имелось указание на то, что "граница должна итти от истоков Горбицы по "каменным горам... до моря протяженным". Но как и до какого моря они протянулись, не было ясно ни китайским послам, ни русскому послу боярину Ф. А. Головину.
К тому времени, когда Невельской в конце 40-х годов прошлого столетия появился в низовьях Амура, вопрос с границами, где и как они должны итти, был столь же неясен, как и при заключении Нерчинского договора.
Русское правительство после 1689 года не раз пыталось начать переговоры с Китаем об установлении точных границ, но в ответ на это китайцы просто или не отвечали или угрожали прекратить и в ряде случаев даже прекращали прибыльную для России кяхтинскую торговлю с Китаем, дававшую ежегодно от 500 тысяч до 1 миллиона рублей дохода. Перед этой угрозой русское правительство всегда уступало, и потому в правительственных кругах с постоянной враждебностью встречали всякое новое предложение о границе с Китаем и Амуре, хотя, по мысли того же правительства, Амур мог дать единственно удобный путь для выхода из внутренних областей Сибири к побережью Тихого океана. Однако тут возникал второй вопрос -- судоходны ли низовья Амура?
В этом вопросе с лёгкой руки посетившей в 1805 году Амурский лиман русской кругосветной экспедиции И. Ф. Крузенштерна, создалось мнение о недоступности устьев Амура из-за мелей и банок, наполнявших Амурский лиман и преграждавших, таким образом, вход в реку для морских судов.
С 20--30-х годов XIX столетия у пустынных русских берегов иэ года в год стали появляться во всё увеличивающемся числе целые эскадры иностранных китобоев, которые нередко нападали на прибрежные поселения, грабили жителей и даже, заходя в Авачинскую губу, разбирали на дрова петропавловские батареи. Перед Россией встала реальная угроза если не полной потери края, то значительного увеличения ущерба, приносимого иностранными моряками населению и государственному имуществу на побережье и в водах Тихого океана.
Отсюда, естественно, снова оживился интерес к амурской проблеме и ее разрешению в желательном для России смысле. Амурским вопросом заинтересовался Николай I. В 1846 году по его распоряжению Российско-Американской компанией в Амурский лиман был послан бриг "Константин". Командиру его, поручику Гаврилову было вменено в обязанность удостовериться, могут ли морские суда входить в Амур, ибо в этом заключалась вся важность вопроса для России.
Со своей стороны Компания указывала, что имеются "положительные" известия о недоступности низовьев Амура не только для кораблей, но даже для мелкосидящих шлюпок. Правление Компании предлагало Гаврилову, как только встретятся мели, остановиться, стать на якорь и дальше не итти из опасения погубить судно. Кроме того, от него требовалось во-время вернуться в колонию, то-есть в Русскую Америку, и снабдить продовольствием промышленников на Курильских островах. В общем на все это Гаврилову предоставлялось мало времени, в течение которого дать требовавшийся ответ было очень трудно. Гаврилов, дойдя до первых мелей (приблизительно на широте мыса Петх), стал на якорь, а сам на байдарках отправился к устью Амура. Дойдя до мыса Тебах, Гаврилов установил, что в устье Амура нет никаких китайских военных сил и флота, которые, по сведениям Министерства иностранных дел, содержались там китайским правительством. Однако за краткостью времени Гаврилов не смог выполнить поставленной перед ним задачи и вернулся обратно в Аян. В своём рапорте председателю Главного правления Компании адмиралу Ф. П. Врангелю он сообщил, что из его наблюдений "нельзя делать каких-либо заключений об устье реки Амура и ее лимане, до какой степени они доступны с моря". Вместе с тем на приложенной к рапорту карте он показал преграждавшие вход в реку мели и банки с глубинами от 0,5 до 1 м, а в лиман -- пятифутовую банку. Под 52°46' северной широты им была показана пересекавшая лиман в широтном направлении отмель, соединявшая Сахалин с материком. Таким образом, хотел того или нет Гаврилов, но он дал неправильные сведения, подтверждавшие мнение Крузенштерна о недоступности устьев Амура с севера через лиман и Лаперуза и Браутона о том, что Сахалин -- полуостров, соединённый с материком перешейком.
