И случилось непредвиденное: убежденный женоненавистник Хиггинс влюбился в собственное творение, ставшее как бы частью его самого. В сущности, повторилась история, о которой повествовал старинный миф, подробно изложенный римским поэтом Овидием.
Царь Кипра Пигмалион, разочаровавшись в женщинах, жил в одиночестве. Очевидно, это обстоятельство все-таки угнетало его, и он нашел себе занятие, вполне достойное его высокого положения: он приобщился к искусству. И однажды из-под его резца вышла прекрасная статуя. Женщина из слоновой кости казалась совершенно живой, словно готовой сойти с места, но опасающейся чего-то. Пигмалион удивился и, естественно, решил проверить, с кем имеет дело. Он поцеловал статую, осторожно коснулся ее тела. Увы, признаков жизни не обнаруживалось. Но старый холостяк знал, как искусно могут притворяться женщины, и решил обратиться к испытанным приемам. Он смущал ее ласковыми речами, осыпал драгоценными украшениями. Тщетно! Статуя устояла. И тогда Пигмалион пустил в ход последний козырь: он решил вступить в законный брак. Обратившись к Афродите, он молил ее дать ему жену, похожую на статую из слоновой кости. Богиня любви отлично поняла истинный смысл этой туманной формулировки и вдохнула жизнь в бесчувственное тело красавицы, которая, естественно, тут же влюбилась в своего создателя.
Сделал ли Пигмалион после женитьбы хотя бы одну скульптуру, неизвестно. Да, впрочем, вряд ли теперь в этом была необходимость, хотя, конечно, не грех было бы из благодарности воздвигнуть статую самой Афродиты. Но богиня на него не обижалась — изображений ее в Элладе и так хватало. Лучшие мастера Греции посвящали ей свои творения. А самая знаменитая статуя — Афродита Милосская на многие века стала общепризнанным эталоном женской красоты — возвышенной, таинственной, непостижимой. Рожденная из морской пены, богиня загадочно смотрит вдаль, уверенная в своей неотразимости. Такой ее изобразил антиохийский скульптор II века до нашей эры — Александр. Такой она предстает ныне перед посетителями парижского Лувра. Века сохранили эту удивительную красоту, и хотя у статуи не хватает рук, кем-то отбитых и, как говорят, куда-то проданных, все же, как писал П. Антокольский:
Безрукая. Обрубок правды голой.
Весь в брызгах пены идол торжества.
Он людям был необходим, как голод,
И недоказан был, как дважды два.
Артемида вечно бродит вдали от Олимпа: она заботится о стадах, о диких зверях, помогает пастухам и охотникам. Именно ей был посвящен самый величественный храм древности, который вошел в число семи чудес света. Его воздвигли в Малой Азии, в Эфесе. Рассказывали, что сама богиня помогала архитектору и мастерам, работавшим в общей сложности 120 лет. К. 450 году до нашей эры храм, наконец, был завершен и вызвал всеобщее восхищение своей красотой, легкостью и изяществом. Он простоял около сотни лет — до того самого дня, который принес всемирную славу двум весьма непохожим людям. Один из них, царь Александр Македонский, в тот день родился. Другой — ничем не примечательный житель Эфеса Герострат — решил увековечить свое имя в памяти потомков и поджег знаменитый памятник — гордость малоазийских греков. И, надо сказать, столь чудовищный способ вполне оправдал надежды безумного честолюбца. В эллинских государствах было принято специальное постановление о том, чтобы предать имя Герострата забвению. Писателям запретили упоминать о нем даже в рассказе о пожаре в храме Артемиды. И все-таки имя пережило века. «Геростратова слава» — так и поныне называют позорную известность тех, кто запятнал себя преступлением или недостойным деянием.
Ловкая, сильная, мужественная Артемида хозяйничает в лесах и горах, и нет спасения от ее звенящих, не знающих промаха стрел. Она же нежно ухаживает за детенышами диких животных, ревниво оберегает священные рощи, куда запрещено вторгаться смертным, девственные луга и поля. Сердце ее холодно, и ей незнакомы любовные томления. Но горе тому, кто посмеет посягнуть на ее непорочность, даже кинуть взор на ее прекрасное тело. Единственный человек, которому довелось увидеть ее обнаженной, — охотник Актеон — был превращен ею в оленя, которого растерзали его собственные собаки. Правда, есть версия, что гнев богини был вызван иным обстоятельством: Актеон будто бы хвастался, что он более искусный охотник, чем Артемида. Разумеется, этого богиня стерпеть не могла.
Вообще олимпийцы страшно беспокоились за свой авторитет, и высшей дерзостью считалось, если кто-нибудь из людей хоть в чем-то посмеет сравнить себя с ними. Подобные попытки пресекались решительно и жестоко. Переубеждать, доказывать, спорить — этого боги не умели, да и просто не считали нужным. Какие дискуссии, когда в руках безграничная власть и столь же безграничное право использовать ее?
Гордилась своим потомством фиванская царица Ниоба: ни у одной женщины не было более прекрасных детей. Но царица посмела бросить вызов богине Латоне: что такое ее близнецы — Аполлон и Артемида — по сравнению с семью сыновьями и семью дочерьми Ниобы?! И расплата последовала мгновенно. Бог света и богиня охоты убедительно доказали свое превосходство: они хладнокровно перестреляли из луков беззащитных детей, а несчастная мать окаменела от горя, склонившись над телом последней дочери. Такой изобразил ее известный скульптор IV века до нашей эры Пракситель, на статую которого была сочинена эпиграмма:
В камень живую меня обратили враждебные боги,
Снова из камня живой сделал Пракситель меня.
А Овидий рассказывал, что близ Трои, куда буря перенесла окаменевшую царицу, стоит неподвижная скала, принявшая облик женщины. Давно уже покинула ее жизнь, но слезы не иссякли до сих пор и текут из пустых глазниц по белоснежному мрамору. Таким и остался образ Ниобы в сознании людей- памятник скорби и печали. А может быть, напоминание о бессердечии богов?
И как знать, не сводил ли каких-нибудь счетов с суровой богиней отчаянный Герострат, вымещавший столь нелепым способом свою обиду или злость на храме, воздвигнутом в ее честь? История, во всяком случае, дала немало примеров того, как изничтожались произведения искусства, единственным, но вполне достаточным пороком которых являлось то, что они были связаны с ненавистными именами и воспоминаниями. Потом проходили годы, века, и новые поколения спокойнее относились к прошлому, нередко переоценивали деятельность тех, кого прежде безоговорочно осуждали, и все становилось на свое место — то самое место, о котором заботится беспристрастная история.
Красивый, интеллигентный юноша с артистической шевелюрой, стройный, изящный, не отличающийся особой силой, но зато поражающий своей одухотворенностью, — таким знает широкая публика Аполлона. Сразу скажем, подобное представление рождено всемирно известной статуей Аполлона Бельведерского, созданной в IV веке до нашей эры. Скульптор Леохар изобразил изысканного красавца, театрально откинувшего гордую голову и словно выставляющего себя напоказ.
Столь лакировочный образ сложился лишь в позднюю эпоху, в период эллинизма (IV–I века до нашей эры). Раньше же греки воспринимали Аполлона совсем иначе. Он был для них чуть ли не самым главным богом. То есть, конечно, старшинство и главенство принадлежало Зевсу, однако культ «отца богов и людей» играл в классическую эпоху гораздо меньшую роль в жизни, чем культ его сына.
Каждое греческое племя отдавало предпочтение тем или иным олимпийцам. Аполлона же чтили всюду. Уже в V веке до нашей эры историк Геродот называет его «богом эллинов». А святилище Аполлона в Дельфах собирало паломников со всей Эллады и считалось залогом единства греческого народа, разделенного на мелкие города-государства.
Аполлон-весьма разностороннее и противоречивое существо. Он бог света, дает жизнь, тепло; он же своими лучами поражает насмерть. «Феб-Аполлон»- уже само имя отражало эту двойственность: Феб — «светлый», а «Аполлон» «губитель». Не удивительно, что он наводит ужас и на людей и даже на богов. Когда Латона собиралась родить его, она обошла весь свет и, как писал поэт Гесиод,
…всех опросила, не хочет ли кто стать родиной сыну.
Но трепетали все земли от страха, никто не решился
Фебу пристанище дать…
Согласился, в конце концов, остров Делос, взяв с Латоны клятву, что он не потерпит ущерба от ее грозного потомка.
Впрочем, сами делосцы, гордившиеся столь высоким покровительством, придерживались иной версии. Они утверждали, что Гера запретила Земле предоставлять место Латоне, готовившейся разрешиться от бремени, но Зевс все же перехитрил супругу, и по его просьбе Посейдон поднял из морских глубин остров (а слово «Делос» означает «видимый»!), где и родились близнецы Артемида и Аполлон. Долго еще жители оберегали пальму, к которой якобы прислонялась Латона во время родов. Сам же Делос был объявлен священной землей. Сюда не пускали даже смерть — умирающих переносили на соседний остров. Делос стал позднее общегреческим торговым центром, здесь хранились огромные сокровища. Но жители даже не считали нужным возводить стены и делать укрепления: предполагалось, что святость этого места надежно оберегает его.
