Но самым громким преступлением этой банды стали убийства 24 января 1919 года постовых милиционеров. Все они были уничтожены в самое короткое время из проезжавших автомашин в районах Долгоруковской улицы, Оружейного переулка, Лесной улицы и Тверской заставы. По примеру Кошелькова, люди Сабана отобрали у двух нэпманов два закрытых автомобиля и предложили шефу прокатиться с ветерком. Он согласился, но с условием попугать милицию. Для храбрости выпили и поехали по улицам Москвы.
На одном из перекрестков решили спросить дорогу у подбежавшего к ним милиционера. А когда тот открыл рот, ему выстрелили несколько раз в лицо. Эта выходка так опьянила налетчиков, что они высказали пожелание устроить легавым кровавую баню. Они направились в район Долгоруковской улицы. И там ситуация повторилась. Машины остановились недалеко от милицейской будки, жестами подозвали постового, спросили, как проехать на Лесную улицу. Милиционер только хотел ответить, как прогремели выстрелы. И снова в дорогу. Теперь на Лесную улицу. Заметили постового, позвали к себе и стали расспрашивать, как проехать к Оружейному переулку. И как только милиционер собрался им объяснить, прогремели выстрелы. А Сабан и его люди поехали к Оружейному переулку. И снова разыгралась та же трагедия.
В тот морозный день было убито шестнадцать постовых милиционеров. Это событие породило в столице слухи о том, что в городе появились некие "черные мстители", которые разъезжают на крытых автомобилях и убивают всех подряд. Дошло до того, что постовые милиционеры отказывались идти на дежурство. Только вдвоем или втроем.
Ситуация складывалась очень напряженная. На поиски бандитов были подняты лучшие силы Московского уголовного розыска. Те выследили банду. Но взять Сабана не удалось: ранив одного сыщика, он выскользнул из расставленной ловушки.
Сотворив кровавую баню, Сабан отсиживался в своих родных Хамовниках, готовя новые ограбления. Начал с налета на рабочий кооператив на Мясницкой улице, где вытащил из кассы четыреста тысяч рублей. Когда делили деньги, то снова возникли трения с Зюзюкой и другими членами банды. Сабан, естественно, забрал себе большую часть. Но ведь и другим хотелось красиво пожить. Денег на всех явно не хватало. Надо было организовывать большое дело.
Наступила весна. Вечером 26 апреля, как сообщили "Вечерние известия Московского Совета", один из сотрудников МЧК заметил проезжавшего мимо Большого театра на извозчике известного бандита по кличке Капитан - одного из руководителей шайки Сабана. Когда сотрудник попытался его задержать, бандит соскочил с извозчика, бросил бомбу, которая хоть и взорвалась, но никому не навредила, и убежал. На выручку поспешили милиционеры с других постов, дело происходило в центре. Бежать Капитану особо было некуда, он рванулся к дверям Большого театра. Тотчас выходы из Большого театра были перекрыты милицией. И в результате Капитана схватили и препроводили в МЧК для допроса.
Это была большая потеря для Сабана. С Капитаном его связывала и организация банды, и подбор ее членов, и подготовка налетов. Капитан был проверенным человеком, на него Сабан полагался, как на самого себя. И вот опытный малый допустил такую оплошность- появился в людном месте, где его узнали и схватили. А если он начнет давать показания...
Сабан решил на время скрыться из Москвы. Он отправился в небольшой городок Лебедянь Липецкой области к родственникам, думал отлежаться, отдохнуть, а вышло по-другому. Трудно сказать, что произошло между Сабаном и его родными. Возможно, его хотели выдать, возможно, просили уехать, исчезнуть - кровавый след, тянувшийся за ним, мог привести московских милиционеров и в Лебедянь. Его пребывание становилось опасным. Короче, возникла ссора, перешедшая в потасовку. Сабан, всегда отличавшийся жестокостью, на этот раз превзошел себя. Он перерезал всю семью своей родной сестры, состоявшую из восьми человек. Не пожалел даже детей. Такое преступление не могло остаться не замеченным. Из дома доносились крики, шум. Сабана схватили соседи и вывели на улицу, появились представители власти. Жители настаивали на казни изувера прилюдно и в тот же час. И хотя милиция требовала все выполнить по закону, отправить убийцу сперва за решетку, разобраться, - разбушевавшийся народ от своего не отступал. Сопротивление милиции было сломлено. Сабана убили, его буквально растоптали.
Однако, несмотря на гибель вожака, банда не распалась и, возглавляемая теперь бывшим каторжником Павлом Морозовым по кличке Паша Новодеревенский, продолжала свое кровавое ремесло. Но о деяниях этой банды - особый рассказ.
СОЮЗ ГУСЕКА И АЙДАТИ
(1918-1919)
Иван Гусев, по кличке Гусек, старый вор-рецидевист прежней, дореволюционной закалки, в своей среде был человек уважаемый. За ним числились наиболее удачные ограбления по Москве и ее окрестностям. К его слову прислушивались и опытные, и начинающие. Но, освободившись из мест не столь отдаленных, промышлять прежними кражами Гусек, на что его уговаривали собратья по общему делу, уже не захотел. И возраст не тот, и приобретенный авторитет не позволял, и ситуация в стране изменилась. Да, непонятная ситуация в стране многих поставила перед вопросом: чем заняться? Для профессионального вора не было проблемы: конечно, пощипать толстосумов. Но их по пальцам можно было пересчитать, и все они оказались уже под прицелом. Пересекать же дорогу своим считалось делом негодным.
Гусев недолго размышлял, помог случай. На одной воровской сходке он познакомился с Николаем Дмитриевым, который еще по царской уголовной картотеке проходил под фамилией Орлов, Владимир Иванович. Разговорились по душам и выяснилось, что Орлов и при царской власти крал обильно и часто, и при Советской не собирается бросать это доходное дело, и получил воровскую кличку Айдати, которая произошла от сочетания "ай да", то есть "пойдем" по-татарски или "давай" по-русски, и называл себя командиром третьего Татарского мотострелкового полка. В общем, личность именитая.
Айдати понравился Гусеку и своей статью, и татарской хитростью, и военным "образованием": у него имелись при себе разные военные документы, бланки, печати, которые годились на все случаи жизни. Для не очень-то грамотных воров типа Гусека и его подопечных Айдати был просто находкой. Кроме того, Айдати располагал и автомобилями, на которых он чинно разъезжал по городу, а постовые милиционеры отдавали честь человеку за рулем в военной форме. Автомобиль в то время был большой диковинкой, никаких правил дорожного движения, по сути, еще не существовало.
Короче, его техника и все печати позволили членам банды, а со временем их стало уже тринадцать человек, получить различные ксивы, дававшие им право на арест, на обыск, на ношение оружия, заглядывать в разные государственные учреждения и раскатывать по городу в поисках нужных объектов. Так что знакомство Гусека и Айдати имело пользу для обоих: воровской опыт сочетался с военной и технической организацией.
Следует сказать, что в этот период в Москве, как, собственно, и по всей стране появляются разного рода фальшивые документы, предъявители которых выдавали себя за сотрудников ВЧК, милиции, просто военных с фронта, предъявляли мандаты и требовали себе всяких льгот, касавшихся увеличения площади жилья, меньшей коммунальной платы, бесплатных обедов в столовых, бесплатного прохода в театры или в кинематограф и так далее. Все эти льготы вызвали недовольство среди предпринимателей и самого населения. Дело доходило до скандалов и драк. В милиции накапливалась информация о всякого рода пройдохах и вымогателях. Обилие фальшивок, пополнение тюрем всякого рода мошенниками вынудило ВЧК сделать следующее заявление от 4 июня 1918 года: "В рестораны, кафе и театры являются некоторые молодые люди иногда в военном, кавказском и т.п. одеянии, выдают себя не только за служащих-сотрудников, но даже за членов ВЧК и требуют разных льгот (скидки 50 процентов на еду, бесплатные ложи в театре и т.п.).
Комиссия заявляет, что ни члены комиссии, ни служащие не имеют права ни на какие льготы и привилегии.
Всякие лица, злоупотребляющие именем комиссии, выдавая себя за адъютантов, комиссаров, чрезвычайных комиссаров, следователей, сотрудников, должны задерживаться и для выяснения доставляться во Всероссийскую чрезвычайную комиссию, Большая Лубянка, дом № 11, телефон 2-02-27.
С такими лицами будет поступлено на основании военного положения".
Следует сказать, что Москва начала 20-х годов была довольно своеобразным городом. Так, перед зданием прежнего Моссовета возвышался обелиск Свободы, на котором было выгравировано: "Не трудящийся да не ест". Обелиск был воздвигнут в честь первой Советской Конституции. Говорят, что к этому месту в насмешку воры приходили, чтобы давать тайную клятву верности своему делу и своим главарям.
Нам неизвестно, давал ли у обелиска клятву Гусек, но точно известно, что он игнорировал все заявления Советского правительства. В том числе и то, в котором говорилось, что фальшивщики, использующие государственные документы и бумаги, будут преследоваться по закону. Люди Гусека и он сам продолжали пользоваться подложными документами, выдавая себя то за военных полномочных представителей, то за заказчиков из воинских частей, то за членов ВЧК и так далее. Фальшивые бумаги помогали членам банды внедряться в нужную среду и накапливать информацию для предстоящих грабительских дел.
