«Ни один российский марксист никогда и не думал ставить в вину польским социал-демократам, что они против отделения Польши. Ошибку делают эти лишь тогда, когда пробуют — подобно Розе Люксембург — отрицать необходимость признания права на самоопределение в программе российских марксистов» (там же, стр. 37).
Что может быть нелепее: Ленин писал, что он признает право ППС требовать выхода Польши из Российской Империи, но сам выход он не признает! Тогда к чему выставлять в программе российских марксистов требование права наций на самоопределение, если ты собираешься бороться всеми силами против его практического осуществления? Ответ Ленина на этот раз неотразим в своей искренности:
«Признание права на отделение, — писал Ленин, — уменьшает (подчеркнуто Лениным) опасность распада государства» (там же, стр. 29). Такую фиктивную «независимость» Ленин был готов предоставить даже Украине. Вот что писал Ленин о праве Украины на создание своего независимого от России государства:
«Суждено ли Украине составить самостоятельное государство, зависит от тысячи факторов, неизвестных заранее. И, не пытаясь гадать попусту, мы твердо стоим на том, что несомненно: право Украины на такое государство» (там же, стр.21).
Когда участились атаки на Ленина открытых русских великодержавников за то, что он в своей национальной политике поощряет украинских сепаратистов, Ленин ответил:
«Обвинять сторонников свободы самоопределения, то есть свободы отделения в поощрении сепаратизма — такая же глупость и такое же лицемерие, как обвинять сторонников свободы развода в поощрении разрушения семейных связей» (там же, стр. 30).
Будучи изощренным тактиком, Ленин не может прямо заявить великодержавникам:
«Господа глупые, поймите, что в сущности я хочу сохранить, как и вы, Российскую Империю, но к этому нет иного пути, кроме формального, и для нас необязательного, признания права на самоопределение».
Только специалист в области тактического искусства ленинизма поймет, что Ленин вкладывает как раз эту мысль в следующую свою аргументацию:
«Пролетариат ограничивается отрицательным, так сказать, требованием признания права на самоопределение, не гарантируя ни одной нации, не обязуясь дать ничего насчет другой нации» (там же, стр. 18).
В другом месте в споре с ППС Ленин уже более откровенно объясняет, какая реальная цена праву на самоопределение в его интерпретации:
«Безусловное признание борьбы за свободу самоопределения вовсе не обязывает нас поддерживать всякое требование национального самоопределения… Неужели признание права на самоопределение наций требует поддержки всякого требования всякой нации самоопределяться? Ведь признание права всех граждан устраивать свободные союзы вовсе не обязывает нас поддержать образование всякого нового союза… Мы признаем право даже иезуитов вести свободную агитацию, но мы боремся против союза иезуитов и пролетариев» (там же, стр. 13).
Говоря на человеческом языке, Ленин отвергает самоопределение на деле, поскольку оно противоречит тому тоталитарному строю, который он хочет создать в России от имени марксизма и под названием «социализм». Однако в этом вопросе Ленин бесцеремонно издевается не только над демократией, но и над своими вероучителями. Ведь это сам Ленин цитирует письмо Энгельса Каутскому по вопросу о том, какое должно быть отношение победившего социализма к требованию самоопределения угнетенных наций. Энгельс писал:
«Победоносный пролетариат не может никакому чужому народу навязывать никакого осчастливления, не подрывая этим своей собственной победы. Разумеется, этим не исключаются оборонительные войны различного рода» (Ленин. О национальном и национально-колониальном вопросе, М., 1956, стр. 343).
Как актуально звучат эти слова Энгельса как раз сегодня, когда Кремль совершает в Афганистане варварский геноцид, стараясь «осчастливить» афганский народ. Но я думаю, в свете произведенного нами анализа ленинской концепции о праве народов на самоопределение, наследники Ленина рассматривают свою нынешнюю колониальную войну в Афганистане — как «оборонительную войну» против американцев, пакистанцев и иранцев, которые не имеют в Афганистане ни одного солдата.
Конечно, целью Ленина в России была не демократическая революция, а «пролетарская революция», установление не демократии, а диктатуры одной партии под названием «диктатура пролетариата». Первым «пролетарием» Ленин, сын потомственного дворянина, считал самого себя (он так и пишет в цитируемых произведениях: «Мы, пролетарии»).
Для такого многонационального государства, как Россия, это означало, что будущая большевистская форма правления, каким бы именем она себя ни нарекла, будет диктатурой одного имперского центра, а не федерацией суверенных и равноправных наций. Здесь уместно начать рассказ о карьере первого ученика Ленина по национальному вопросу — Джугашвили — Кобы — Сталина.
Два обстоятельства сыграли решающую роль как в начальной карьере Кобы-Джугашвили, будущего Сталина, в большевистской партии, так и в его сближении с Лениным: это, во-первых, руководящее участие Кобы в закавказских вооруженных грабежах банков и казначейства в 1906–1911 годах, деньги от которых шли в партийную кассу Ленина за границей; во-вторых, деятельность Сталина как информатора Ленина по кавказским событиям и кавказским партиям, что делало Сталина в глазах Ленина экспертом по национальному вопросу, которому можно доверить более широкое поле деятельности. В обеих областях Сталин сыграл столь выдающуюся роль, что стоит на этом остановиться. Сталин начал свою сознательную жизнь уголовником и уголовником завершил ее, возможно, став жертвой другого уголовника — своего соратника и земляка Берии. Однако Сталин был не обычным уголовником, а уголовником, действовавшим во имя политических целей на службе радикальной политической партии — большевистской партии, которую Ленин создал вокруг себя. В те годы, после первой русской революции, карьеру в партии Ленина делали люди двух типов: либо яркие публицисты, либо бесстрашные «эксы». Эксами или экспроприаторами Ленин называл участников так называемых «боевых дружин» рабочей самообороны, которые создали большевики в революцию 1905-го года. Перед ними Ленин ставил цели:
— добывать для партии деньги путем «экспроприации экспроприаторов», то есть грабя банки и казначейства;
— убивать, как выражался Ленин, «шпионов, черносотенцев и начальствующих лиц полиции, армии и флота».
На Четвертом объединительном съезде РСДРП в 1906 году по предложению его меньшевистской части и при поддержке большинства фракции большевиков, кроме Ленина, практика «боевых дружин» была осуждена и запрещена. Резолюция Ленина, в которой говорилось, что «допустимы боевые выступления для захвата денежных средств», была отвергнута почти единодушно. Ленина поддержал на съезде уже известный ему кавказский экс — Коба-Джугашвили. На Пятом, лондонском съезде в 1907 году, на котором большинство делегатов состояло из большевиков, вновь обсуждался вопрос о «партизанских выступлениях» и эксах. Пробольшевистский съезд и на этот раз осудил грабительскую деятельность партизан под названием «боевые дружины» как анархистскую и бандитскую практику.
Ленин категорически протестовал против этого решения. Его опять поддержали только немногие из большевиков, в числе которых был опять-таки Коба.
И это понятно, если вспомнить, как началась карьера Сталина в большевистской партии. Зная, что ему, недоучке из духовной семинарии, невозможно состязаться не только с уже известными социал-демократическими публицистами от марксизма, как Мартов и Ленин, но даже со своими ровесниками, типа Троцкого, или более молодыми, типа Бухарина, Сталин избрал поприще, на котором он имел все шансы отличиться — карьеру партийного руководителя «боевых дружин» для грабежей на Кавказе. Великолепный знаток кавказской психологии, Сталин взял себе в качестве клички окутанное героическими легендами имя кавказского абрека из романа грузинского писателя Казбеги — Коба. Очень скоро новоявленный Коба затмил славу своего литературного прототипа.
Еще в 1906-ом году Коба направил в эмигрантскую кассу Ленина несколько десятков тысяч рублей, взятых в ходе ограбления почтового поезда в Чиатури, частных и казенных касс на кораблях в морских портах Баку и Батуми. Вместе с этими награбленными деньгами до Ленина впервые дошла и боевая слава бесстрашного экса, грузина Кобы. Свою славу большевистского героя и талантливого организатора эксов Коба закрепил за собой, когда он и его помощник Камо-Петросян после тайной встречи в Берлине с Лениным организовали беспримерное по своей дерзости ограбление тифлисского казначейства на Эриванской площади в Тифлисе в 1907-ом году, через пять недель после названной встречи Кобы и Камо с Лениным. Остались описания современников, как было организовано ограбление. 26-го июня 1907-го года около 11 часов дня, когда Эриванская площадь была полна людей, на площади появились два конных экипажа, которые в сопровождении эскорта казаков везли большую сумму денег. В тот момент, когда человек в офицерской форме подал команду, с разных сторон в один миг в экипаж с деньгами и эскорт казаков полетело около десятка бомб. Убитых оказалось трое, раненых более пятидесяти человек. Человек в офицерской форме был помощник Сталина — Камо. Добычу — 340 тысяч рублей — Сталин-Коба сейчас же перевел за границу Ленину через будущего наркома иностранных дел Литвинова. Через несколько недель беспрепятственно выехали к Ленину для доклада и организаторы эксов — сами Коба и Камо.
