Своим вмешательством в пользу Византии половцы оказали громадную услугу христианскому миру. «Их предводители, — по словам историка, — Боняк и Тугоркан, должны быть по справедливости названы спасителями Византийской империи».
Алексей с торжеством возвратился в столицу. Лишь небольшая часть пленных печенегов не была перебита, и эти остатки столь страшной орды были поселены на восток от реки Вардара и вошли позднее в ряды византийской армии, где составляли особый род войска. Печенеги же, успевшие спастись от истребления за Балканы, были настолько ослаблены, что в течение тридцати лет не предпринимали ничего в Византии.
Страшный для Византии Чаха, не успевший своим флотом помочь печенегам, потерял часть завоеваний в столкновении с греческими морскими силами. А затем император сумел возбудить против него никейского султана, который, пригласив Чаху на пир, собственноручно убил его, после чего вступил в мирное соглашение с Алексеем. Так счастливо для Византии разрешилось критическое положение 1091 года, и следующий 1092 год протекал уже для империи в совершенно изменившейся обстановке.
В страшные дни 1091 года Алексей искал себе союзников не только в лице варварских половцев, но и среди людей Латинского запада. Анна Комнина пишет: «Он приложил все усилия, чтобы письмами вызвать отовсюду наемное войско». То, что такие послания были отправлены на Запад, видно и из другого пассажа того же автора, которая пишет, что вскоре Алексей получил «наемное войско из Рима».
В связи с изложенными событиями, историками разбирается обыкновенно известное в литературе послание Алексея Комнина к его старому знакомому, проезжавшему за несколько лет перед тем из Святой Земли через Константинополь, графу Роберту Фландрскому. В этом послании император рисует отчаянное положение «святейшей империи греческих христиан, сильно утесняемой печенегами и турками», говорит об убийствах и поруганиях христиан, детей, юношей, жен и дев, о том, что почти вся территория империи занята уже врагами; «остался почти лишь один Константинополь, который враги угрожают в ближайшем времени у нас отнять, если к нам не подоспеет быстрая помощь Божия и верных христиан латинских»; император «бегает перед лицом турок и печенегов» из одного города в другой и предпочитает отдать Константинополь в руки латинян, чем язычников. Послание, для возбуждения ревности латинян, перечисляет длинный ряд святынь, хранившихся в столице, и напоминает о накопленных в ней бесчисленных богатствах и драгоценностях. «Итак, спешите со всем народом вашим, напрягите все ваши силы на то, чтобы такие сокровища не попали в руки турок и печенегов… Действуйте, пока имеете время, дабы христианское царство и, что еще важнее, Гроб Господень не были для вас потеряны и дабы вы могли получить не осуждение, но награду на небеси. Аминь!»
В. Г. Васильевский, относивший это послание к 1091 году, писал: «В 1091 году с берегов Босфора донесся до Западной Европы прямой вопль отчаяния, настоящий крик утопающего, который уже не может различать, дружеская или неприязненная рука протянется для его спасения. Византийский император не усомнился теперь раскрыть перед глазами посторонних всю ту бездну стыда, позора и унижения, в которую была низвергнута империя греческих христиан».
Этот документ, рисующий в столь ярких красках критическое положение Византии около 1090 года, вызвал целую литературу. Дело в том, что он дошел до нас лишь в латинской редакции. Мнения ученых разделились: в то время, как одни ученые, и между ними русские ученые В. Г. Васильевский и Ф. И. Успенский, считают послание подлинным, другие (из более новых — француз Риан) считают его подложным. Новейшие историки, занимавшиеся данным вопросом, склоняются с некоторыми ограничениями к подлинности послания, т.е. признают существование не дошедшего до нас оригинала послания, адресованного Алексеем Комнином Роберту Фландрскому. Французский историк Шаландон признает, что средняя часть послания была составлена при помощи оригинального письма; дошедшее же до нас латинское послание в целом было составлено кем-нибудь на Западе для возбуждения крестоносцев незадолго до первого похода (в виде excitatorium, т.е. ободрительного послания). В существенных чертах соглашается с мнением В. Г. Васильевского относительно подлинности послания и позднейший издатель и исследователь последнего, немецкий ученый Гагенмейер. В 1924 году Б. Лейб писал, что это письмо является не чем иным, как преувеличением (amplification), сделанным вскоре после собора в Клермоне на основе бесспорно подлинного послания, которое послал император Роберту с целью напомнить об обещанных подкреплениях. Наконец, в 1928 г. Л. Брейе писал: «Возможно, если следовать гипотезе Шаландона, что, прибыв во Фландрию, Роберт забыл о своих обещаниях. Алексей тогда послал к нему посольство и письмо с текстом, конечно, полностью отличным от того, который дошел до нас. Что же касается этого апокрифического письма, то оно могло быть составлено с помощью подлинного, в момент осады Антиохии, в 1098 году, чтобы попросить поддержки на Западе. Письмо Алексея не имеет, таким образом, ничего общего с предысторией Крестового похода». В своей истории первого Крестового похода X. Зибель рассматривал письмо Алексея Роберту Фландрскому как официальный документальный источник, имеющий отношение к Крестовому походу.
Я остановился несколько подробнее на вопросе о послании Алексея Комнина к Роберту Фландрскому, так как с ним связан отчасти важный вопрос о том, призывал ли император Запад к Крестовому походу, или нет, о чем будет сказано ниже. Во всяком случае, исходя из точного указания современницы Анны Комниной о том, что Алексей отправлял послания на Запад, мы можем признавать и факт отправления им послания к Роберту Фландрскому, легшего в основу разукрашенного дошедшего до нас латинского текста. Очень вероятно, что это послание Алексея было отправлено именно в критический для Византии 1091 год. Весьма также возможно, что в 1088—1089 гг. послание императора было послано хорватскому королю Звонимиру с просьбой принять участие в борьбе Алексея «против язычников и неверных».
Успех в отношении внешних врагов сопровождался таким же успехом по отношению к врагам внутренним. Заговорщики и претенденты, хотевшие в своих выгодах воспользоваться затруднительным положением государства, были разоблачены и наказаны.
Еще до времени первого Крестового похода, кроме выше упомянутых народов, при Алексее Комнине стали играть уже некоторую роль сербы и мадьяры. Во второй половине XI века Сербия добилась независимости, которая была оформлена принятием сербским князем титула короля (краля). Это было первое сербское королевство со столицей в Шкодре (Шкодер, Скадар, Скутари). Сербы участвовали в войске Алексея во время уже известной нам войны его с норманнами, но покинули в опасный момент императора. После же возвращения Византией от норманнов Диррахия у Алексея с Сербией начались враждебные действия, которые, ввиду рассказанных уже тяжелых условий для империи, не могли быть особенно успешными для императора. Однако, незадолго до Крестового похода между сербами и империей был заключен мир.
Отношения к Венгрии (Угрии), которая принимала еще раньше деятельное участие в болгаро-византийской борьбе X века при Симеоне, также несколько осложнились во время Алексея Комнина благодаря тому, что в конце XI века континентальная Венгрия при государях из династии Арпада стала стремиться на юг к морю, а именно к побережью Далмации, что вызывало недовольство как со стороны Венеции, так и со стороны Византии.
Итак, международная политика империи ко времени первого Крестового похода сильно разрослась и усложнилась и ставила государству новые задачи.
Однако, к середине девяностых годов XI века Алексей Комнин, освободившийся от многочисленных грозивших империи опасностей и создавший, казалось, для государства условия мирной жизни, мог постепенно собраться с силами для борьбы с восточными сельджуками. Для этой цели императором был предпринят ряд оборонительных работ.
Но в это время Алексей Комнин услышал о приближении к границам своего государства первых крестоносных отрядов. Начинался первый Крестовый поход, изменивший планы Алексея и направивший его и империю по новому, сделавшемуся позднее роковым для Византии пути.
Первый Крестовый поход и Византия
Эпоха Крестовых походов является одной из наиболее важных в мировой истории, особенно с точки зрения экономической истории и культуры в целом. Длительное время религиозные проблемы заслоняли другие стороны этого сложного и разнородного движения. Первой страной, где была полностью осознана значимость крестовых походов, была Франция, где в 1806 году Французская Академия и затем Национальный Институт учредили специальную премию за лучшую работу на тему: «О влиянии крестовых походов на гражданскую свободу европейских народов, их цивилизацию и прогресс науки, торговли и промышленности». Конечно, в начале XIX века было еще преждевременно обсуждать эту проблему всесторонне. Она и теперь еще не решена. Однако важно отметить, что с этого момента о крестовых походах перестали говорить исключительно с религиозной точки зрения. Две работы были отмечены Французской Академией в 1808 году. Одна из них — исследование немецкого ученого А. Херена (A. Heeren), опубликованная одновременно на немецком и французском под заголовком «Исследование о влиянии крестовых походов на Европу», и работу французского автора Шуазель-Делькура — «О влиянии крестовых походов на состояние европейских народов». Хотя с современной точки зрения обе они устарели, эти книги представляют интерес, особенно первая.
