Новая эпоха, эпоха безудержной свободы мысли и слова породила целый букет новых, порой весьма экстравагантных, версий объяснения причин военной катастрофы 41-го года. Порог входа в дискуссию радикально снизился; это раньше для того, чтобы опубликовать статью в газете, надо было оби-вать пороги редакций, предъявить ордена, звания, ученую степень… Теперь все просто, и всякий, кого осенила «идея», может через всемирную Сеть ознакомить с ней всю планету.
Многие этим активно пользуются. Мне приходилось читать (и не единожды!) про то, что в штабах вермахта, оказывается, существовало страшное секретное правило, в соответствии с которым в донесениях о потерях использовался тайный «понижающий коэффициент». Одни товарищи считают, что в немецких донесениях цифры потерь занижены ровно в два раза, другие без тени смущения говорят про десятикратное («так им было считать удобнее») занижение потерь. И еще в вермахте, оказывается, безвозвратно потерянным танком считался только тот, кто уже ушел на переплавку, а все остальные, застывшие обугленными коробками на полях, в перечень потерь не включались… При всей своей фарсовости даже эти «версии» заслуживают упоминания — они еще раз подтверждают, что невероятный разгром Красной Армии, произошедший летом 1941 года, не укладывается ни в какие рамки формальной логики и настоятельно требует какого-то объяснения.
Несколько таких «объяснений» предложил молодой к.и.н. А.В. Исаев. Если мне не изменяет память, первым по счету был «догмат о плотностях». Есть в теории военного дела такие понятия: «плотность боевых порядков», «тактическая плотность». Рассчитывается этот параметр делением чего-то на геометрические размеры участка фронта, например: 15 танков на км фронта, 130 орудийных стволов на км, 250 снарядов на гектар и т. д. Иногда используется обратная дробь: 20 км на дивизию, 800 метров на батальон… В боевых уставах указаны и вполне конкретные требования к плотности построения боевых порядков — как при наступлении, так и в обороне.
Так вот г-н Исаев посчитал расстояние от Балтики до Черного моря (причем посчитал правильно, с учетом причудливо петляющей линии границы), разделил километры на количество дивизий в Первом стратегическом эшелоне Красной Армии и пришел к неоспоримому выводу: сдержать наступление вермахта не было никакой возможности! На одну дивизию приходится гораздо больше километров фронта обороны, чем установлено боевым уставом. Поражение было неизбежным!
Публику этот печальный вывод чрезвычайно обрадовал («наконец-то! все так просто, и понятно, и по науке!»), а меня несказанно огорчил. Неужели сейчас в школе уже совсем ничему не учат? Если А больше В, то и частное от деления А на С всегда будет больше частного от деления В на С. При любом, заметьте, С. Количество советских и немецких дивизий можно поделить на ширину фронта, глубину озера Байкал, длину хвоста лошади Жукова — в любом случае, при любых ухищрениях, показатель для Красной Армии получится БОЛЬШЕ! И если 150 советских дивизий было недостаточно для обороны, то как же 120 немецких дивизий смогли на таком бескрайней фронте наступать? Да еще как наступать!
Вторая идея Исаева («меч-кладенец и золотое сечение») просто ошеломляет своей… хм, красотой. «Золотое сечение» — это организационная структура немецкой танковой дивизии («Немцы пришли к своему «золотому сечению» организации танковых войск: на 2–3 батальона танков в танковой дивизии вермахта было 4 (или 5, если считать с мотоциклетным) батальона мотопехоты… Именно такая организация танковых войск позволила немцам дойти до стен Москвы, Ленинграда и Киева» ). Сформированная в соответствии с такими пропорциями дивизия — это и есть, по г-ну Исаеву, всесокрушающий «меч-кладенец». А что же в Красной Армии? «Если называть вещи своими именами, то эффективная организационная структура типа «танковая дивизия» у советской стороны отсутствовала. Наличие организационных структур с названием «танковая дивизия» не должно вводить в заблуждение — решать задачи самостоятельного танкового соединения они были неспособны… Дивизии эти были перегружены танками (выделено мной. — М.С. ) и недогружены мотопехотой и артиллерией ». [22]
Феерическая фраза про «перегруженность танковых дивизий танками» настойчиво повторяется на десятках страниц. Советские танковые войска, мощнейшие в мире, объявляются несуществующими только на том основании, что структура танковой дивизии Красной Армии отличалась от соответствующей немецкой структуры обр. 1941 г., причем последняя объявляется непревзойденным идеалом совершенства, позволяющим творить чудеса.
Вся эта «теория» отправляется в утиль простым напоминанием о том, что и в Красной Армии были дивизии самого, что ни на есть, «золотого сечения». Разумеется, речь идет о моторизованной дивизии штата июля 1940 г. Все в ней структурно точно так, как в танковой дивизии вермахта: один танковый, два мотострелковых и артиллерийский полк. И соотношение числа танков и людей, и состав вооружения артиллерийского полка вполне сопоставимые. Вот только «чудо» если и произошло, то совсем в другую сторону…
Что же касается «перегруженности» советских танковых дивизий танками, то «перегруженность» эта, увы, существовала лишь в теории. Практически же, к началу войны среднее количество танков в дивизии было равно 208 единицам (у немцев в среднем по 200 танков в дивизиях Восточного фронта). Дальше — хуже; уже через несколько дней (в лучшем случае — через пару недель) даже в немногих изначально «перегруженных» танками дивизиях осталось по дюжине танков, вот только воевать лучше они от этого не стали. Немцы же с первых дней и часов войны решительно ломали организационные структуры мирного времени — в танковых дивизиях формировались «боевые группы» самого разнообразного количества и состава, которые и вели наступление, нисколько не заморачиваясь золотистостью своего «сечения»…
Военная неудача, тем более — быстрый и сокрушительный разгром, неизбежно влечет за собой поиски шпионов и подозрения в измене. В принципе, эта версия не столь безумна, как может показаться на первый взгляд — если доподлинно известно, что десятки генералов Красной Армии, оказавшись в плену, активно сотрудничали с противником, то нет ничего невероятного в предположении о том, что некоторые могли начать работу на врага еще до попадания в плен [4]. Более того, при всей моей нелюбви к «теории заговора» и прочим конспирологическим схемам, я не могу не признать, что версия «заговора генералов» является первой (из перечисленных в данном обзоре), которая хотя бы теоретически может быть адекватна произошедшему событию.
Плохая конструкция узла смазки верхнего левого поддерживающего катка гусеницы танка или недостаточно «золотая» организационная структура дивизии — это частности, которые изначально непригодны для объяснения катастрофы такого масштаба, которая произошла летом 41-го года с Красной Армией. А вот предательство генералов — дело серьезное, могущее иметь самые сокрушительные последствия. Наконец, некоторые реальные факты действий (а в еще большей степени — бездействия) высшего командования накануне войны не укладываются даже в самые широкие рамки безграничного российского разгильдяйства.
Дело за малым — осталось найти заговорщиков, выявить их умысел, план, контакты с врагом. Ничего подобного по сей день никем не сделано. То, о чем пишут наши знатные конспирологи (Козинкин, Мартиросян, Мухин), настолько нелепо, что принять это всерьез может только тот, кто и без лишних аргументов верит «и в сон, и в чох, и в птичий грай». Пресловутые «генералы-заговорщики» ведут себя как-то очень нелогично: они не пытаются объединить и скоординировать свои усилия, но «изменяют поочередно», друг за другом, из месяца в месяц: от окружения и гибели Западного фронта в июне 41-го через еще большую по размаху и последствиям катастрофу под Киевом (сентябрь 1941 г.) и Вязьмой (октябрь 1941 г.) до сокрушительного и позорного разгрома в Крыму и под Харьковом в мае 1942 г.
На свою беду, сочинители «теории заговора» дружно набросились на генерала армии Д.Г. Павлова, командующего Западным фронтом; «беда» же их в том, что история эта (в отличие от многих подобных) хорошо известна — протоколы допроса и суда над Павловым опубликованы еще в 1992 г. Из документов следует, что даже проведенное известными методами «следствие» не смогло найти никаких следов связи Павлова с немцами. Стоит также отметить, что «изменник» Павлов в ночь на 22 июня, не имея на то разрешения из Москвы (!), отдал приказ о боевой тревоге со вскрытием «красных пакетов». В дальнейшем он не предпринял и малейших попыток перейти к противнику (что в обстановке полного развала фронта было совсем не сложно), более того, послушно «понес повинную голову» в Москву, куда был вызван «на ковер» в первых числах июля; получив новое назначение (заместитель командующего Западным фронтом), немедленно выехал из Москвы на фронт.
