По всем существовавшим правилам и простой логике доставкой в корпус боеприпасов, продовольствия и фуража должен был заниматься штаб тыла фронта, который палец о палец не ударил для выполнения столь важной задачи. На его же обязанности было и выполнение задачи по расчистке путей снабжения и эвакуации. Но и здесь фронт ничего не сделал. Конечно, у фронта было много своих забот, но на главное направление действий он обязан был бросить все силы. Следовало учитывать и то, что кавалеристы действовали в тылу врага.
Немцы расчищали свои основные коммуникации с помощью нашего населения, которое поддерживало их дороги в идеальном состоянии. Вот и получалось так, что наше население помогало немцам и не делало этого для нас. Конечно, немцы выгоняли и заставляли людей работать с помощью оружия, под угрозой расстрела. Мы не могли поступать так. Но стоило объяснить населению, что и где необходимо выполнить для обеспечения победы над врагом, и дело было бы сделано. Конечно, кавалеристы были заняты боем, и им некогда было заниматься такими вопросами.
А фронт? Фронт ничего не делал. Хотя, не совсем так. На просьбы и жалобы из штаба фронта в корпус бросали довольно грубые слова обвинения, вот они, взятые из архива: «Вы забываете об организации службы тыла» (?) «Немедленно организуйте службу тыла!» «Считайте это своей обязанностью и не жалуйтесь!» Или еще чище: «Вы не занимаетесь службой тыла, можно думать, что эта обязанность лежит на тыле фронта!»
Было ясно, что там вверху слабо разбираются в простых истинах работы тыла. Что они плохо знают (и не хотят знать) корпусную штатную организацию. Что они меньше всего думают о тех, кто вел бой, жертвовал жизнью и добивался победы. Удивляло и то, что у командующего фронтом генерала армии Жукова, находившего столько грубых слов и умения беспощадно обращаться с теми, кто вел бой, не находилось таких же слов для бездельников, засевших в его штабе тыла.
Кавкорпус непрерывно проводил неудачные бои, стремясь прорваться через Варшавское шоссе.
Немцы, как всегда, подтянув подвижный резерв по шоссе, с помощью огня артиллерии, танков и авиации, легко отбивали его атаки. Теперь оставшиеся в живых бойцы лежали в глубоком снегу, на сильном морозе, голодные, измотанные боями и бессонными ночами. И те из них, кто не заснет, не замерзнет и дождется темноты, смогут отойти в ближайшие населенные пункты, отогреться, хотя бы немного перекусить, но самое главное - отоспаться, если завтра на рассвете снова не пошлют в бой. Вечером в домик начальника разведки корпуса А.К. Кононенко вошел начальник связи полковник Буйко и сказал:
- Приехал заместитель Жукова генерал Г.Ф. Захаров*'. Он у Белова. Ехал на санях от самой Калуги, видно, боялся лететь на У-2. Вызывает тебя с докладом.
Когда Кононенко вошел в домик Белова, там за столом стоял ниже среднего роста, с широким, угрюмым лицом незнакомый генерал. Он молча показал ему на стол рукой, давая понять, где тот должен развернуть свою карту для доклада. Кононенко доложил, что на участке Варшавского шоссе, где корпус безуспешно пытался прорваться, оборонялась 10-я мотодивизия немцев, а правее и левее - 34-я, а также 216-я пехотные дивизии. Все указанные соединения входили в состав 4-ой немецкой армии. Глубина обороны немцев была небольшой. За шоссе их части располагались в населенных пунктах, приспособив их, как правило, к круговой обороне. Дороги между такими пунктами были расчищены, и по ним патрулировали танки и бронетранспортеры.
* Георгий Федорович Захаров (1897-1957). В Советской армии и КПСС с 1919. Участник Гражданской войны. С 1939, после окончания Военной академии Генштаба -начальник штаба Уральского ВО. С июня 1941 - генерал-майор. В ходе войны - начальник штаба 22-й армии, начальник штаба и командующий Брянским фронтом, с декабря 1941 по май 1942 - заместитель командующего Западным фронтом, затем начальник штаба и заместитель командующего ряда фронтов, с июня по ноября 1944 - командующий 2-м Белорусским фронтом, затем командующий 4-й гв. армией. С 1944 - генерал армии. После войны -командующий Военным округом. (Великая Отечественная война, Энциклопедия, стр.
Генерал слушал, не перебивая, но пальцы на его руках и коленки дрожали. Он тихо с каким-то шипением спросил: «Что ж перед вами обороняется одна паршивая дивизия немцев, а вы целым корпусом топчетесь на месте и не можете прорваться через ее слабенькую оборону?» Он замолчал, глубоко вдохнул воздух, задержал выдох и снова сказал: «Кроме того, у вас две стрелковые дивизии, а вы.» и он грязно выругался, с трудом сдерживая гнев. Генерал, видно, не знал, что легкие кавалерийские дивизии, да и две стрелковые дивизии насчитывали менее трех тысяч человек каждая, что основная тяжесть боя, ложилась на две гвардейские кавалерийские дивизии. Но они шли в атаку на танки и укрепления немцев почти с голыми руками, несли огромные потери.
«Нет, товарищ генерал, - ответил Кононенко, - без танков, без артиллерии через шоссе нам не прорваться. Мы положим всех людей, а успеха не будет. И дивизия немцев не так уж паршива, как вы сказали, у нее почти десять тысяч человек, есть достаточно танков, в неограниченном количестве боеприпасы, ее солдаты обогреваются в населенных пунктах и в специально оборудованных блиндажах, она не ощущает недостатка в продовольствии, а мы? Мы воюем почти голыми руками и, вдобавок впроголодь, у нас даже лошади часто остаются без фуража, а что толку от кавалериста, если его конь голоден?»
Несчастье Кононенко, как оказалось, заключалось в неумении кривить душой.
Захаров резко сдвинул его отчетную карту, давая понять, что доклад окончен, сел на стул и, часто дыша, спросил: «А почему же у вас нет танков, артиллерии, снарядов, мин?» Он глубоко вздохнул, сделал паузу, вскочил и пискливо выкрикнул: «Почум-у-у? Где продовольствие?! Где ваши тылы?!» И опять грубо выругался. Вопрос был задан явно не по адресу. Кроме того, на такие вопросы ответ следовало держать самому. Тыл фронта явно не справлялся со своими обязанностями по обеспечению и снабжению войск. Он работал в диссонанс с задачами, которые ставил войскам командующий фронтом. А может, в диссонанс с возможностями тыла действовал командующий?
Кононенко с удивлением смотрел на Захарова. Тот вспотел, его глаза, вылезавшие из орбит, ничего и никого не видели. Он бросился к Кононенко. перед лицом которого зачернело дуло пистолета «Вальтер» и закричал фальцетом: «Застрелю, мерзавец, кто тебе должен расчищать дороги я, да?! Я сам ехал к вам на санях! Я - зам. комфронта!» В то же мгновение между ними появился представитель авиации генерал Николаенко. Он легко, левой рукой отстранил пистолет Захарова, а в правой руке держал раскрытую коробку папирос «Казбек». Поднеся коробку почти к самому лицу разбушевавшегося генерала, он
спокойно и настойчиво твердил: «Не волнуйтесь, закурите папиросу, закурите, закурите!» Одновременно, левой рукой за своей спиной он сделал знаки Кононенко - уходи.
Вернувшись в свой домик, Кононенко застал там Буйко и начальника особого отдела корпуса Кобернюка. В нескольких словах рассказал им о «докладе».
«Не обращай внимания, - сказал Кобернюк, - я знаю этого ненормального еще с довоенного времени, он и тогда откалывал «номерочки». Словом, мы тебя в обиду не дадим. Приедет Белов, мы с ним поговорим по этому вопросу».
К вечеру приехали генерал Белов и начальник штаба полковник Грецов. Замкомфронта, после бурного скандала крепко спал, и генерал Николаенко подробно рассказал им о происшедшем.
Генерал Белов позвонил Кононенко и спросил: «Ну, как тебе понравился новый «бомбардировщик»?». С легкой руки Белова все в штабе корпуса стали называть генерала Захарова «бомбардировщиком». Но он принес корпусу куда больше несчастья и жертв, чем мог бы принести бомбардировщик.
Лишь позже, внимательно присматриваясь к поступкам, словам и действиям Захарова, Кононенко, как он пишет, понял, какой страшной злобой заполнено было все его существо, как дико ненавидел он людей. Злоба туманила его и так не весьма ясный рассудок. В его старой записной книжке о Захарове написано: «. он так обильно и плотно заполнен злобой, что никакие другие качества уже не могут в нем вместиться. Слава ко многим генералам приходит через горы трупов. Их славе всегда сопутствует смерть. Еще не было случая, чтобы генерал отказался от вручаемой награды из-за того, что его заслуга стоила в сотни раз больше жизней и крови, чем могла стоить. У меня всегда вызывало недоумение, как можно таким людям как Захаров и ему подобные, доверять и подчинять войска?».
Поздно вечером Кононенко был вызван к Белову. В его домике находилось все командование корпуса.
После неприятного и довольно продолжительного молчания, заговорил Захаров. Он сказал:
«Поставленная фронтом задача вам ясна, вы должны прорваться через Варшавское шоссе в тыл врага или умереть. И я вам скажу прямо: или героическая смерть на шоссе и герои в тылу врага, или позорная смерть здесь. Повторяю, такова задача Жукова, фронта, Ставки и самого Сталина. Меня прислали сюда, чтобы я заставил выполнить задачу любыми средствами, и, клянусь, я заставлю вас ее выполнить, я протолкну вас в тыл к немцам, хотя бы мне пришлось для этого перестрелять половину вашего корпуса. Вы должны прорваться в тыл врага с теми средствами, которыми сейчас располагаете. Вот почему здесь, на нашем Совете может идти речь лишь о том, как выполнить задачу, а не о том, что необходимо для ее выполнения».
