Более того, целый ряд авторов (А. О. Чубарьян, В. С. Лельчук, В. О. Печатнов [14]) полагают, что в Кремле даже не существовало четкого «плана игры» на послевоенный период и на смену «ясности целей пришла «известная неопределенность», поскольку И. В. Сталин «явно не имел ясной долговременной концепции» внешней политики СССР. Многие российские историки склоняются к мысли, что причиной этой неопределенности была предельно агрессивная политика Вашингтона, который отверг идею раздела мира на сферы влияния и взял курс на вытеснение СССР с завоеванных им геополитических позиций. Как выразился тот же профессор В. О. Печатнов, «СССР был слишком силен, чтобы капитулировать, и слишком слаб, чтобы победить. В этом и заключался порочный круг «холодной войны» для Сталина».
Одной из самых спорных проблем современной российской историографии является также вопрос о наличии некого советского плана ведения полномасштабной войны с США. В частности, профессор А. А. Данилов, написавший в одной из своих известных работ отдельную главу, посвященную внешнеполитическим планам главных участников «холодной войны», утверждал, что отсутствие соответствующих документов в российских архивах вовсе не означает, что такого плана у СССР не существовало [15]. По его мнению, с началом нового витка «холодной войны» в 1948–1949 годах одновременно «началась проработка оперативных планов ведения боевых действий против друг друга как в США, так и в СССР». Но если в отношении американских намерений он ссылается на конкретные архивные документы и научные исследования, то советских планов для указанного времени ему «обнаружить не удалось». Между тем, как установили его оппоненты (О. А. Ржешевский, Н. С. Симонов, В. О. Печатнов [16]), судя по отрывочным данным, военные планы СССР первых послевоенных лет носили сугубо «оборонительный характер и предусматривали удержание линии обороны по границе советской зоны в Германии, а не наступательные операции в Западной Европе, как полагали американские планировщики». Показательно также и то, что сам И. В. Сталин именно тогда отверг и широкомасштабные послевоенные планы руководства ВМФ, прежде всего адмирала флота Н. Г. Кузнецова, о строительстве океанского военного флота как чрезмерно дорогостоящие и избыточные для решения главной «морской» задачи — обеспечения береговой обороны страны. Как установили современные историки, еще в сентябре 1945 года на одном из заседаний Политбюро И. В. Сталин неожиданно отверг план главкома ВМФ и поддержал альтернативную программу наркома судостроения И. И. Носенко и его негласного «куратора» председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского, которая де-факто «возобновляла реализацию сильно устаревшей судостроительной программы III-й пятилетки» [17].
Более того, как совершенно справедливо писал профессор В. О. Печатнов, если даже в относительно благополучных США среди значительной части высшего руководства страны присутствовал «комплекс уязвимости» и было распространено ощущение «тревог победы», то что же говорить об СССР, пережившем длительную вражескую оккупацию и истощенном огромными материальными и людскими потерями. Поэтому не удивительно, что высшее советское руководство было преисполнено решимости не допустить повторения подобной катастрофы в будущем. В Москве тогда не ожидали непосредственной угрозы войны и не готовились к ней. К началу 1948 года общая численность Вооруженных сил СССР сократилась до четверти от уровня 1945 года, с 11,3 до 2,9 млн. человек), а военный бюджет — до половины, количество военных округов уменьшилось с 33 до 21, а общая численность советских войск в Германии, Польше и Румынии значительно сократилась. Более того, в сентябре 1945 года советские войска были выведены из Норвегии, в ноябре — из Чехословакии, в апреле 1946 года — с Датских островов, а в декабре 1947 года — из Болгарии. Однако И. В. Сталин и его соратники (как и их визави в Вашингтоне) считали довольно высокой вероятность большой войны, но только в отдаленном будущем [18].
Конечно, победа в войне привела к укреплению геополитических позиций СССР, но она же показала и зияющие бреши в обеспечении безопасности огромной страны: проницаемость ее западных границ, отсутствие реальных и надежных союзников и стратегических опорных пунктов за ее пределами, ограниченность выхода в мировой океан, острую нехватку потенциала проецирования мощи, то есть стратегической и транспортной авиации и современного океанского флота, недостаточность военно-технологической базы и другие проблемы. Победа давала уникальную возможность ослабить эти уязвимости, перевести огромные жертвы советского народа и военные успехи Красной Армии в долговременное укрепление международных позиций СССР и тем самым взять реванш за поражения царской России в неудачных войнах предшествовавших десятилетий. Поэтому главной стратегической задачей по-прежнему оставалась защита огромной и уязвимой территории страны, и в военно-политическом плане это предполагало предотвращение возникновения любой враждебной коалиции держав, превосходящих по своей военной мощи Советский Союз.
Между тем первыми очевидными следствиями послевоенной внешнеполитической стратегии СССР стали три международных «кризиса» в Иране, Греции и Турции, которые зримо показали способность, а главное желание советского политического руководства идти на компромисс со вчерашними союзниками по Антигитлеровской коалиции.
а) Иранский кризис 1945–1946 годов
Предыстория иранского кризиса была такова. Еще в конце августа 1941 года для предупреждения возможной переориентации шахиншахского правительства Реза Пехлеви в сторону нацистской Германии на территорию Ирана были введены британские и советские войска, в том числе 44-я армия генерал-майора А. А. Хадеева, 47-я армия генерал-майора В. В. Новикова и 53-я Отдельная Среднеазиатская армия генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Причем этот стремительный ввод союзных войск, сопровождавшийся детронизацией правящего шахиншаха и вступлением на престол его старшего сына Мохаммеда Реза Пехлеви, затем был де-юре узаконен трехсторонним советско-британско-иранским договором, подписанным в конце января 1942 года. В конце того же года таким же образом поступил и Вашингтон, который, правда, отказался подписать аналогичный договор о пребывании своих войск на территории Ирана, но это обстоятельство не встретило каких-либо претензий со стороны правительства Ахмада Кавама, уже взявшего курс на тесный союз с американской стороной, в том числе и в нефтяной сфере [19].
Согласно 5-й статье тройственного договора между СССР, Великобританией и Ираном, вывод всех союзных войск, не имевших оккупационного статуса, должен был состояться не позднее шести месяцев после окончания всех военных действий между союзными державами и державами «Оси». Однако уже 19 мая 1945 года Мохаммед Реза Пехлеви обратился к правительствам Великобритании, СССР и США с предложением о досрочном выводе их войск, мотивируя свою просьбу окончанием войны с Германией. Явно озабоченные перспективой закрепления Советского Союза на территории Северного Ирана, вчерашние союзники решили поддержать позицию официального Тегерана и через своих послов в Москве Арчибальда Кларка Керра и Аверелла Гарримана направили в НКИД СССР письма с предложением «полюбовно» договориться о досрочном выводе союзных войск с территории «дружественной страны». Но НКИД СССР хранил гробовое молчание, в том числе и потому, что в конце мая 1945 года тогдашний заместитель наркома иностранных дел Сергей Иванович Кавтарадзе, по должности курировавший весь Ближневосточный регион, в своей докладной записке на имя В. М. Молотова прямо указал, что «вывод советских войск из Ирана поведет, несомненно, к усилению в стране реакции и неизбежному разгрому демократических организаций», а «реакционные и проанглийские элементы приложат все усилия и пустят в ход все средства, чтобы ликвидировать наше влияние и результаты нашей работы в Иране». Кроме того, немаловажную роль играло и то обстоятельство, что еще в декабре 1944 года Иранский меджлис (парламент), по сути, заблокировал подписание советско-иранской нефтяной концессии, куратором которой был сам Лаврентий Павлович Берия, а американцы, напротив, уже вовсю хозяйничали в Иране. Достаточно сказать, что всей экономикой страны де-факто рулил «генеральный администратор иранских финансов» Артур Честер Мильспо, а весь силовой блок иранского правительства контролировали две американские военные миссии: полковника Н. Шварцкопфа-старшего — в иранской жандармерии и генерала К. Ридли — в иранской армии [20].