иудео-христианском диалоге после Освенцима, отмечал: «Значит ли это, что христианам следует отказаться от веры в Иисуса-Искупителя? Напротив. Столкновение с иудаизмом требует от христиан, чтобы они стали более подлинными христианами. Единственная цель иудео-христианского диалога… заключается в том, чтобы дать евреям возможность стать лучшими евреями, а христианам — укрепиться в христианстве и более подлинно представлять его»
20.
При этом некоторые исследователи пришли к чрезмерно радикальным и даже ошибным выводам. Так, преподаватель Библейско-богословского института (Москва) доктор наук Юрий Табак считает, что «Холокост является результатом многовековой ненависти христианского мира к евреям» 21. Впрочем, об этом до него говорили и некоторые западноевропейские богословы, в частности Грегори Баум еще более резко очерчивал эту мысль, доводя ее до абсурда: «Холокост осуществил фантазии церкви, что евреи — не-народ, что пред Богом для них нет места, и что им давным-давно следовало признать Христа и исчезнуть» 22.
Ю. Табак критикует историков, полагающих, что в новое время антииудаизм, по существу, уступил место секулярному (экономическому, политическому, социальному) и расовому антисемитизму, и Холокост является результатом прежде всего этих двух разновидностей антисемитизма, вместе с набравшими силу в культурном социуме Европы второй половины XIX — первой половины XX века неоязыческими тенденциями.
Следует отметить, что эти историки были отчасти правы, однако в действительности реальность была несколько другая, хотя и совсем иная, чем полагает Ю. Табак. В нацистской Германии сложилась уникальная в новой истории ситуация, когда руководство государства поставило цель создать новую, основанную на расовой теории, религию, которая была бы принципиально враждебна основным действовавшим на территории страны и во многом связанным между собой конфессиям — иудаизму и христианству (об этом будет подробно рассказано в первой главе). К этому примешивались все существовавшие к тому времени разновидности антисемитизма. В результате произошло падение современной цивилизации в мрачную бездну прошлых времен (где когда-то гунны или монголы истребляли целые народы), и возникло такое уникальное явление для новой истории, как Холокост.
Ю. Табак пришел к выводу, что знающие о Холокосте и способные уважать религиозную свободу другого люди должны отказаться от эксклюзивистской модели религиозного сознания, ставящей одного человека над другим, так как при благоприятных условиях «даже легкое ощущение своего превосходства над другими» якобы может привести к Холокосту: «Конкретно отказ от эксклюзивистской модели может найти… отражение в 1) новых подходах к сотериологии, в частности, в усвоении плюралистического подхода; 2) в полном отказе от миссионерства;
3) в недопустимости проявления чувств пренебрежения и даже иронии по отношению к представителям других религий (даже к язычеству); 4) в желании понять и искренне узнать другого» 23.
Богословское осмысление Холокоста продолжилось в России в 2000-е гг. В частности, московский религиозный философ Доминик Рубин считает: «Холокост, действительно, представляет собой вызов сознанию христианской Европы. Русская церковь — церковь христианская и европейская, и невозможно сделать вид, что это не так… Русским православным людям необходимо оценить всю тяжесть Холокоста вкупе с богословскими его последствиями… если мы, подобно католикам, воспримем Холокост серьезно, то нам — православным — придется очень глубоко задуматься над нашей литургией и над тем, как относиться к антииудаизму отцов церкви, равно как и к проповедям Иоанна Златоуста и т. п. В конечном итоге нам также придется принять во внимание наше отношение к типологическим прочтениям Ветхого Завета, которые превращают всю историческую конкретику в духовную аллегорию. Это занижает непосредственное значение событий прошлого, таких, как исход из Египта или будущуее возвращение Израиля в свою землю. Аналогичным образом русскому православию придется смириться с последними библейскими исследованиями о еврейском Иисусе, и здесь понадобятся русские православные, которые понимают современный иудаизм и еврейскую культуру. Мне кажется, это должно стать императивом, если мы всерьез признаем разрушающий эффект учения о презрении по отношению к евреям, учения, которое на протяжении веков являлось частью православия. И все же, достигнув этого, православию еще придется избежать розановской 24ошибки — той самой ошибки, которая бросила его в объятия к иудаизму (и язычеству) и заставила забыть христианство.
Другими словами, православие должно влюбиться в иудаизм, но, в то же время, недвусмысленно заявить, что христианство есть исполнение иудаизма, и, говоря без обиняков, превосходит иудаизм» 25.
По мнению Д. Рубина, между неозападническим и неославя-нофильским подходами Православной Церкви к еврейству и иудаизму должен быть средний путь. Отправной точкой здесь могут стать прозрения русских религиозных философов (протоиерея Сергия Булгакова, священника Павла Флоренского, В.В. Розанова, Л.С. Карсавина, В.В. Зеньковского) о коллективной природе и исторической роли еврейства с учетом реалий Холокоста. Объективная оценка отношений между христианством и еврейством должна избежать двух крайностей: тенденций игнорировать Холокост или рассматривать его как вызов христианской догме Боговоплощения и центральной роли Христа в спасении. Взвешенный подход к еврейству может быть дополнен признанием духовной ценности иудаизма. В заключительном выводе Д. Рубин отмечал:«.. мое основное предложение заключается в том, чтобы сделать Холокост центральным элементом размышлений православных верующих об иудаизме и использовать русскую религиозную философию, как руководство в этом вопросе, оставаясь в то же время в неразрывной связи с древним, святоотеческим пластом нашей традиции» 26.
Многие видные религиозные деятели Европы уже несколько десятилетий признают геноцид евреев как одну из самых страшных духовных катастроф христианской цивилизации. Самым ранним из признаний морально-политической ответственности христианской Церкви за национал-социализм и антисемитизм было Штутгартское «исповедание вины», опубликованное Советом Евангелическо-Лютеранской Церкви в Германии еще 19 октября 1945 г. При этом богословское и историческое осмысление этих трагических событий проходит очень непросто и порой чрезвычайно болезненно. Так, уже несколько десятилетий предметом острых дискуссий является оценка реакции Ватикана на Холокост в годы Второй мировой войны.
Большое влияние на процесс переосмысления отношения Католической Церкви к евреям оказали опубликованные в 1950-х — начале 1960-х гг. исследования главного инспектора по преподаванию истории во французском Министерстве просвещения Жюля Исаака. В своих работах он старался показать, что Католическая Церковь сознательно воспитывала массы верующих в духе «антисемитизма», считая евреев «народом-богоубийцей», а также поощряла дискриминационные законы. Под влиянием Исаака католические катехизисы и учебники подверглись пересмотру, из них стали изымать антиеврейские высказывания. В 1963-м — последнем году понтификата Римского Папы Иоанна ХХШ впервые прозвучали резкие обвинения в адрес Ватикана и особенно Папы Пия XII в причастности к уничтожению евреев, в частности немецкий драматург Рольф Хоххут поставил пьесу «Наместник», в которой Пий XII открыто обвинялся в сотрудничестве с гитлеровским правительством 27.
Незадолго до этого Иоанн XXIII поручил специальной комиссии подготовить материалы об отношении Католической Церкви к нехристианским религиям,