Девьер по приказу Меншикова был арестован и обвинен в том, что он во время болезни императрицы «не только не был в печали, но и веселился, и плачущую Софью Карлусовну (Скавронскую) вертел вместо танцев и говорил ей: „Не надо плакать“. В другой палате сам сел на кровать… говорил Ее Высочеству цесаревне Анне Петровне: „О чем печалишься? Выпей рюмку вина“. И говоря то, смеялся, и пред Ее Высочеством по рабской своей должности не вставал и респекта не отдавал… А были при том многие персоны, которые, когда спрошены будут, объявят о всех непотребных словах и злых поступках, и в какой силе вышеупомянутые злые слова говорил, и где, и с кем, и когда был в совете, и какое злое намерение имел, о всем может объявить при допросе и при розыске». Девьер при допросах и во время пыток не переставал утверждать, что он не умышлял никакого зла интересу ее Императорского Величества и никаких сообщников не имеет, но говорил с Бутурлиным, Толстым, Нарышкиным, Долгоруковым и Скорняковым-Писаревым о свадьбе великого князя (внука Петра – Петра Алексеевича. – В. Б.) на княжне Меншиковой. Потребованные к ответу Писарев и Толстой показали еще и на Ушакова. Из речей их открылось, что все они более или менее опасались силы Меншикова и советовались между собою, как бы воспрепятствовать сватовству великого князя на его дочери. Ожидаемый переход трона к Петру Алексеевичу грозит и тем, говорили Девьер и его сообщники, что он «без сомнения возвратит из заточения бабку свою, царицу Евдокию, а она нраву особливого, жестокосердна, захочет выместить злобу».
6 мая 1727 года, в последний день своей жизни, Екатерина подписала указ о наказании Девьера и его сообщников. Приговор суда определял смертную казнь Девьеру и Толстому, а остальным – битье кнутом и ссылку в Сибирь. Екатерина заменила смертную казнь на кнут и ссылку, Скорнякову-Писареву предписала кнут, лишение имений, чинов и ссылку в Тобольск, а остальных – Бутурлина, Нарышкина, Долгорукова и Ушакова – понизила в должностях и удалила от двора.
Через несколько часов после подписания приговора Екатерина I умерла. Главный врач Блюментрост, представляя Верховному тайному совету медицинское заключение о причине ее смерти, написал, что с нею «феба приключилась и повреждение в легком быть надлежало, и мнение дало, что в легком имеет быть фомика, которая за четыре дня до смерти Ее Величества явно оказалась… и от той фомики 6 мая с великим покоем преставилась».
Приговор Девьеру и его соучастникам, хотя и был одним из последних актов, подписанных Екатериной, но все же не был самым последним. Гораздо более важным документом было оставлено и должным образом оформленное завещание, по которому наследником трона объявлял Петр Алексеевич – двенадцатилетний внук Петра I. Завещание гласило: «Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором (самодержцем. – В. Б.)». Однако регентом при нем назначался не Меншиков, как можно было ожидать, а «обе цесаревны, герцоги и прочие члены Верховного тайного совета, который обще из девяти персон состоять имеет».
ПЕТР II
Историко-литературный пролог
Екатерина I, процарствовавшая менее двух с половиной лет, оставила трон внуку своего великого мужа, которому не довелось дожить до собственной коронации, он оставил престол тоже через два с половиной года.
Автор предлагает вашему вниманию своеобразный дивертисмент из пяти самостоятельных материалов, принадлежащих пяти авторам. Время появления этих материалов различно. Это «Рассказы о российском дворе», написанные в XVIII веке и опубликованные с комментариями профессора Л. А. Никифорова в журнале «Вопросы истории» (1991, № 12 и 1992, № 1). В «Вопросах истории» (1968, № 3) была помещена статья ленинградского историка С. С. Лурье «Борьба за власть при преемниках Петра I», рассказывающая о царствовании Петра I от начала и до конца и о судьбе фамилии Меншиковых в Березове. Во втором журнале «Вопросы истории» (1994, № 8) историк Е. В. Анисимов из Санкт-Петербурга в серии «Исторические портреты» опубликовал очерк «Петр II», посвященный жизни внука Петра I со дня его рождения и до дня смерти. Четвертый очерк «Государь ты мой, дитятко…», в основе которого лежат записки очевидца – испанского посла при Санкт-Петербургском дворе герцога Лирийского – помещен в журнале «Знание – сила» (1995, № 7) и принадлежит крупному педагогу А. М. Цирульникову, в котором большое внимание уделено вопросам воспитания и образования. И наконец, предлагаю вниманию читателей исторический детектив «Смерть от неволи?», помещенный в журнале «Знание – сила» (1992, № 4) за подписью доктора исторических наук В. Тюрина, сосредоточившего внимание на многих аспектах жизни юного императора.
Перечисленные мною статьи и очерки, помещенные в разных журналах и написанные в разных жанрах, объединяет несколько общих черт: высокое качество, оригинальный подход к решению поставленных автором задач и использование всего доступного круга источников, что делает эти статьи первостепенными для всестороннего освещения проблемы. Я представил лишь маленькие фрагменты этих очерков и статей. Думаю, что авторы будут довольны тем, что их труд востребован многотысячной профессиональной аудиторией, которая сможет отдать им должное.
Детство Петра Алексеевича
Вот как описывает доктор исторических наук Е. В. Анисимов первые годы жизни внука Петра Великого: «Рожденный 12 октября 1715 года в семье царевича Алексея Петровича и кронпринцессы Шарлотты Христины Софии Вольфенбюттельской, он, как и его старшая сестра Наталья (родилась в 1714 году), не был плодом любви и семейного счастья. Брак этот был следствием дипломатических переговоров Петра I, польского короля Августа II и австрийского императора Карла VI, причем каждый из них хотел получить свою выгоду из семейного союза династии Романовых и древнего германского рода герцогов Вольфенбюттельских, связанного множеством родственных нитей с правившими тогда в Европе королевскими домами. Конечно, при этом никто не интересовался чувствами жениха и невесты.
Кронпринцесса Шарлотта, сестра которой была замужем за австрийским императором, надеялась, что брак ее с «московским варваром» не состоится. В письме деду, герцогу Антону Ульриху, в середине 1709 года она сообщала, что его послание ее обрадовало, так как «оно дает мне некоторую возможность думать, что московское сватовство меня еще, может быть, минет. Я всегда на это надеялась, так как я слишком убеждена в высокой вашей милости». Но надежды ее были напрасны: после Полтавы за Петром – победителем Карла XII – стала ухаживать вся Европа, в том числе и герцог Антон Ульрих Вольфенбюттельский. Свадьба была сыграна в Торгау в октябре 1711 года и поразила всех великолепием стола и знатностью гостей.
Но счастья новобрачным она не принесла. Отношения их не сложились, холодность супруги вызывала недовольство Алексея, а его грубые ухватки и тяжелый нрав пробуждали в Шарлотте только ненависть и презрение. Вскоре после рождения сына она умерла. Алексей, занятый своими делами, а потом – острым конфликтом с отцом, не обращал внимания на детей, и когда летом 1718 года он погиб в застенке Петропавловской крепости, Наталья и Петр остались круглыми сиротами. Разумеется, Петр I не забыл внучат, они оставались членами царской семьи, но постоянно находились где-то на задворках. Лишь в 1721 году дети были переселены в царский дворец, им определили штат придворных и прислуги.
По мнению многих, Петр был далек от интеллектуального труда и интересов, не умел вести себя прилично в обществе, капризничал и дерзил окружающим. Современники считали, что виной тому не столько природа, сколько воспитание. Действительно, в отличие от дочерей Петра Великого внуков его обучали и воспитывали более чем посредственно. Все у них было как бы второсортным – жизнь, учение, будущая судьба. Занимались ими то вдова трактирщика, то вдова портного, то бывший моряк, который преподавал и письмо, и чтение, и танцы. Прусский посланник даже полагал, что Петр I умышленно не заботился о правильном и полноценном воспитании внука. Однако это не так. В 1722 году Петр пригласил в учителя к внуку хорошего специалиста, выходца из Венгрии И. Секани (Зейкина). Он учил детей в семье Нарышкиных, и Петр, отбирая его у своих родных, писал учителю, что «время приспело учить внука нашего». Но занятия начались лишь в конце 1723 года (или даже позже) и оборвались в 1727 году, когда Меншиков, очевидно, по наущению нового воспитателя Петра, Остермана, выслал Зейкина за границу.
