Но старик Вячеслав прежде битвы хотел попытаться кончить дело миром; он сказал племянникам: "Теперь, братья, мы готовы биться; но ведь Юрий мне брат, хотя и младший; хотелось бы мне послать к нему и свое старшинство оправить; когда нам будет с ним божий суд, то бог на правду призрит". Племянники согласились, и Вячеслав, подозвавши к себе своего боярина, сказал ему: "Ступай к брату Юрию, кланяйся ему от меня; а вы, братья и сыновья, Изяслав и Ростислав. слушайте, перед вами отряжаю; так ты вот что скажи от меня Юрию: я вам обоим, Изяславу и тебе, много раз говорил: не проливайте крови христианской, не губите Русской земли; вас удерживал от войны, о себе не заботился, что меня оба вы обидели, и не один раз; а ведь у меня полки есть и сила есть, бог мне дал; но я для Русской земли и для христиан не поминал того, как Изяслав, едучи биться с Игорем, говорил: я Киева не себе ищу, но отцу моему Вячеславу, он старший брат; а как бог ему помог, то он Киев себе, да еще Туров и Пинск у меня отнял, - это меня Изяслав обидел; а ты, брат, едучи к Переяславлю биться с племянником, тоже говорил: я Киева не себе ищу, есть у меня старший брат Вячеслав, все равно мне, что и отец, ему ищу Киева; а как бог тебе помог, то и ты Киев себе, да еще Пересопницу и Дорогобуж у меня отнял, обидел меня, один Вышгород мне дал; а я во всем том не искал управы для Русской земли и для христиан, не передо мною в вас правды не было, а перед богом; я еще и вас удерживал от войны, но вы меня не слушали; ты мне тогда говорил: младшему не могу поклониться; но вот Изяслав, хотя два раза слова своего не сдерживал, зато теперь, добывши Киев, поклонился мне, честь мне воздал, в Киеве меня посадил, и отцом себе назвал, а я его сыном; ты говорил: младшему не поклонюсь; а я тебя старше не мало, а много; я уже был бородат, когда ты родился; если же хочешь на мое старшинство поехать, то как нас бог рассудит". Юрий отвечал на это: "Я тебе, брат, кланяюсь, речи твои правые:
ты мне вместо отца; но если хочешь со мною рядиться, то пусть Изяслав поедет во Владимир, а Ростислав - в Смоленск, тогда мы с тобою урядимся". Вячеслав послал опять сказать ему: "У тебя семеро сыновей, и я их от тебя не отгоняю, а у меня только два - Изяслав и Ростислав, да еще другие младшие; я, брат, тебе вот что скажу: для Русской земли и для христиан ступай в свой Переяславль и в Курск с сыновьями, а там у тебя еще Ростов Великий, Ольговичей отпусти домой, тогда и станем рядиться, а крови христианской не будем проливать; если же хочешь пойти по своему замыслу, то этой пречистой госпоже с сыном своим и богом нашим судить нас в этот век и в будущий". Говоря эти слова, Вячеслав показывал на образ богородицы, висевший на Золотых воротах. Юрий, не давши на это никакого ответа, на другой день явился с войском у Киева и стал по ту сторону Лыбеди. Начали перестреливаться об реку и перестреливались до вечера, а некоторые из войска Юрьева переехали Лыбедь; Андрей Юрьевич и здесь, как прежде у Луцка, занесся вперед и проскакал почти до самых неприятельских полков; один половец схватил под ним коня и воротил назад, браня своих, зачем все отстали от князя, Изяслав, видя, что неприятельские отряды переезжают Лыбедь, велел ударить на них выборной из всех полков дружине, которая и вмяла неприятеля в реку, где он потерял много убитыми и взятыми в плен; между прочими убили и Савенча Боняковича, дикого половчина, который хвастался: "Хочу ударить мечом в Золотые ворота, как отец мой в них ударил"; после этого ни один человек уже не переезжал больше чрез Лыбедь, и Юрий, оборотя полки, пошел прочь: дали ему весть, что сват его Владимирко идет к нему на помощь из Галича; так он и пошел к нему навстречу. Мстиславичи подъехали к дяде Вячеславу и сказали: "Они прочь поехали, пойдем за ними"; но Вячеслав удержал их: "Это уже начало нам божией помощи, - говорил он - они сюда приехали и ничего не успели сделать, только стыда добыли; а вам нечего спешить; бог даст - выступим вечером, а пожалуй, даже и завтра, подумавши". Тогда Изяслав обратился к Борису городенскому и сказал ему: "Они верно пойдут к Белгороду, ступай-ка, брат, туда же бором"; и Борис отправился. Юрий в самом деле подошел к Белгороду и послал сказать гражданам: "Вы мои люди: отворите мне город".
Белгородцы отвечали: "А Киев тебе разве отворил ворота? Наши князья Вячеслав, Изяслав и Ростислав". Услыхав такой ответ, Юрий пошел дальше; а между тем Мстиславичи с дядею Вячеславом выступили за ним из Киева, чтоб предупредить соединение его с Владимирком; равнодушие киевлян или нежелание их поднимать руки на Мономаховичей прошли; они сказали Мстиславичам: "Пусть идут все, кто может хоть что-нибудь взять в руки; а кто не пойдет, выдай нам того, мы его сами побьем", - такая ревность служит знаком сильного нерасположения к Юрию. Все пошли с радостию по своим князьям, говорит летописец, на конях и пеши, многое множество. На дороге Изяслав получил весть от сына Мстислава, который прислал сказать ему: "Король, твой зять, отпустил к тебе помощь, какой прежде не бывало, многое множество; я уже с ними прошел горы; если мы будем тебе скоро надобны, то дай знать, мы скорее пойдем". Изяслав велел отвечать ему: "Мы уже идем на суд божий, а вы нам всегда нужны; ступайте как можно скорее". У реки Рута настигли Мстиславича Юрия; мирные переговоры, начатые было снова, остались тщетными, потому что Ольговичи и половцы не дали мириться: понятно, что те и другие много теряли с примирением всех Мономаховичей. Юрию не хотелось вступить в битву до прихода Владимиркова; та же самая причина заставляла Изяслава как можно скорее начать сражение. Когда все уже были готовы, вдруг мгла покрыла все поле, так что можно было видеть только до конца копья, потом пошел дождь, к полдню туман рассеялся, и враги увидали, что озеро разделяет их; Юрий отступил, перешел речку Малый Рутец и остановился на ночь; Мстиславичи с дядею не отставали от него и остановились ночевать на перелет стрелы от неприятельских шатров. На другой день на заре в стане у Юрия ударили в бубны, затрубили в трубы, полки стали готовиться к бою; скоро те же звуки раздались и в стане Мстиславичей. Выстроивши полки, Юрий с сыновьями и союзниками пошел на верх Рутца, Мстиславичи также двинулись против него; но Юрий, дошедши до верховьев Рутца, поворотил полки и пошел к Большому Руту: он не хотел биться, но хотел зайти за Рут и там дожидаться Владимирка. Мстиславичи, увидав его отступление, послали вслед за ним стрельцов своих, черных клобуков и русь, которые начали наезжать на задние отряды, стреляться с ними и отнимать возы. Тогда Юрий, видя, что неприятель не дает ему перейти за Рут, принужден был остановиться и вступить в битву. Сын его Андрей, как старший между братьями (Ростислав умер в 1150 году в Переяславле), начал рядить отцовские полки; на другой стороне Мстиславичи подъехали к дяде Вячеславу и сказали ему: "Ты много хотел добра, но брат твой не согласился; теперь, батюшка, хотим головы сложить за тебя или честь твою найти". Вячеслав отвечал им: "Братья и сыновья! От роду не охотник был я до кровопролития; брат мой довел до того, что вот стоим на этом месте, бог нас рассудят". Племянники поклонились ему и поехали в свои полки; Изяслав разослал повестить по всем войскам: "Смотрите на мой полк! Как он пойдет, так и вы вое ступайте", Лишь только с обеих сторон начали сходиться на битву, Андрей Юрьевич, схватив копье, поехал напереди и прежде всех столкнулся с неприятелями; копье его было изломано, щит оторван, шлем спал с головы, конь, раненный в ноздри, начал соваться под ним в разные стороны; с противной стороны то же самое сделал Изяслав Мстиславич и подвергся той же опасности: он въехал прежде всех в неприятельские полки, изломал копье, получил рану в руку и в стегно и слетел с павшего коня. После общей схватки и злой сечи войска Мстиславичей победили; степные союзники Юрьевы, половцы, любили пускать тучи стрел издали и мало приносили пользы в схватках; не вынувши ни одной стрелы из колчанов, они пустились бежать первые, за ними - Ольговичи, а за Ольговичами побежал и Юрий с детьми; много дружины их было побито, взято в плен, потонуло в топком Руте; в числе убитых был Владимир Давыдович, князь Черниговский, в числе пленных много князей половецких. Когда победители возвратились с погони на поле битвы, то из кучи раненых один начал привставать; толпа пеших киевлян подбежала к нему и хотела убить, как вдруг он сказал: "Я князь!" "Ну так тебя-то нам и надобно", - отвечал один из киевлян, думая, что это Юрьевич или Ольгович, и начал сечь его мечом по шлему; тогда раненый сказал: "Я Изяслав, князь ваш", и снял шлем; киевляне узнали его, схватили с радостию на руки, как царя и князя своего, по выражению летописца, и воскликнули: "Кириеелейсон!" И во всех полках была большая радость, когда при победе узнали еще, что и князь жив. Мстиславич был очень слаб, изошел кровию; но, услыша, что Изяслав Давыдович плачется над братом своим Владимиром, собрал силы, сел на коня и поехал туда поплакать вместе; долго плакавши, он сказал Давыдовичу: "Уже нам его не воскресить; так, взявши тело, поезжай-ка лучше в Чернигов, я тебе помощь дам". Мстиславичи отпустили с ним Романа, сына Ростиславова, с дружиною; до вечера Давыдович с Романом были уже в Вышгороде, в ночь перевезлись чрез Днепр, а утром на другой день приехали в Чернигов, где Изяслав, похоронивши брата, сел на столе. Между тем Юрий с сыновьями переехал Днепр у Треполя и остановился в Переяславле; половцы ушли в степи, а Ольговичи переправились за Днепр выше Заруба и бежали в Городец.
