- У нас все в порядке - можете не беспокоиться...
- Правда?
- Обещаю вам!
- Спасибо.
Я перевожу дух, точнее, пытаюсь. Но все равно что-то еще противится во мне свободно и непринужденно чувствовать себя в этот вечер.
В моей гримерной стоит прелестный букет роз, на прикрепленной к нему карточке "мой" незнакомец пишет:
"Я очень счастлив - автомобиль № 32684".
Зато я ни в коем случае не счастлива.
У меня начинается самый долгий театральный вечер в моей жизни.
После спектакля я прошу дочь Аду проводить незнакомца ко мне в гримерную.
При этом у меня весьма и весьма неспокойно на душе: здесь для кого-то устроена ловушка. Но я делаю это в порядке самообороны, говорю я себе и вспоминаю при этом об угрозах и эскападах моего "кавалера с розами".
И вот незнакомец из "автомобиля № 32684" стоит передо мной - блестящей наружности beau* с неестественно горящими глазами.
Он возвышается надо мной, театрально прижав правую руку к сердцу, и патетически восклицает:
- Наконец! Наконец-то свершилось! Вы и не представляете, Ольга Чехова, что значит для меня это мгновение! Война - разве она не оказалась отчасти благом? Я, лишь один я выиграл в этой войне - и каким способом!..
Чтобы несколько "остудить" победителя, я спрашиваю его подчеркнуто деловито, что бы он вознамерился делать, если бы я его не приняла:
- Вы все равно чувствовали бы себя победителем в этой войне?..
Незнакомец молниеносно хватается за карман и выхватывает револьвер:
- Вот - вот вы видите ответ. Еще сегодня я за-стрелил бы вас, а потом себя...
Итак, и вправду сумасшедший, да к тому же на все готовый.
Я изо всех сил пытаюсь оставаться спокойной:
- Подойдите, но будьте все же разумны. Отдайте мне револьвер - это не игрушка...
- Игрушка?.. - лепечет он совершенно оторопело. - Какая же это игрушка...
Он не заканчивает предложения, озадаченно уставившись на меня, и послушно, как ребенок, протягивает оружие.
Я прячу револьвер в свою сумочку.
Несколько секунд позднее человека уводят солдаты Красной армии.
Огромные глаза его недоверчиво блуждают, но он уходит с ними безвольно, почти апатично.
Когда дочь и я покидаем кинотеатр, двое советских часовых не разрешают нам ехать домой, они отводят нас в какой-то штаб, названия которого я не знаю.
Допрос продолжается несколько часов и все время крутится вокруг одного и того же человека - Джорджа Кайзера.
Правда, я не могу отделаться от впечатления, что русские не воспринимают Кайзера всерьез. Под утро они отпускают нас и в то же время подтверждают мое подозрение. Один из солдат по-мальчишески ухмыляется:
- Ваш мистер Кайзер точно никакой не контрразведчик - может, он позарился на ваши драгоценности...
Через несколько часов мне звонит полковник, которому я в ставке в Карлсхорсте рассказывала о своем приключении.
- Хотите узнать, кто ваш незнакомец из "автомобиля № 32684"?
- Да, конечно...
- Один из наших толковых инженеров...
- Ваш инженер?
- Да. Он работает в местной администрации и действительно страдает всего лишь любовной лихорадкой. Политические или криминальные мотивы исключены; одиночка, хотя его фанатичные намерения могли быть не такими уж и безобидными...
Полковник делает небольшую паузу. Я пытаюсь прийти в себя от изумления.
- Алло...
- Да...
- У вас нет слов от удивления?
- В общем, да.
- Он сильно вас напугал?
- Да.
Голос полковника без перехода становится деловитым:
- Он больше не причинит вам хлопот. Товарищ инженер попросил вернуть его на родину и уже завтра покинет Германию...
Тихий щелчок на линии - полковник закончил разговор. Я тоже медленно опускаю трубку на рычажки...
На следующий день Джордж Кайзер в моей гримерной.
В прекрасном настроении он сообщает мне, что только что вернулся из короткой, но весьма удачной поездки в Берлин, направляется к телефону, набирает номер, радостно разговаривает с кем-то из своих друзей - и вдруг что-то обескураживает его, почти приводит в замешательство:
- ...в советском секторе? Но это же невозможно! Я сейчас потребую у нее объяснений. Подожди моего звонка, пожалуйста!
Угрожающе смотрит на меня:
- Вы давали гастроли на Александерплац?
- Да.
- Почему?!
- Это вас не касается.
- Как раз меня-то это и касается!
Я вспоминаю об ироничном замечании русского по поводу "секретного агента Кайзера" и без церемоний выгоняю его.
"Он, само собой, скоро вернется", - думаю я, и в тот же момент мне приходит в голову мысль, до которой мне давно следовало бы додуматься: я перерезаю телефонный шнур.
Кайзер возвращается и на этот раз держится почти что по-отечески:
- Давайте еще раз переговорим начистоту, но смотрите - если вы всего не расскажете, то мне не останется ничего иного, как доложить по начальству, что вы ведете двойную игру...
Я показываю на телефон:
- Поступайте как знаете.
Кайзер тянется к телефону, сначала нерешительно, потом энергично:
- Надеюсь, вы хорошо подумали.
- Несомненно, - холодно отрезаю я.
- К сожалению, у меня больше нет сомнений, что вы и сегодня шпионите для Советов - как и во время войны...
Он набирает номер:
- Hallo?.. Here is mister Kaiser speaking. Major Bradly, please... Hallo, Jeff...*
Я бегу в дирекцию, быстро рассказываю, что происходит, и прошу срочно уведомить союзническую комендатуру. Потом возвращаюсь в гримерную.
Кайзер все еще "разговаривает" по телефону.
Несколько минут спустя в комнате стоят два рослых "джи-ай"*, суют Кайзеру под нос обрезанный телефонный шнур и указывают на дверь.
Кайзер пожимает плечами и выходит.
День спустя все разъясняется.
Кайзера зовут совсем не Кайзер, и к "Парамаунту" он не имеет никакого отношения, не является также военнослужащим или тем более сотрудником секретной службы. Он немец, работает кельнером в американском казино для офицеров и основательно запутался.
Кайзер - типичный продукт послевоенного времени, ни больше ни меньше, но явление необыкновенно типичное и отнюдь не единичное в эти годы, когда пышным цветом расцвели обман, интриги, мошенничество, спекуляции и доносы.
При всем том существуют не только "кайзеры" - мелкие, примитивные мошенники; есть и другие, более могущественные и оттого более опасные, которые точно так же, как и он, раздувают "шпионские истории" и, ради того чтобы на сенсации сделать себе имя, не колеблясь способны "запустить" клевету: в лондонском журнале "Пипл" всплывают первые слухи о моей якобы шпионской деятельности. Правда, "Пипл" оставляет вопрос открытым - работала ли я на Гитлера или на Сталина или же на обоих сразу.
Все это я не воспринимаю всерьез, потому что за годы жизни в свете рампы научилась не обращать внимания на сплетни и пересуды.
Немецкие газеты подхватывают "сенсационное сообщение".
Я мешками получаю письма с угрозами, к тому же теперь еще и пущен слух, будто я награждена орденом Ленина.
На улице ко мне подбегает молодая девушка, плюет в лицо и кричит:
- Вот тебе, изменница!
Вытираю лицо и молчу. Что тут можно поделать?
Я отправляюсь в комендатуру и прошу официального опровержения о моей якобы шпионской деятельности. Опровержение дано. Я знаю, что существуют, кроме того, еще два варианта.
Вариант первый: газеты дают ироничный комментарий, в соответствии с ним опровержение теперь является косвенным подтверждением сообщения, которое до сих пор было лишь слухом, - и продолжают строчить дальше.
Вариант второй: эти бульварные листки живут по проверенному принципу, что нет ничего старее, чем вчерашняя газета, - и со временем отправят "дело о шпионаже" на свалку. Я рассчитываю на второй вариант. Видимо, зря. Жду два года.
А потом на первой странице штуттгартской газеты "Вохенпост" появляется фотография из моего старого фильма. В левой руке я держу статуэтку. С помощью немудреного технического трюка маленькая фигурка ретушируется и превращается в высокую советскую награду. Подпись: "Ольга Чехова с орденом Ленина. За верную шпионскую службу". Газета обещает также раскрыть закулисные стороны "жизни культуры" и "пикантные подробности о знаменитой актрисе".
Среди прочего там можно было прочесть следующее:
"Несколько дней спустя в моем кабинете без предварительного звонка появляется, возникнув словно из-под земли, красивая женщина - Ольга Чехова. Под ее меховой шубкой поблескивает орден Ленина. Подаренная вилла и советская охрана - благодарность за долголетнюю шпионскую деятельность в ближайшем окружении Адольфа Гитлера. Тот так и не сумел раскусить прекрасную Олли и, как видную представительницу немецкой культуры, приглашал на все балы, во время войны на дипломатические приемы, потчуя ею иностранцев. Лишь Геббельс с его юридическим чутьем всегда высказывал предостережения. Но Гитлер полагал, что маленький доктор потерпел с ней фиаско и желает отомстить.
