Отечественные авторы, особенно советского периода, иногда описывают тверское восстание как героический эпизод народной национально-освободительной борьбы против татаро-монгольского ига, чуть ли не пролог грядущей Куликовской битвы. На самом деле бунт произошел спонтанно, по совершенно нелепому поводу. Летописный рассказ о том, как всё случилось, настолько простодушен, что имеет все признаки достоверности.
Рано утром 15 августа некий дьякон по имени Дудко вел к Волге на водопой свою молодую, превосходно откормленную кобылицу. Навстречу попались какие-то татары, которым лошадь понравилась, и они стали ее отбирать. Дьякон отдавать не хотел, начал кричать и звать на помощь. Завязалась драка, которая перешла в массовую потасовку. Обнажились мечи.
Кто-то ударил в колокол, звон подхватили другие церкви, и скоро восстал весь город. Захваченных врасплох ордынцев убивали по всей Твери, не разбирая, кто воин, а кто купец. Чолхан с приближенными заперся в тереме, но тут подоспел князь Александр с дружинниками. Двор подожгли и всех татар, включая ханского посла, умертвили.
Народные восстания, повлекшие за собой эпохальные исторические перемены, чаще всего именно так и происходили. Когда всё клокочет, довольно самой незначительной искры, чтобы разгорелся испепеляющий пожар. Из-за такой же ерунды – скандала в очереди за хлебом – в феврале 1917 года рухнет Российская империя. То есть, конечно же, не из-за этого, а по серьезным, роковым, объективным причинам, однако же бывает очень интересно пройти по цепочке событий, чтобы определить изначальный толчок, вызвавший мощное землетрясение.
Если рассматривать историю как хаотический процесс, в котором всё случайно, генеалогию московского государства вполне можно возвести к тучной кобыле дьякона Дудко. Если б она не была такая упитанная, на нее не позарились бы татары, не завязалась бы драка, не убили бы ханского посла, Тверь не накликала бы на себя беду, этим не воспользовался бы Калита – и так далее.
Есть основания полагать, что ловкий Иван Данилович одним из первых кинулся к Узбеку с вестью о страшном преступлении. Во всяком случае, именно московскому князю разъяренный Узбек доверил сопровождать карательную экспедицию. И Калита извлек из этого поручения всю возможную пользу.
Польза заключалась в том, чтобы разорить и ослабить все области, не входившие в число московских владений. Летопись сообщает, что князь «просто рещи [попросту говоря] всю землю Русскую положиша пусту». Города и села Калита сжег, людей увел к себе. Всё вокруг пришло в запустение, нетронутой осталась только Москва.
Благодаря своей оборотистости и безжалостности Иван Данилович добился двойной выгоды: во-первых, обеспечил своему княжеству экономическое и политическое первенство; во-вторых, получил в награду от Узбека великокняжеский ярлык, отобранный у бежавшего прочь Александра.
С этого времени, 1328 года, московские князья стараются не выпустить великокняжеский титул из своих рук.
Конфликт с Александром Михайловичем на том еще не закончился. Беглец несколько лет тихо сидел в Пскове, ожидая, когда пройдет гнев Узбека. Потом выпросил себе прощение и получил назад тверское княжество – видимо, хан захотел создать противовес быстро усиливающейся Москве.
Сев в Твери, Александр немедленно принялся враждовать с Калитой, но тот решил проблему испытанным манером, по-московски: вместо того чтоб воевать, поехал в ханскую ставку с доносом. В этих делах Иван Данилович был мастер. Узбек потребовал к ответу Александра вместе с сыном и предал обоих жестокой казни.
Этот триумф стал для Калиты последним – в следующем году он скончался, оставив наследнику мощное, богатое княжество, значительно расширившее свои границы.
Победа Москвы над Тверью теперь стала окончательной. Тверские князья обладали генеалогическим старшинством и искуснее воевали, но в первой половине XIV столетия действеннее оказались «московские» методы: дипломатические и коррупционные. Помогло Москве и то, что самая богатая русская область, Новгородчина, предпочитала ориентироваться не на воинственную Тверь, а на прагматическую Москву.
В общем, ум и хитрость взяли верх над силой и смелостью. Поясной кошель оказался действенней меча.
Когда обстоятельства переменятся и сила станет важнее хитрости, московские князья выучатся отлично воевать, но это произойдет уже на следующем историческом этапе.
Пришло время рассмотреть причины и обстоятельства превращения захолустного городка Владимиро-Суздальского княжества в политический центр обновленного русского государства.
Выбор столицы – событие огромного значения для любой страны; в особенности для страны, которой предстояло превратиться в империю, то есть сверхсильное государство жесткой вертикальной конструкции, где облик и дух главного города в значительной степени определяют судьбу и жизнь всего огромного организма. Достойные и недостойные качества московских правителей, привычки и традиции столичного населения, выгоды и невыгоды географического положения города – всё это сказалось на облике страны, которую на протяжении нескольких веков называли Московией, а ее обитателей московитами.
Как обычно случается в истории, город стал колыбелью новой государственности вследствие соединения случайных и неслучайных факторов – причем первых явно больше.
В предыдущем томе было рассказано, что этот населенный пункт начинает упоминаться в летописях с середины XII столетия. Москов или Кучково (по имени владельца боярина Кучки, от которого впоследствии сохранился топоним «Кучково поле») был пограничной крепостцой Владимиро-Суздальского государства.
Долгое время городок не являлся даже центром удельного княжества. Сюда сажали, всегда временно, самых младших сыновей. Младшим сыном был и Даниил Александрович, который после смерти Невского стал первым постоянным московским князем. Сорок лет он прозябал в своей волости, не имея никакой политической важности, пока по удачному стечению обстоятельств не получил в наследство от бездетного родственника Переяславль-Залесский.
На этом цепь счастливых для Москвы случайностей не закончилась. Сыновья Даниила – Юрий и в еще большей степени Иван – оказались хваткими собирателями земель. Оба отлично владели искусством дипломатии и подкупа, много времени проводили в Орде, где умели переинтриговать своих соперников. Любопытно звучит суждение о русских араба Ибн-Баттуты, который при дворе Узбека видел, должно быть, посольство Калиты (1334 г.) и составил по нему мнение обо всем народе: «Русские, христиане, народ с рыжими волосами и голубыми глазами, весьма хитрый и коварный».
В конце концов Ивану Калите ценой доноса и разорительного похода против собственного отечества (но не своей отчины) удалось войти к хану в ми- лость и получить ярлык на великое княжение (1328), который так и остался за Москвой.
К этому времени звание великого князя Владимирского вновь обрело важность. Дело было не в верховной власти (она принадлежала Орде) и не в чести (об этом тогда особенно не заботились), а в мотиве сугубо практическом: праве собирать «выход» для татар.
Калита добился полномочий на сбор дани и с других русских княжеств, что стало для Москвы могучим инструментом экономического и политического влияния. В. Ключевский называет великого князя «простым ответственным приказчиком хана по сбору и доставке дани», но эта должность открывала перед ловким политиком богатые перспективы. Всегда можно было дать послабление послушным и посильнее прижать непокорных; прямые контакты с Сараем давали возможность очернить врага в глазах высшей власти; ну и, конечно, часть собранного, как водится, прилипала к рукам «приказчика», делая его всё богаче (мы видели, как Юрий Данилович от жадности утратил осторожность и поплатился за это).
Конечно же, Иван Калита заботился не о благе страны, которой еще не существовало, а, так сказать, лишь о собственной калите, но от его оборотистости в выигрыше оказалась вся московская область, центральная часть русских земель. При этом князе и его преемниках, следовавших тем же курсом, в их владениях царил мир. Богатели города, развивалось хозяйство, быстро росло население.
Причин тому было две: во-первых, после победы над Тверью у Москвы не осталось опасных соперников; во-вторых, не трогали Русь и татары, вполне удовлетворенные исполнительностью своих московских вассалов.
Помимо экономического развития происходил еще один процесс, менее очевидный, но в историческом смысле более важный: за несколько спокойных десятилетий в московской Руси выросло новое поколение, которое не испытало ужаса татарских набегов и потому обладало большей волей к сопротивлению, чем отцы и деды.
