Б. Это нужно. Это нужно Примакову, это все прекрасно понимают. Примаков же играет совсем другую игру, это всем ясно…Здесь как бы позиция Примакова, моя и других членов (коллегии?) расходится кардинально. Поэтому я бы (…) на все рычаги, чтобы это останавливать.
Ъ. Лучше это, грубо говоря, не принимать на Совет безопасности, сказать, что это не то место, куда надо тащить.
Б. А откуда у тебя информация, что это на Совет безопасности?
Ъ. Он заявил в печати. Он заявил, что предлагает, что обращается к президенту с этим. Видимо, туда отправил какой-то документ.
Б. Дело в том, что его дни тоже сочтены, Скуратова.
Ъ. Ну он, насколько я знаю, собирается по-другому себя повести. Не подавать заявления.
Б. Не будет подавать заявления, создаст для себя колоссальную проблему.
Ъ. Тем не менее.
Б. А у тебя (…) информация есть? Если президент ему предложит — он не подаст?
Ъ. Да. Он уходит в такую четкую оппозицию.
Б. Очень хорошо, это как раз нас устраивает.
Ъ. Черт его знает. По-моему, лучше, чтобы там был бы нормальный, вменяемый, грамотный, честный человек.
Б. Последнее особенно важно, потому что эта скотина полностью коммунистическая. Спасибо, что сказал. Я тоже там передам по цепочке. И я думаю туда (…), чтобы не рассматривали.
Ъ. Да, надо отбиваться».
Редакция сопроводила этот разговор следующим комментарием, с которым трудно не согласиться:
«Мы сознательно не хотим комментировать разговор двух потенциальных клиентов Генеральной прокуратуры. А всего лишь привели его в том виде, в каком он фигурирует в материалах уголовного дела. Разговор очень коротенький, но весьма показательный. Из него можно сделать как минимум пять выводов.
1. Дубинин с Березовским находятся в особо доверительных отношениях.
2. Истинной причиной отставки Скуратова стали общие дела Березовского и Дубинина. При этом непонятно: то ли общие дела Дубинина с Березовским по «Андаве» (напомним, именно Сергей Дубинин по личной просьбе БАБа выдал валютную лицензию «Андаве». — Ред.), то ли общие дела Березовского с Дубининым по «перевариванию» российской рыночной экономикой кредитов МВФ.
3. Отставка Бордюжи была предрешена в тот момент, когда Скуратов предложил рассмотреть материалы доследственной проверки по Центробанку, «Мабетексу» и Аэрофлоту на Совете безопасности.
4. Березовский знал о существовании скандальной видеокассеты еще до ее демонстрации по РТР и сознательно вел дело к ее обнародованию.
5. Евгений Примаков теперь знает, кого ему благодарить за свою отставку…»
К той поре Евгений Максимович еще не был снят со своей должности.
Но вернемся к памятному визиту генерального прокурора Швейцарии в Россию.
Из Шереметьева мы поехали в наше загородное хозяйство, на реку Истру. Одни называют это хозяйство медицинским центром, другие пансионатом, третьи зоной отдыха, четвертые еще как-то, но суть нашей «Истры» от названия не меняется: это прекрасное место. И корпуса здесь прекрасные, и природа дивный хвойный лес, и знаменитая река под боком.
Прежде всего, как и положено по российским обычаям, пообедали. Лишних вопросов госпожа дель Понте не задавала. Она имела хорошую, хотя и не полную информацию о том, что происходит у нас, и, честно говоря, сочувствовала мне — прекрасно понимала, что означает оказаться в моей шкуре.
Первый день мы провели в переговорах — продолжительных, они шли пять часов без перерыва. И хотя госпоже дель Понте были приготовлены апартаменты на Истре, она решила все-таки уехать в Москву, в резиденцию посла.
Слово гостьи — закон для хозяев. Я сам повез госпожу дель Понте в Москву.
Второй день переговоров был также плотным и трудным. В основном шел разговор о возврате незаконно перекачанных за кордон денег в Россию. Этих денег было много, очень много, они перекрывают все кредиты, которые мы, как жалкие нищие, выклянчиваем у Запада, стоя с протянутой рукой.
Унижаемся, просим, преданно заглядываем в глаза… Противно.
А ведь деньги эти можно вернуть, и унижаться ни перед кем не надо, и долги можно отдать, и кредиты вернуть, и проценты выплатить. Механизм возврата денег хотя и не прост, но реален: необходимо решение российского суда.
Вот тут-то и вся загвоздка. Будет ли такое судебное решение? Скорее всего, нет. Кремлевские богачи вряд ли это допустят, уберут любого судью и с любым прокурором поступят точно так же, как со мной, если те станут покушаться на «большой карман». Прокуратура на нынешний день возбудила уголовные дела — те, что связаны с «Андавой», «Мабетексом», фирмой «Нога» и другими фирмами. Но дойдут ли эти дела до суда, не ведомо никому.
Как только мне окончательно отобьют руки и перестанут пускать в прокуратуру, так эти дела быстренько спустят на тормозах. И никаких судебных процессов, естественно, не будет.
И останутся кровные денежки россиян за кордоном.
Конечно же, высокопоставленные жулики, размещая ворованные деньги на счетах в Швейцарии, надеялись, что это никогда никому не станет известно, кроме них, родных и любимых, и членов их семей — ведь банковские тайны в этой стране покрепче тайн государственных, их не раскрывают даже под пытками, но одного не учли отечественные казнокрады: на преступные деньги в Швейцарии банковские тайны не распространяются. Скорее, даже наоборот…
И вообще, швейцарские правоохранительные органы прекрасно понимали, что за деньгами, которые в эту страну перекачали мошенническим путем, придут сами бандиты и превратят маленькую процветающую Швейцарию в некое исчадие ада, в котором самим швейцарцам будет жить тошно.
Работал я в те дни в страшном напряжении, совершенно не думая о том, что наступит 6 апреля и меня снова потащат на Голгофу — ведь заявление-то мое, «недобровольное», лежит в сейфе у президента. Я постарался вырубить эту дату из себя, не оглядываться на нее, не думать о ней.
А ведь 6 апреля мне придется уйти из Генпрокуратуры уже окончательно. Тяжело было.
После двух дней работы в Генеральной прокуратуре устроили обед. Во время визита Карла дель Понте не давала никому интервью. В прокуратуру тем временем чудом пробрался Александр Хинштейн, встретился нам по дороге. Я увидел его молящие глаза и решил помочь:
— Госпожа дель Понте, у нас есть один очень незаурядный журналист Александр Хинштейн, ответьте, если можно, на несколько его вопросов.
Так Хинштейн оказался единственным из российских журналистов, кому госпожа дель Понте дала интервью. Хотя ажиотаж вокруг ее визита был страшный, к генпрокурору Швейцарии пытались прорваться сотни журналистов, но не прорвался никто.
В тот же день госпожа дель Понте улетала к себе домой. В аэропорту я подарил ей большой букет цветов, наши хозяйственники устроили чай.
Как выяснилось позже, славные российские спецслужбы очень боялись, что я улечу вместе с госпожой дель Понте в Швейцарию — запрыгну в самолет и буду, как говорится, таков. И всякие грузчики, носильщики, водители автокаров, находившиеся около самолета швейцарского генпрокурора, были переодетыми работниками соответствующих служб.
Наши кремлевские горцы боялись, что я вступил с Карлой дель Понте в сговор и, оказавшись на территории иностранного воздушного судна, постараюсь улететь за рубеж и оттуда вести разоблачительную кампанию против президента и его семьи.
Информация эта — стопроцентно верная. Один человек даже предупредил меня:
— Юрий Ильич, не пытайтесь зайти в самолет.
Стало понятно, что если бы я попытался проводить госпожу дель Понте не до трапа, а, скажем, до салона, до кресла, то самолет в ту же минуту начали штурмовать спецназовцы.
Да-а, публика кремлевская, похоже, совершенно не знала меня. Я никогда, ни на каком этапе жизни, даже в трудную пору не представлял себя в роли диссидента и не мыслил себя им, никогда не собирался, не собираюсь и вряд ли в будущем соберусь куда-либо эмигрировать. Это совершенно исключено. Россия — моя страна, моя родина.
Странно даже, что они могли предположить, будто я пойду на такой шаг, очень странно.
От военного самолета, на котором прибыла госпожа дель Понте, откатили трап, завыли стартеры запускаемых моторов.
Через несколько минут Карла дель Понет улетела. Я остался один. Было грустно.
Когда остаешься один, это печально и плохо, в душе ералаш, в голову приходят тяжелые мысли. В общем, любой может понять состояние, в котором я находился. Россия по сравнению со Швейцарией — совершенно дикая, неправовая, почти неуправляемая страна. То, что происходит у нас, для Швейцарии — нонсенс. Карла дель Понте не могла понять — и вряд ли когда поймет, — разве можно себя вести так по отношению к прокурору, как ведут у нас? Особенно по отношению к тому прокурору, который начал расследование в отношении президента и его окружения? В Швейцарии, в США, в Германии, во Франции любой чиновник, какого бы высокого полета он ни был, мигом бы слетел со своего кресла! А если бы вмешался президент, то слетел бы и президент. У нас же нет — один беспредел покрывается другим.
