Отношения между кланом и корпорацией были неравноправными, но корпоранты не были рабами. Скорее всего, они представляли собой объединения, привязанные к вышестоящему клану воображаемым родством и обязанные отдавать им некоторое количество прибавочного продукта в форме личного труда. Сочетание клана и корпорации создавало низшую ячейку общества Ямато. Большинство населения состояло в корпорациях и было обязано пахать землю, ловить рыбу, заниматься промыслами, служить прислугой. Корпорации находились под контролем кланов, члены которых занимались делами управления, войны и ритуала.
Рабы, хотя и немногочисленные [45], играли немаловажную роль в хозяйстве. Они не сделали общество рабовладельческим, но были тесно связаны с домовой организацией их владельцев, так как в основном выполняли работу по дому (домашнее рабство).
К концу IV в. сложились большие кланы, которые стали средоточием местной власти. Они базировались на собственной клановой организации и на организациях зависимых. Такие большие кланы стали сложной патриархальной организацией, состоящей из рыхлой группы семейств, объединяемых реальным или воображаемым родством и признающих власть главы клана.
В большом клане вождь занимал пост его главы как вероятный прямой потомок родоначальника. В его обязанности входило руководить сородичами в общественных и военных делах, в почитании родоначальника. Последнее служило выражением солидарности патронимии. Божество — покровитель такого клана — стало отождествляться с территорией, находившейся под влиянием данного клана. Это происходило в результате либо выдвижения духа предка в качестве местного духа-покровителя, либо превращения местного духа-покровителя, почитаемого ранее, в божество прародителя. Так или иначе, стало обычным для вождей больших кланов сочетать духовную власть со светской, простирающейся не только на членов клана, но и на весь район.
Эти большие кланы не были стабильными. Они непрерывно возникали и распадались. Способ, которым отпрыски привязывались к большому клану, открывается нам в практике сохранения двух званий или фамилий: фамилий отцовского и дочернего клана. В Киби, например, дочерние кланы часто принимали наименование местностей, куда они переселялись. Так, через два поколения после Митомо-вакэ один член клана Киби именовался как Киби-но симо цумити-но-оми-сакицуя. Эта составная фамилия сложилась из фамилии главного клана + фамилии дочернего клана + звания + жалованной фамилии [Hall, 1966, с. 34–38].
Упрочение связей клана с местностью проявляется в тенденции дочерних кланов строить собственные храмы предков в своих резиденциях. Трудно сказать, сколько поколений требовалось, чтобы утратить наименование старшего клана, но, похоже, в четвертом поколении (или степени родства по отношению к главному клану) появлялась первая трещина в связях с отцовским кланом. Структура больших кланов, особенно региональных владетелей, расширялась за счет многочисленных подчиненных семейств — завоеванных или покорившихся добровольно.
Соотношение между, кланом и корпорацией, вероятно, было более или менее одинаково по всей Японии. Вполне возможно, что корпорации по происхождению являлись теми же кланами, но попавшими в зависимость к более сильным кланам. Известно, что дочерние кланы иногда через несколько поколений попадали в положение корпораций. Военнопленные и иммигранты, в свою очередь, пополняли ряды низших социальных групп. В поздний период режима Ямато подчиненное, зависимое состояние корпорации стало нормой. Это подтверждается постоянным стремлением мощных кланов — из группы Ямато или из числа местных владык (Киби, Вакэ) — увеличить количество корпораций, питающих их мощь. Многие корпорации были созданы такими кланами для подъема целины или развития ремесла. Для каждого вида службы или производства правитель Ямато имел особую корпорацию, находившуюся в ведении управляющего царской корпорацией. Были ли подобные корпорации у знати, неясно. У Киби была зем-ледельческая корпорация (Киби-бэ). Если судить по появлению в списках в VII в. фамилии Вакэбэ, похоже, существовала корпорация и у этой фамилии.
Важными признаками замены в обществе Ямато родовых связей территориальными служат такие факты, как создание корпораций (бэ) по территориальному признаку, смешение функций духа предка клана и духа — покровителя местности, принятие дочерними кланами наименования места обитания (Киби). Все они говорят об укреплении иных, неродовых отношений в обществе Ямато.
Ко времени появления режима Ямато процесс разложения патриархально-родовых связей коснулся самих глубин древне- японского общества. Прежняя родовая община уступила свое место семейной, в которой центральное место заняла семья (ко), владеющая жилищем и землей. Семейную общину постепенно стала вытеснять соседская (мура), основанная уже на территориальной основе. Четко размежевались два класса: эксплуататоров и эксплуатируемых. К первому принадлежали знатные кланы, ко второму — рядовые общинники (удзибито), зависимые и слуги. В зависимости от характера эксплуатации определялся их социальный статус: патриархальный, полуфеодальный, полурабовладельческий.
Уже в V в. стратификация японского общества приобрела сложные, иерархические формы, отличавшиеся своей устойчивостью. В рамках двух больших групп — эксплуататоров и эксплуатируемых— возникло и установилось немало дробных социальных ячеек. По законам иерархии эти ячейки оказывались подчиненными по отношению к вышестоящим и подчиняющими для нижестоящих ячеек. Замедленный процесс экономического и социального развития страны, отсутствие мощного притока новых форм и идей вызвали значительную стабильность всех звеньев системы (каба- нэ). Неизбежное развитие общества, и в частности вызревание классов, форм государственности, очень долго проявлялось в старых формах патриархально-родового строя (положение царя как верховного старейшины кланов, зависимые корпорации — частные и казенные или царские — под покровительством кланов и т. д.). Однако, несмотря на эту маскировку, японское общество по крайней мере с V в. вышло из рамок первобытнообщинного строя и вступило в период раннеклассового образования. В VI в. «система удзи» испытывала кризис.
Отношения управления в дотайковском обществе, разделенном на пестрые социальные группы, оказались непростыми и изменчивыми.
Низшая ячейка — семья — сохраняла строгую патриархальность. Малая семья приобрела определенную хозяйственную, а следовательно, и социальную самостоятельность: вела свое хозяйство, жила своим домом, объединяемая узами крови и одной фамилией (или ее заменителем). Организационные функции осуществлялись в этой семье на простейшей патриархальной основе. Однако во многих случаях, особенно в тех, когда семейная общность обладала известным богатством, знатностью, организационно-управленческими функциями, сохранялась тенденция к особой сплоченности этой общности в форме большой семьи. Судя по подворным спискам VIII в., такая большая семья (в это время и раньше) состояла из прямых родственников: мужа-патриарха, его жены, матери, сыновей и внуков и жен последних (примерно 7— 25 человек), из родственников по боковой линии: из незамужних сестер, из братьев, их жен и детей (около 8—27 человек), из принятых в семью, из слуг (или рабов) и других лиц; такая семья насчитывала 15–50 человек [Тома, 1947, с. 58]. Эта древнеяпонская семья укреплялась не просто кровными узами, но и силою родства. В том случае, если прямое родство оказывалось неполным, оно дополнялось родственными связями по боковой линии одного колена. Поэтому-то в такой семье внутренние связи оказывались необычайно прочными (в частности, члены такого сообщества становились рабами лишь в случае полного распада семьи). Организационные связи в ней уже лишены прямого семейно-хозяйственного облика: ведь каждая малая семья-сочлен имела свое личное хозяйство и свою «фамилию». Власть патриарха большой семьи подкреплялась традиционно-ритуальными функциями и личным его положением в системе званий, в должностной, общинной или клановой иерархии. Она определяла весьма широкий круг общественного поведения сочленов за пределами семьи, отличительной особенностью которого являлось абсолютное предпочтение интересов семьи в целом перед всеми прочими.
Самостоятельность земледельческой семьи не была абсолютной. Экономически благосостояние такой семьи зависело от общинных угодий, от общей оросительной системы, а социальная стабильность — от участия в жизни деревни, общины. Община располагала угодьями, проводила совместную работу по системе орошения. Сила этой ячейки заключалась в необходимой связи с «семьями, ее образующими. Многие внутренние организационные вопросы такая община решала самостоятельно, но круг этих вопросов постепенно сужался по мере усложнения общественной системы в целом. Еще более расширялась категория интересов и отношений, разрывающих рамки общины. Последние категории для своей реализации требовали качественно иных средств — ведь они касались интересов режима в целом либо отдельных групп эксплуататоров. Не удивительно, что в интересующее нас время не сохранилось и следа родовых или общинных собраний. В начале VIII в. (время составления «Кодзики» и «Нихонги») память о них оказалась настолько слабой, что составители этих книг либо не знали о таких собраниях, либо легко могли пренебречь воспоминаниями о них. Лишь древние мифы рассказывают про то, как «восемьсот мириадов божеств» собираются на совет: первый раз — после удаления Аматэрасу в грот, вторично — после ее исхода из грота для наказания ее брата и в третий раз — для обсуждения плана сошествия на землю [Kojiki, I, 17—4, 25; 32—5]. Упоминаются также сборища по поводу сева и жатвы. Во главе такой общины (мура) стоял обычно представитель местного клана, облеченный званием сельского старшины (инаги). Эта община оказалась низшей социальной ячейкой, на которую к концу периода распространилась власть царя Ямато и его окружения.
