И небольшая бытовая подробность. П.Г. Гагарин после смерти своей близкой к императору супруги почти тридцать лет вдовел, опустился, перестал за собой следить. Но уже в преклонных летах он неожиданно женился на балерине казенной сцены М.И. Спиридоновой.
В Москве «считались родством», не обходили стороной родных и уж непременно навещали и опекали тех, у кого не складывалась личная жизнь. Такими неустроенными в жизни оказались «девицы» Спиридовы, как их называли документы тех лет, дочери прославленного адмирала Спиридова Дарья и Александра. О них заботился родной брат Матвей Григорьевич. Поручик в 1772 году, через 7 лет он уже был камергером. Так же быстро стал членом Военной коллегии и сенатором. Но настоящую славу ему приносит не военная и придворная служба, а занятия генеалогией.
Став мужем дочери известного историка М.М. Щербатова, Спиридов при его помощи начинает составлять генеалогию русского дворянства и становится едва ли не первым по времени профессиональным специалистом в этой области. Он издает «Родословный российский словарь» (1793–1794), «Краткий опыт исторических известий о российском дворянстве, извлеченный из степенных, чиновных и других разных российско-исторических книг» (1804) и «Сокращенное описание служб благородных российских дворян – расположенных по родам их» (1810).
Село Козино, где жили сестры, было настоящим семейным гнездом Спиридовых. Козино явно выделялось среди соседних деревень множеством жителей – за ним числилось 583 человека при сорока дворах. Впрочем, собственно поместье богатством не блистало. В селе находилась деревянная церковь Николая Чудотворца. Господский дом – деревянный, одноэтажный со службами – соседствовал с фабрикой, производившей скатерти, салфетки и русский канифас. Крестьяне подрабатывали рубкой леса. Со смертью теток им наследовал племянник от брата Алексея Григорьевича, адмирала, служившего архангельским военным губернатором и главным командиром над Ревельским портом, – камер-юнкер Алексей Алексеевич Спиридов. Другой племянник, владелец Козина, оказался декабристом первого разряда.
Большинство из шумной толпы соседей можно увидеть собственными глазами: их портреты написаны лучшими русскими портретистами второй половины XVIII – начала XIX века. Они встают на полотнах Федора Рокотова и Владимира Боровиковского. Тем любопытнее, что Рокотов со своими родными был ближайшим соседом обитателей Захарова: Рокотовым принадлежала деревенька Аниково с ее девятью дворами и сотней крепостных. Формально его владельцами были воспитанные живописцем его племянники – поручик артиллерии Иван Большой и подпоручик Иван Меньшой Никитичи. Художник приобрел для них эту недвижимость – сами они никакими средствами не располагали, – а в дальнейшем именно они станут его единственными наследниками. Старший достигнет чина артиллерии майора, младший – штабс-капитана.
Одна из наиболее стойких, связанных с замечательным портретистом легенд утверждала его происхождение из крепостных. Такая версия представлялась наиболее удобной в советские годы. В действительности документы позволяют сделать вывод, что Рокотов был безусловно свободнорожденным – иначе он не мог бы подписать устав московского Английского клуба, основателем которого был. Более того – несомненна его связь с семьей Репниных, причем связь родственная. В репнинской семье существовала своеобразная традиция опеки многочисленных побочных детей. У Аникиты Ивановича Репнина это многочисленные сыновья, для которых он добивается фамилии Репнинских и дворянства. У двоюродного брата Петра Ивановича Репнина, фельдмаршала Н.З. Репнина, это знаменитый Адам Чарторыжский. К числу таких родственников относится и И.Н. Пнин.
Судя по его связям, Рокотов мог заниматься в Сухопутном шляхетном корпусе, мог быть выпущен из него в военную службу, иметь военный чин (в отдельных документах он назван «капитаном»). Прожив в Москве долгие годы, не нуждаясь в средствах, Рокотов тем не менее только в начале 1780-х годов покупает участок на углу Старой Басманной и Токмакова переулка, в приходе церкви Никиты Мученика. Он обращается в Управу благочиния с просьбой разрешить ему возведение сразу шести (и каких!) построек. В их число вошли двухэтажный каменный дом, большой жилой деревянный флигель размером в плане 224 кв. метра, вытянутые вдоль переулка конюшня, сарай и две хозяйственные постройки.
Невольно напрашивается вопрос об источнике материальных возможностей художника. Заработать необходимую сумму портретами, за которые художник брал по 50 рублей, не представлялось возможным.
Тем более что Рокотову приходилось постоянно содержать в эти годы больше десяти человек, имея в виду дворовых и многочисленных учеников. По существовавшим правилам ученичество тогда не оплачивалось. Мастер полностью содержал своих питомцев, расплачивавшихся с учителем только работой. Рокотов должен был располагать определенным капиталом, который появляется у него со смертью П.И. Репнина, в 1778 году. Завещание вступило в силу в 1787 году, когда Рокотов и приобретает свой первый московский участок земли за 2600 рублей, а затем и второй, который ему приглянулся для строительства усадьбы, – за 1400 рублей.
И еще одна нить, протянувшаяся от художника к дому Репниных. В 1793 году, прожив в новой своей едва отстроенной усадьбе всего семь лет, Рокотов продает ее. По времени решение художника совпадает с гонениями, которым подвергся Н.В. Репнин в связи с делом Н.И. Новикова. Герой Мячина попадает в опалу. На те же месяцы репнинских гонений приходится и продажа рокотовской усадьбы. Художник приобретает скромное владение на Воронцовской улице, а оставшуюся часть средств тратит на покупку сельца близ Захарова. Иным способом он, по всей вероятности, не мог обеспечить будущее своих лишавшихся всякого высокого покровительства племянников. Среда пушкинского детства в Подмосковье – сколько еще предстоит о ней узнать и как может она сама пополнить наше представление о культурной жизни старой столицы.
Театр – Пушкин должен был познакомиться с ним еще в детстве. В первую очередь – дома. Знаменитая актриса А.М. Колосова, то ссорившаяся, то мирившаяся с поэтом, раздраженная его эпиграммами в свой адрес, напишет о Сергее Львовиче: «В одну из моих с ним встреч он рассказывал мне о своем участии в любительских спектаклях в Москве. Он отличался во французских пьесах, а Федор Федорович Кокошкин (по его словам) был его несчастным соперником в русских». Другой современник свидетельствует, что никто удачнее его в Москве «не умел устроить любительский спектакль, и никто не исполнял своей роли с таким успехом, как он». Во всяком случае, в доме Пушкиных чтение и декламация не умолкали едва ли не все время, пока хозяин был дома. Театр был «воздухом Москвы тех лет», и Вяземский, отличавшийся декламацией в салоне Василия Львовича, – его особенно привлекали монологи и сцены из трагедий Расина и Вольтера, – рассказывал, к восторгу слушателей, как однажды буквально ворвался в квартиру к гастролировавшей тогда в Москве и обожаемой им «девице Жорж и, к великому своему разочарованию, застал ее, потрясающую Федору и Семирамиду, держащей в руке не классический мельпоменовский кинжал, а простой большой кухонный нож, которым скоблит она кухонный стол». В доме Пушкиных не могли не обсуждать того поединка между двумя трагическими актрисами – француженкой Жорж и россиянкой Семеновой, который разделил московских театралов на два враждующих лагеря.
Не зная обстоятельств первоначального обучения поэта, ни даже с уверенностью имен его воспитателей и педагогов, можно тем не менее констатировать его широчайшую образованность и в области литературы, и в области театра. По словам Я.К. Грота, лично знакомого со многими товарищами Пушкина по лицею, «Пушкин, вступая в лицей двенадцати лет от роду, по своим занятиям и связям уже был литератором с девятилетнего возраста он зачитывался в библиотеке отца французскими поэтами и лично познакомился с известнейшими русскими писателями – Карамзиным, Дмитриевым, Батюшковым, Жуковским». Скорее всего, ему все же удалось побывать и в профессиональном театре. Детство Пушкина – это время становления императорской казенной сцены в Москве. В 1806 году здесь начались спектакли казенной сцены, образовавшейся из артистов сгоревшего театра Мадокса и крепостных актеров, купленных у А.Е. Столыпина и князя М.П. Волконского. Первое представление состоялось в театре Пашкова на Моховой (ныне церковь Татьяны). Отзвуки этого репертуара будут давать о себе знать в творчестве поэта. Это балет «Дон Жуан» Стелято. С 1801 года в Москве шла «Волшебная флейта» Моцарта, с 1806-го – его же «Дон Жуан», с 1810-го – «Похищение из сераля». Тогда же должно было возникнуть материализовавшееся через годы в маленькой трагедии противостояние Моцарта и Сальери.
В 1806 году в двух шедших в Москве трагедиях Княжнина – «Дидона» и «Титово милосердие» – использовались музыкально-вокальные номера Сальери. В 1809 году была поставлена его опера «Училище ревнивых».
