Ознакомительная версия.
На следствии 1741 года Бирон признался, что утверждал, будто бы как-то раз принцесса бранила недисциплинированного камергера Апраксина «русским канальею» [305]. Обычно так ругались иностранцы, видя безалаберность русских людей. Но этого недостаточно для суждений о русофобских взглядах правительницы. Описание ее апартаментов свидетельствует о том, что комнаты Анны Леопольдовны и ее сына — императора были уставлены иконами, среди которых выделялся образ святых мучеников Фотия и Аникиты, празднуемых в день рождения Иван Антоновича, причем правительница приказывала украшать иконы в своих комнатах драгоценными окладами. 21 марта 1741 года она отдала приказ живописцу Алексею Поспелову написать «образ Ангела Его императорского величества» (днем тезоименитства императора было 29 августа — день Усекнования главы Иоанна Предтечи). Для нее был сделан драгоценный складень, украшенный бриллиантами [306]. В комнатах правительницы и юного императора перед иконами были лампады, причем в расходной книге особенно часты записи отпуска деревянного масла для лампадок: значит, они постоянно теплились возле икон.
Все это, конечно, не есть безусловное свидетельство истинной веры, но православную обрядность правительница соблюдала, имела она и своего духовника, священника Иосифа Кирилова, который часто проводил богослужения в комнатах правительницы и императора. В Великий пост в их покоях служили утрени, часы, повечерия, и, судя по заказам в Придворную контору, правительница постилась. И в ссылку ее сопровождали православные церковнослужители, а это уже свидетельствует не просто о ритуале, а о вере. Муж правительницы, живший в своих отделенных от правительницы покоях, по-прежнему держался лютеранского вероисповедания и молился не во дворце, а в лютеранской кирхе на Невском проспекте [307].
Теперь о деловых качествах правительницы. Фельдмаршал Миних писал, что правительница «была от природы ленива и никогда не присутствовала в Кабинете; когда я приходил по утрам с бумагами, заготовленными в Кабинете или требовавшими какого-нибудь решения с ее стороны, то она, сознавая свою неспособность, часто говорила мне: “Как бы я желала, чтобы мой сын был в таком возрасте, когда бы царствовать”. Отнесемся к словам Миниха, низвергнутого с Олимпа именно этой женщиной, с большой долей скептицизма: ведь во-первых, и императрица Анна Иоанновна, учредившая Кабинет министров в 1731 году, сама на заседаниях его никогда не бывала. Во-вторых, если касаться деловых встреч правительницы с Минихом, то встречаться с ним ей было неприятно, как с человеком неискренним, льстивым и притом амбициозным и коварным. Естественно, что она хотела поскорее избавиться от своего премьер-министра и старалась поменьше с ним встречаться. Другой мемуарист, Манштейн, писавший о лени правительницы, вероятно, со слов своего начальника Миниха, отмечал, что правительница «затягивала самые важные дела, оставалась по нескольку дней в своей комнате, принимая сколь возможно менее лиц». Однако, как показали исследования И.В. Курукина, Анна Леопольдовна (особенно в первые месяцы своего регентства) много занималась делами, и, судя по законодательному материалу, «на первых порах Анну Леопольдовну можно было упрекнуть в чем угодно, только не в лени. Неплохо сохранившиеся — благодаря стараниям Елизаветы «арестовать» историю страны в период правления своей предшественницы — материалы Кабинета содержат сотни резолюций правительницы» [308].
Известно, что в ноябре 1740 года, то есть в самом начале регентства Анны Леопольдовны, А.И. Остерман сочинил для нее специальную записку, которую можно рассматривать как некое наставление, как своего рода инструкцию по государственному управлению. В ней перечислялся ряд первоочередных задач, которые встают перед каждым новым властителем [309]. Особенно ценен был совет разослать русским дипломатам за границей циркуляр с объяснением событий 9 ноября, с тем, чтобы избежать превратного толкования этого переворота за пределами России. Внутри страны следовало подтвердить все «милостивые указы» Бирона и закрепить неизменность управления империи по «прежним указам и регламентам». Все это правительница немедленно исполнила. Таким образом, благодаря советам Остермана и трудолюбию Анны Леопольдовны довольно быстро была достигнута необходимая новому режиму стабильность. Законодательство Анны Леопольдовны показывает, что она не пренебрегала советами Остермана и умела учиться. Так, она последовала предложению вице-канцлера, который писал: чтобы сразу же войти в курс наиболее важных предметов управления, необходимо взять и изучить бумаги бывшего регента Бирона, а также какую-то знаменитую «малиновую шкатулку» покойной императрицы Анны Иоанновны, в которой та держала наиболее важные письма и бумаги — своебразное досье, без которого преемнику трудно разобраться в оставленных на его усмотрение делах. Судя по мемуарам Манштейна, правительница так и поступила. Именно тогда и обнаружились в архиве Бирона упоминавшиеся выше бумаги, неприятные Антону-Ульриху.
Что же касается совета Остермана правительнице четыре раза в неделю заседать в Кабинете для решения важных текущих дел, находясь в присутствии министров, сенаторов, членов Синода и военных, то она ему не вняла. Возможно, осуществить этот совет было сложно практически, он противоречил «закрытому» характеру правительницы, терявшейся в большом собрании. Здесь ей, неопытной и молодой женщине, предстояло бы публично выносить решения, останавливая свой выбор на тех или иных суждениях присутствующих сановников. Подобные заседания в практике русского самодержавия были крайне редки, и, в сущности, до конца Российской империи властители предпочитали иметь дело с каждым министром отдельно, чтобы не ставить под сомнение авторитет и обоснованность своих решений, а, в сущности, сакральную непогрешимость своей самодержавной воли.
Кроме того, проведение предложенных Остерманом совещаний означало фактическую реализацию задуманных ранее, еще во время болезни Анны Иоанновны, планов коллективного регентства с участием правительницы, чего ни она, ни ее окружение, конечно, не желали. Но, по правде говоря, о деловых качествах тогдашних правительниц как-то нет смысла рассуждать. Нацарапать на официальной бумаге, как ее тетка Анна Иоанновна, одно или три слова: «Апробуется» или «Быть по сему», ума у Анны Леопольдовны, как видно по делам, хватило.
И.В. Курукин заметил, что в конце правления отмечалось некое замедление деятельности правительства Анны Леопольдовны, начатые крупные мероприятия сменяются мелкими, частными распоряжениями и, «по-видимому, сделанные “заявки” оказались не по плечу правительнице» [310]. Возможно, проблема заключалась в беременности и родах Анны Леопольдовны, пришедшихся на эти месяцы. К тому же слишком невелик оказался срок, отпущенный судьбой Анне Леопольдовне как правительнице, чтобы увереннее утверждать о том, каким государственным деятелем она бы стала. Как известно, в системе самодержавной власти не было существенных различий между так называемыми «крупными» и «мелкими» делами, их никогда не систематизировали и не разделяли. Это разделение противоречило бы началам единой воли самодержавия: все дела, крупные и мелкие, важные и неважные, имея своим источником самодержавную верховную власть, были одинаково значительны во властной системе самодержавия. Относительны и неудачи правительницы. Так, прав И.В. Курукин, который пишет о малоэффективной работе чиновников при Анне Леопольдовне над составлением нового Уложения. Но история права XVIII века показывает нам, что с задачей унификации законодательства не справился ни один из правителей той эпохи: ни Петр Великий, ни Елизавета Петровна, ни Екатерина II.
Думаю, что Анна Леопольдовна — женщина, по словам Финча, «одаренная умом и здравым рассудком» (а это видно из ее писем к Линару), была так же неподготовлена к бремени власти, как не были готовы править государством ни Анна Иоанновна, ни Елизавета Петровна. Между тем первая императрица благополучно правила десять, вторая — двадцать лет! Анна Иоанновна, порой годами не принимая никаких крупных государственных решений, ставила на первое место в своей, так сказать, «государственной деятельности» вызов нового шута или поимку какой-то знаменитой в Зарайске белой галки. Елизавета Петровна, в свою очередь, уделяла все свое драгоценное внимание праздникам, балам, строго регламентируя вид прически или покрой маскарадного платья для подданных. Добиться, чтобы она взяла в руки доклад или проект указа, министрам удавалось нечасто. Наверное, будь Анна Леопольдовна поудачливее, то правила бы она Россией вольно до совершеннолетия Ивана Антоновича семнадцать лет. Созданная Петром Великим система самодержавного государства была в управленческом смысле очень устойчивой, запущенная некогда великим преобразователем бюрократическая машина работала по своим внутренним законам, и зачастую было не так уж важно, кто восседал на престоле: неграмотная Екатерина I, капризный мальчишка Петр II, проводивший все время на охоте, похожая на помещицу средней руки Анна Иоанновна, кокетка Елизавета Петровна и т. д.
Ознакомительная версия.
