подозрительно относясь ко всем, почти ни с кем не видясь, жестоко наказывая за проступки и отступничество, то и дело облачаясь в одеяния, великолепие которых контрастировало с бедной одеждой его раннего царствования. Он стал таким исхудалым и бледным, что те, кто его видел, с трудом верили, что он еще не умер.8 В течение многих лет он страдал от кипы,9 и периодически испытывал апоплексические удары. 25 августа 1483 года очередной приступ лишил его речи, а через пять дней он умер.
Его подданные ликовали, ведь он заставлял их невыносимо платить за свои поражения и победы; под его безжалостной государственной властью народ становился все беднее, а Франция — все величественнее. Тем не менее последующие века должны были извлечь пользу из его подчинения знати, реорганизации финансов, администрации и обороны, поощрения промышленности, торговли и книгопечатания, формирования современного единого государства. «Если бы, — писал Коминс, — подсчитать все дни его жизни, в которых радости и удовольствия перевешивали бы его боли и неприятности, то их оказалось бы так мало, что на двадцать скорбных пришлось бы один приятный». 10 Он и его поколение заплатили за будущее процветание и великолепие Франции.
II. ИТАЛЬЯНСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Карлу VIII было тринадцать лет, когда умер его отец. В течение восьми лет его сестра, Анна де Божо, всего на десять лет старше его, мудро правила Францией в качестве регентши. Она сократила государственные расходы, простила народу четверть налога на подати, отозвала многих изгнанников, освободила многих заключенных и успешно противостояла попыткам баронов в ходе «Глупой войны» (1485) вернуть себе полусуверенитет, который был свергнут Людовиком. Когда Бретань вместе с Орлеаном, Лотарингией, Ангулемом, Оранжем и Наваррой подняла новое восстание, ее дипломатия и полководческий талант Луи де ла Тремуя нанесли им всем поражение, и она триумфально завершила смуту, устроив брак Карла с Анной Бретанской, которая принесла в качестве приданого к короне Франции свое великое герцогство (1491). После этого регентша отошла от дел и прожила оставшиеся тридцать один год в мирном забвении.
Новая королева была совсем другой Анной. Невысокая, плоская, худая и хромая, с курносым носом над просторным ртом на готически вытянутом лице, она обладала собственным умом, проницательным и скупым, как и положено бретонке. Хотя она одевалась просто, в черное платье и капюшон, в торжественных случаях она могла сверкать золотыми украшениями и тканями; именно она, а не Карл, благоволила к художникам и поэтам и заказала Жану Бурдишону картину Les heures d’Anne de Bretagne. Никогда не забывая о своей любимой Бретани и ее укладе, она скрывала свою гордость в скромности, усердно шила и боролась за исправление нравов своего мужа и его двора.
Шарль, по словам сплетника Брантома, «любил женщин больше, чем могло выдержать его слабое телосложение». 11 После женитьбы он ограничился одной любовницей. Он не мог пожаловаться на внешность королевы; сам он был макроцефалом-горбуном, черты лица у него были домашними, глаза большими, бесцветными и близорукими, подгубная жилка толстой и обвисшей, речь нерешительной, руки спазматически подергивались12.12 Однако он был добродушен, любезен, иногда идеалистичен. Он читал рыцарские романы и задумал отвоевать Неаполь для Франции и Иерусалим для христианства. Анжуйский дом владел Неаполитанским королевством (1268–1435), пока не был изгнан Альфонсом Арагонским; претензии анжуйских герцогов были завещаны Людовику XI; теперь они были провозглашены Карлом. Его совет считал его последним человеком в мире, способным вести армию в большой войне; но они надеялись, что дипломатия может облегчить ему путь, а захваченный Неаполь позволит французской торговле доминировать в Средиземноморье. Чтобы защитить королевские фланги, они уступили Артуа и Франш-Конте австрийскому Максимилиану, а Сердань и Руссильон — испанскому Фердинанду; они думали получить половину Италии за части Франции. Тяжелые налоги, заложенные драгоценности, займы у генуэзских банкиров и Лодовико, регента Милана, обеспечили армию в 40 000 человек, сто осадных орудий, восемьдесят шесть военных кораблей.
Карл отправился в путь (1494), возможно, не желая оставлять позади себя две Анны. Его радушно приняли в Милане (у которого были свои счеты с Неаполем), и он нашел его дам неотразимыми. Он оставил за собой шлейф естественных детей, но красиво отказался прикоснуться к неохотной девице, которую его камердинер призвал к своему удовольствию; вместо этого он послал за ее возлюбленным, провел их помолвку и дал ей приданое в 500 крон.13 В Неаполе не было сил, способных противостоять его силе; он вошел в него с легким триумфом (1495), наслаждался его пейзажами, кухней, женщинами и забыл Иерусалим. По-видимому, он был одним из счастливчиков, не заразившихся в этой кампании венерической болезнью, которую позже назвали morbus gallicus, потому что она так быстро распространилась во Франции после возвращения войск. Священный союз Александра VI, Венеции и Лодовико Миланского (который передумал) вынудил Карла эвакуировать Неаполь и отступить через враждебную Италию. Его уменьшившаяся армия сразилась в нерешительной схватке при Форново (1495) и поспешила вернуться во Францию, неся с собой, помимо прочих зараз, Ренессанс.
Именно в Форново Пьер Террайль, сеньор де Байяр, которому тогда было двадцать два года, впервые проявил храбрость, которая наполовину принесла ему знаменитый титул «кавалер без страха и упрека» (le chevalier sans peur et sans reproche). Он родился в замке Байяр в Дофине и происходил из знатной семьи, каждый глава которой на протяжении двух столетий погибал в бою, и в этой схватке Пьер, похоже, решил продолжить традицию. Под ним убили двух лошадей, он захватил вражеский штандарт и был посвящен в рыцари своим благодарным королем. В век грубости, распущенности и предательства он сохранил все рыцарские добродетели — великодушие без показухи, верность без раболепия, честь без оскорбительной гордыни и пронес через дюжину войн дух, столь добрый и светлый, что современники называли его le bon chevalier. Мы еще встретимся с ним.
Шарль пережил свое итальянское путешествие на три года. Отправившись посмотреть игру в теннис в Амбуаз, он ударился головой о расшатанную дверь и умер от поражения головного мозга в возрасте двадцати восьми лет. Поскольку его дети умерли раньше него, трон перешел к его племяннику герцогу Орлеанскому, который стал Людовиком XII (1498). Людовик родился у Карла Орлеанского, когда поэту было семьдесят лет, ему было тридцать шесть, и он уже был слаб здоровьем.