Постоянное уничтожение в пожарах и под обстрелами мебели и домашней утвари породило проблему так называемого выморочного имущества. Кроме этого, значительная часть сохранившейся мебели шла на строительство баррикад. Буххольц описывал, что гибель хороших вещей производила на людей, живших в нищете, самое тягостное впечатление. Он писал: «Если на место прибывали уполномоченные партийные функционеры, чтобы объявить о данном мероприятии, то многие замечали, что они несли некоторые вещи не в направлении баррикад, а в подвалы, где располагались их офисы. Среди населения стало распространяться мнение, что вещи не надо бы сохранять для их прежних владельцев, а потому с ними можно обращаться на свое усмотрение. Поэтому многие из вещей разбирались, прежде чем на место прибывала группа партийных чиновников. Наиболее порядочные люди стали обращаться к священникам. Им стали выдавать справку о том, что если они хотели сохранить вещь для ее прежних владельцев, то могли забрать ее при условии, что позже она будет обязательно возвращена. Это был моральный принцип использования чужой собственности — Res clamat ad dominum! Каждая вещь вопиет своему хозяину, то есть чужие вещи остаются на сохранении у определенного лица, пока не будет обнаружен их истинный хозяин».
Если задуматься над тем фактом, что «крепость» Бреслау после своего окружения более двух месяцев могла противостоять превосходящим силам Красной Армии, то невольно напрашивается вопрос: как это было возможно? Подобное могло происходить по целому ряду причин. Во-первых, находившиеся в обороне немцы достаточно быстро приспособились к тактике действий советских войск. Поэтому явное превосходство Красной Армии в живой силе и технике компенсировалось тем, что ее части несли в уличных боях огромные потери. Это, в свою очередь, стало следствием не только хорошего знания немцами местности, но и использования гибкой тактики обороны. Во-вторых, недостаток у немцев боеприпасов был компенсирован изготовлением так называемого временного оружия, которое могло вполне успешно использоваться в обороне. Кроме этого, не стоило сбрасывать со счетов тот факт, что неуклонно сжимавшееся кольцо советского окружения вокруг Бреслау позволяло улучшить координацию действий между отдельными немецкими подразделениями, равно как и увеличить плотность оборонительного огня на один условный метр фронта. И, наконец, самое большое значение для защитников Бреслау имел целый ряд психологических установок. Страх перед «русским пленом» и «отправкой в Сибирь» заставлял многих немецких солдат сразу же отказаться от мысли о добровольной капитуляции. Это обстоятельство могло бы показаться незначительным, но тем не менее источники указывают на то, что именно оно «добавляло сил и мужества» защитникам Бреслау. По этой же самой причине советская пропаганда (листовки и призывы через громкоговорители) не оказывала должного влияния на немецких солдат (речь именно о военнослужащих, а не о гражданском населении). Новак в своих записях выразил эту мысль следующим образом: «Только ужас перед русским пленом удерживает их еще на фронте». Подобная формулировка может показаться несколько примитивной, но, судя по всему, в конце боев за Бреслау дела обстояли именно таким образом.
Фердинанд Шёрнер (в очках) и Отто Вёлер
Немецкие солдаты и гражданское население города все чаще стали задаваться вопросом: «Что ожидает нас в будущем?» 20 апреля Новак записал в своем дневнике: «Полная безнадежность. Угонят ли нас русские к себе, как это делали Гитлер и его приспешники в других странах, когда они разрушали семьи? Германия не очень большая страна, а Россия огромная… Холодок пробегает по коже от одной только мысли, суждено ли еще встретиться мне со своей семьей». В Бреслау, равно как и во всей Германии, уже не верили в перелом в ходе войны, как и в хотя бы относительно удачное ее завершение, подобно тому, как Фридриху Великому удалось выйти из Семилетней. войны. Все понимали, что «чудо-оружие», благодаря которому фюрер спасет страну, было блефом и иллюзией. К мысли о безысходности положения стали приходить даже многие офицеры. Тем не менее в сводках командования Вермахта 18–19 апреля значилось следующее: «На западном фронте Бреслау продолжаются ожесточенные оборонительные бои… Смелые защитники Бреслау отразили на южном и западном фронтах вновь начавшиеся атаки русских».
В середине апреля вновь был поднят вопрос о деблокировании крепости, которое было давным-давно обещано фельдмаршалом Шёрнером генералу Нихофу. Сроки предстоящего «спасения» города каждый раз откладывались на неопределенный срок. Несмотря на это прискорбное для немцев обстоятельство, некоторые из них не теряли надежду. В своих заметках Хуго Хартунг записал: «Ночью я еще раз прошел перед своим домом. Заметил отдельно стоящую группу офицеров. Один из них сообщил, что намедни был у коменданта крепости генерала Нихофа. В разговоре генерал выражал надежду на скорейшее деблокирование крепости. Фельдмаршал Шёрнер якобы обещал прорвать кольцо русского окружения, даже если для этого ему бы пришлось прийти пешком в Бреслау». Но большая часть населения и простых солдат более не верили в подобные обещания. Не исключено, что и сам Нихоф высказывал подобное мнение только для того, чтобы еще больше не подрывать боевой дух в сражавшихся немецких частях. Для того чтобы начать деблокирование, основным частям группы армий «Центр», на тот момент располагавшихся в Судетах, надо было полностью отбить у Красной Армии Верхнюю Силезию. Сама по себе подобная операция во второй половине апреля 1945 года была маловероятной.
Гауляйтер Ханке призывает жителей Бреслау сражаться до последнего патрона
Так или иначе, но 14 апреля 1945 года по Бреслау вновь поползли слухи о возможном, прорыве кольца советского окружения. Сейчас сложно сказать, кто их распускал. В любом случае большинство священников относилось к ним весьма скептически. Конрад Бюхзель передал обслуживающему персоналу «Бетанина»: «Воспринимать их нужно с предельной осторожностью». Есть сведения об аналогичной реакции в среде служащих Вермахта и гражданского населения. К концу апреля бедственность положения нельзя было скрыть никакими слухами. Постепенно были утрачены различия между центром и окраинами города.
К 20 апреля 1945 года общее положение на фронтах менялось едва ли не каждый день. В Бреслау стали проникать сообщения, что советские войска на отдельных участках фронта вышли к Эльбе. Нижняя Силезия была почти полностью взята Красной Армией. 21 апреля Хуго Эртунг записал в своем дневнике: «Это значит, что русские предприняли крупное наступление на Берлин, но при этом продолжают удерживать крупные силы (в первую очередь военной авиации) под Бреслау. Если им удастся взять столицу рейха, то думаю, что Бреслау будет вновь подвергаться активным бомбардировкам».
Между тем 20 апреля гауляйтер Ханке зачитал по радио поздравительную телеграмму от Гитлера. На тот момент Ханке, если не считать Геббельса, был единственным гауляйтером, который оставался «на своем месте». Обращение, оглашенное жителям Бреслау, было исполнено иллюзий о возможности победы Германии. Хуго Эртунг вспоминал об этом дне: «В большой зале семинарии проходит праздник, посвященный дню рождения фюрера. Полковник произносит торжественную речь, в которой неоднократно звучат напыщенные обещания скорейшей победы. Большинство офицеров относятся к подобным заявлениям весьма скептически».
Между тем советские войска предпринимают новое наступление в глубь Бреслау.
В это время больницы и госпитали начинают предпринимать экстренные меры, чтобы хоть как-то обезопасить раненых и больных. Одна из сотрудниц больницы Святого Георгия вспоминала: «Мы растянули полотнища с Красным Крестом над зданием, а также разместили аналогичные полотнища посреди сада, чтобы их можно было видеть с воздуха. До сих пор старшая медицинская сестра не хотела использовать этот знак, так как полагала, что от него не будет никакой пользы. Однако он, видимо, возымел некоторое действие». На тот момент бои за город велись в непосредственной близости от Штригауэр-плац, где в бункере располагался госпиталь «Бетанина». Всего в нем находилось более тысячи человек, включая медицинский персонал. Все ожидали, что в ближайшее время бункер перейдет под контроль советских войск. Поэтому для всех стало большим событием, когда 22 апреля в госпиталь прибыло несколько новых медицинских сестер. В тот день одна из сестер записала в своем дневнике: «Мы опасливо считали часы и боялись, что больше никогда не сможем покинуть этот бункер. Это означало бы попадание в плен. К нашему счастью, ранним утром 22 апреля военные действия ненадолго были приостановлены. В это небольшое затишье мы смогли вывезти некоторых раненых. Для помощи нам прибыли несколько других медицинских сестер». Эвакуация была проведена весьма своевременно, так как на следующий день вновь начались ожесточенные бои. О том, какого ужаса смогли избежать раненые, больные и медики, можно судить по воспоминаниям Густава Паннека, который работал в бункере монтером, отвечавшим за подачу воды и электричества.
