Однако некоторое время спустя Россия изменила свою позицию. Бенкендорф 2 (15) января 1913 г. предложил, чтобы эти четыре острова под особой гарантией перешли к Греции. Очевидно, российская дипломатия пошла на это, учитывая британские требования, ибо второе предложение Бенкендорфа больше соответствовало английским планам в отношении Эгейских островов[577].29 января (11 февраля) 1913 г. союзники прервали по инициативе Болгарии, которая надеялась на быстрое падение Адрианополя, мирные переговоры с Турцией. На следующий день Турция предложила Болгарии разделить этот город на две части по реке Марице. Однако София от этого предложения отказалась, и 3 (16) февраля 1913 г. военные действия возобновились.
Опасаясь вооруженного выступления России, Грей поспешил предупредить турецкого посла в Лондоне, что, если Стамбул не пойдет на уступку в вопросе об Адрианополе, он не должен ожидать от держав ничего, кроме давления в пользу такой уступки. Ни одна из великих держав не будет вмешиваться, для того чтобы отстоять для Турции Адрианополь. Наоборот, если бы турки пошли на компромисс, державы могли бы использовать свое влияние на Болгарию с целью ликвидации всяких трудностей[578]. Пуанкаре предложил выступить с коллективным обращением держав к турецкому правительству, подкрепив его морской демонстрацией своих кораблей, находившихся в Босфоре. Однако это предложение было отклонено державами Тройственного союза. Не удалась и попытка России поставить вопрос о проведении демонстрации силами Тройственного согласия. Великие державы ограничились предъявлением коллективной ноты, которая тем не менее дала свой результат — Турция изъявила готовность принять выдвинутые ими требования. Но в это время в Константинополе произошел государственный переворот, к власти пришла прогерманская партия «Единение и прогресс». Военные действия возобновились.
15 (28) февраля 1913 г. Вильгельм II обратился к турецкому послу со следующими словами: «Надо как можно скорее кончать войну. Турция бесповоротно потеряла свое значение как европейская держава. Рассчитывать на постороннюю помощь и поддержку она не может». Это заявление вскоре стало известно военному агенту России в Германии Базарову[579].
13 (26) марта Болгария овладела Адрианополем. По этому поводу «Правда» 17 (30) марта 1913 г. писала: «Падение Адрианополя решит натиск на чаталджинские укрепления, приближает еще на шаг войска союзников к Константинополю. Опять перед Европой станет вопрос о Проливах, опять туда обращено внимание дипломатов всего мира, стремление не упустить из своих рук лакомый кусочек»[580].
Новый успех болгарской армии заставил великие державы уточнить свое отношение к судьбе Константинополя и азиатским владениям Османской империи. Первый шаг предприняла Франция: 15 (28) марта 1913 г. советник российского посольства в Лондоне Н. С. Эттер телеграфировал в Петербург, что П. Камбон в его присутствии прочитал Грею телеграмму Пишона, в которой он спрашивал о позиции Англии в случае выхода болгар в район Константинополя. Британский статс-секретарь дипломатично ответил, что в этом прежде всего заинтересована Россия, с мнением которой он желал бы предварительно ознакомиться, прежде чем давать ответ Франции[581]. Между тем Франция хотела договориться с Англией о совместном решении малоазиатского вопроса, то есть о согласованном разделе Турции. Конкретные предложения по этому поводу Камбон делал Грею и Б. Лоу[582]. Россия заняла позицию ноября 1912 г. Сазонов 15 (28) марта 1913 г. с одобрения Николая II и ведома морского министра Григоровича телеграфировал послу в Константинополе Гирсу, предоставляя ему право в случае необходимости вызвать эскадру Черноморского флота[583]. Вскоре Гирс сообщил Сазонову, что, по его мнению, прибытие одного Черноморского флота не обеспечит интересов России, так как, во-первых, «стоящие здесь иностранные суда даже в нынешнем их числе не уступают ей [эскадре] в силе», а во-вторых, Турция может просто не пропустить русские корабли через Босфорский пролив. Посол писал: «Лишь высадка внушительного отряда войск, способного занять Константинополь и воспротивиться входу в город болгар, обеспечила бы нам возможность исполнить историческую нашу задачу владения проливом». С. Д. Сазонов тотчас же обратился к И. К. Григоровичу и В. А. Сухомлинову с просьбой о незамедлительной подготовке отряда в 5 тыс. человек и транспортных средств для его перевозки в Константинополь по вызову посла.
Требование МИДа застало Морское министерство врасплох. Зафрахтованные осенью 1912 г. для подобной перевозки два транспорта «Добровольного флота» («Петербург» и «Херсон») были незадолго до этого отпущены. В ответ на телеграфный запрос начальника российского Морского генерального штаба А. А. Ливена: «Найдете ли возможным отправить 1000 человек?» — тотчас же, по просьбе посла в Константинополе, командующий морскими силами в Черном море адмирал А. А. Эбергард ответил: «В Одессе нет ни одного годного „Добровольца“ для перевозки войск. Надлежит иметь в виду, что в указанном случае я могу двинуть лишь 750 человек на транспорте „Кронштадт“». Спустя две недели Ливен сообщил, что готов отправить отряд в 2 тыс. человек и еще 3 тыс. человек через 5–6 дней, что исключало всякую надежду на внезапность операции[584].
Полная материальная необеспеченность каких-либо активных действий побудила царских министров выступить в несвойственной им роли защитников Турции и турецкого обладания Проливами. Одновременно Сазонов предложил великим державам коллективное выступление в Константинополе и Софии с требованием: туркам — принять предложенную болгарами линию границы, а болгарам — приостановить дальнейшее наступление на Османскую столицу[585].
Для того чтобы Россия и Балканские государства не смогли решить проблему Проливов между собой, Англия и Франция добились согласия России на отправку в этот район международной эскадры[586]. Грей в беседе с Бенкендорфом заметил, что Англия не станет возражать, если более заинтересованные державы примут необходимые меры[587]. Этот шаг Грей предлагал предпринять и как профилактическую меру для предотвращения активных действий со стороны Австро-Венгрии. Формально согласившись, Сазонов делал все возможное, чтобы остановить Болгарию. Он обратился к болгарскому правительству с настоятельным требованием не предпринимать штурма Чаталджи. В порядке компенсации он обещал поддержать требование болгар военной контрибуции и гарантировал соблюдение сербско-болгарского договора 1912 г. о разграничении[588]. 21 марта (3 апреля) 1913 г. российский и французский послы были приглашены к Грею, который долго излагал перед ними свой взгляд на создавшуюся обстановку. Глава Форин оффис пессимистически смотрел на успех предполагаемого коллективного демарша. Поэтому он намекал на необходимость более серьезных мер со стороны стран, особо заинтересованных в сохранении выработанных державами условий мира, добавив при этом, что эти действия не вызвали бы возражений Англии.
Бенкендорф прекрасно понял намек и напомнил о намерении России послать эскадру к Константинополю. Грей возразил ему, что этот шаг России не устранит всех опасностей, связанных с падением Константинополя[589].
Более определенно по этому поводу высказался Никольсон. Он заметил Бенкендорфу, что предотвратить падение Константинополя можно будет лишь военной силой и Россия является единственной державой, имеющей право прибегнуть к этой крайней мере. Никольсон при этом гарантировал согласие Англии на чрезвычайный шаг[590]. Когда Бенкендорф стал уточнять позицию Лондона в возможном конфликте, Грей заявил, что в отношении Проливов британский кабинет считает себя связанным обещанием, данным Извольскому в 1908 г., а статус Константинополя должна определить конференция всех держав[591].
Такой ответ убедил Россию в нецелесообразности рискованных мероприятий. Царское правительство после всестороннего обсуждения британских предложений вынуждено было признать свою военную неподготовленность и отказаться от решения своей «исторической задачи»[592]. 18 апреля (1 мая) 1913 г. Сазонов писал Извольскому в Париж: «Нас будет сближать с Турцией до известной степени общий интерес, заключающийся в том, чтобы Проливы не подпали под чужое владычество; у России нет оснований препятствовать туркам принять нужные меры против захвата Проливов и Константинополя»[593]. «Опасаться чрезмерного усиления Турции после пережитого ею беспримерного поражения едва ли приходится, — рассуждал Сазонов. — До тех пор, пока Россия не будет готова поставить вопрос о Проливах, опасно и преждевременно было бы говорить о сокращении средств обороны и без того слабой Турции…[594] Если оборона Константинополя и Проливов в настоящее время не будет достаточно оборудована, то обстоятельство это, вместо того чтобы отвечать нашим интересам, может служить опасным соблазном для болгар». Вызывала опасения Сазонова и сама перспектива слишком связать туркам свободу действий: «Россия может извлечь более выгод из прямых и непосредственных отношений со свободной Турцией, чем связав ее подчинением европейскому контролю»[595]. Мнение министра иностранных дел полностью разделял и Сухомлинов, приветствовавший меры Турции по укреплению сухопутной обороны Проливов от Болгарии. Не забывая конечной цели царской России, военный министр выступал за активизацию мер по подготовке Босфорской экспедиции, за готовность к осуществлению десантной операции на берегах Босфора, которая служила бы гарантией благоприятного разрешения вопроса о Проливах, «когда наступит для сего время»[596].
