Но крещение Скандинавии было уже не за горами.
На рубеже первого и второго тысячелетий хронист Титмар из Мерзебурга писал о христианизации датчан германским королем Генрихом I:
«…Он силой сделал послушными себе норманнов и данов и, вместе с их королем Канутом, научил их, уже отошедших от прежнего заблуждения, нести бремя Христа. Но так как я слышал много удивительного об их древних жертвоприношениях, то не хотел бы пройти мимо, не рассказав о них. Есть в тех местах одно место, столица тамошнего государства, именем Лейре, в округе, называемом Зеландия, где каждые 9 лет в месяце январе, в то время, как мы празднуем наше Рождество Господне, они все собираются там и приносят в жертву своим богам 99 человек и столько же коней, с жертвенными собаками и петухами, заменяющими ястребов, полагая, как я уже говорил, истинным, что те будут служить им в потустороннем мире и заступятся перед богами за их преступные деяния. Насколько хорошо поступил наш король, отвадив их от столь ужасного обычая! Ведь приятную приносит Богу-Отцу жертву тот, кто избегает при этом пролития человеческой крови. Предписал ведь Господь: „Не умерщвляй невинного и правого!“»
Одним из главных крестителей Норвегии считается конунг Олав Трюггвасон, живший на рубеже первого и второго тысячелетий. Снорри сообщает, что Олав потребовал от своих бондов, чтобы они приняли крещение, а те в свою очередь потребовали от конунга, чтобы тот принял участие в языческом жертвоприношении. Тогда Олав заявил:
«Если уж я должен совершить с вами жертвоприношение, то я хочу, чтобы это было самое большое жертвоприношение, какое только возможно, и принесу в жертву людей. Я выберу для этого не рабов или злодеев. Я принесу в жертву богам знатнейших людей. Я выбираю Орма Люгру из Медальхуса, Стюркара из Гимсара, Кара из Грютинга, Асбьёрна, Торберга из Эрнеса, Орма и Льоксы, Халльдора из Скердингсстедьи. И он назвал еще пять знатнейших мужей. Он сказал, что хочет принести их всех в жертву за урожайный год и мир, и велел сразу же схватить их».
Это возымело действие. «…Когда бонды увидели, что у них недостает людей, чтобы оказать сопротивление конунгу, они стали просить пощады и отдались воле конунга. Договорились, что все бонды, которые пришли на пир, примут крещение и поклянутся конунгу в том, что будут держаться правой веры и откажутся от всяческих жертвоприношений».
Конечно, христианизация Скандинавии совершилась не за один день, и человеческим жертвоприношениям тоже не сразу пришел конец. Но год вступления на престол Олава Трюггвасона — 995-й — считается в Норвегии официальной датой крещения страны.
О человеческих жертвоприношениях у восточных славян сохранилась не слишком обширная информация. Одним из первых письменных упоминаний о них можно считать сообщение в так называемом «Стратегиконе», созданном, вероятно, по инициативе византийского императора Маврикия на рубеже шестого и седьмого веков. В нем, в частности, идет речь о славянских племенах склавов и антов.
«Жены их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве».
Автор «Стратегикона» не говорит о том, что эти самоубийства носили ритуальный характер, но иного характера они в те времена носить и не могли; о них упоминают и другие авторы. Арабский географ Ибн Руста (Руст) писал в начале десятого века о том, как в «стране славян» проходит похоронный обряд:
«И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец (веревки) завязывает вокруг своей шей. После того как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает».
Археологическими находками массовые самоубийства женщин, о которых говорят автор «Стратегикона» и Ибн Руста, не подтверждаются, но единичные случаи, безусловно, имели место. Известны парные погребения воинов-славян с женщинами — женами или рабынями. А в кургане второй половины десятого века под Черниговом, получившем название «Черная могила», были похоронены трое: взрослый воин, вооруженный подросток и женщина. Некоторые исследователи допускают, что подросток-оруженосец и женщина были убиты на похоронах павшего витязя. И если юноша все же мог пасть в битве вместе со своим старшим боевым товарищем, то насильственная ритуальная смерть женщины почти не вызывает сомнений.
«Черная могила» — огромный курган, высотой около одиннадцати метров и диаметром около ста двадцати пяти. Покойные воины в полных доспехах, с оружием, были уложены в деревянной домовине, которую затем предали огню. Б. А. Рыбаков, реконструируя похоронный обряд, пишет:
«В такой домовине, когда она была заполнена жертвенными животными, происходит и один из самых мрачных эпизодов погребения— умерщвление женщины, обреченной на сожжение. Когда дом мертвых был наполнен всем, его, очевидно, закладывали хворостом доверху, подкладывали хворост снаружи и зажигали все сооружение».
Старший воин, погребенный в «Черной могиле», имел, судя по всему, очень высокий статус. Об этом говорят и размеры кургана, и ценные вещи, сопровождавшие его в последний путь. В кургане были найдены кольчуги и шлемы, груды оружия, останки двух оседланных коней, две золотые византийские монеты, бронзовый идол, турьи рога в серебряных оковках, украшения, золотые и серебряные слитки, котел с бараньими костями, жаровня, жертвенные ножи, набор игральных бабок-астрагалов, инструменты… Сохранившиеся обручи и дужки рассказали археологам о двенадцати деревянных ведрах — видимо, с вином и медом, — поставленных в курган.
Возле обгоревших останков женщины были найдены десять серпов, кости быка или коровы и зерна — предметы, связанные с сельскохозяйственным трудом. Маловероятно, чтобы спутнице князя, будь она даже не женой, а наложницей, приходилось жать пшеницу или ухаживать за коровой. Но ей, видимо, надлежало ведать этими делами в загробной жизни.
Вообще говоря, трудно сказать с уверенностью, было ли жертвоприношение в «Черной могиле» совершено по славянскому обряду: примерно за сто лет до этого в Новгород, по приглашению его жителей, пришел княжить варяг Рюрик с дружиной. После его смерти родственник князя Олег, регент его малолетнего сына Игоря и тоже варяг, взял Киев, установив власть варяжской династии на значительных территориях, населенных славянами. Недаром огненное захоронение в «Черной могиле» в чем-то напоминает похороны в корабле, описанные Ибн Фадланом и хорошо известные археологам (кстати, Ибн Фадлан, рассказывая о безусловно скандинавском обряде, называет его участников русами). За столетие, прошедшее между вокняжением Рюрика и похоронами в «Черной могиле», народные традиции, конечно, не могли сильно измениться, но как раз княжеские похороны могли перенять немало варяжских черт. А известный исследователь В. Я. Петрухин считает, что на обряд «Черной могилы» могли оказать влияние и кочевники — подданные хазарского кагана, с которыми в те годы вел непримиримую борьбу внук Рюрика Святослав. Но чьим бы влиянием ни объяснялись особенности именно этих похорон, судя по всему, славянским женам или рабыням случалось сопровождать своих мужей и повелителей в загробный мир.
О похоронах живой жены вместе с мужем говорится в русской былине «О Потыке Михайле Ивановиче»:
…когда
Поты к состарился и преставился,
Тогда попы церковные
Его, Потыка, похоронили,
А его молодую жену Авдотью Лиховидьевну
С ним же живую зарыли во сыру землю.
Упоминание о попах, конечно, попало в былину позже, а историчность его вызывает, мягко говоря, сомнение. Впрочем, эта история вообще не вполне однозначна и сохранилась в разных вариантах. В одном из них рассказывается, как Михайло Иванович Потык и его молодая жена заранее договорились, что тот из супругов, который переживет второго, живым ляжет с ним вместе в гроб. Первой умерла жена, и ее мужа похоронили вместе с нею, что не укладывается ни в славянскую, ни в какую-либо другую традицию. Но мудрый Потык приказал положить в гроб запас еды и металлические прутья, а кроме того, вывел наружу веревочку, привязанную к колоколу. Его ожидания оправдались: к полуночи в могиле появилась змея, которая хотела сожрать обоих супругов: и живого, и мертвую. Но Михайло Иванович победил змею, послал ее за живой водой, воскресил свою жену и зазвонил в колокол. Сбежавшийся народ разрыл могилу и освободил супругов, после чего они жили долго и счастливо. Когда же Михайло Иванович умер, его жене ничего другого не оставалось, как сдержать давнее обещание и лечь в гроб вместе с ним.
