Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Ознакомительная версия.

Анна Ахматова духовно сблизилась с О. Мандельштамом, М. Лозинским, актрисой О. Глебовой-Судейкиной, Ф. Сологубом, Г. и Н. Чулковыми, Б. Анрепом, Г. Адамовичем, с актрисами, художниками, о ней много говорили, спорили, писали критические статьи. Привлекали её незаурядный талант и необыкновенное обаяние, простота и полная правдивость.

Открывшийся у неё туберкулёз заставил её уехать лечиться в Финляндию, потом в Крым.

Начавшиеся революционные перемены, житейские трудности и неудобства не затронули её духовного богатства, напротив, закалили, она стала мужественней, стала глубже осознавать себя как русскую национальную поэтессу. И, наблюдая, как лучшие силы России уезжают за границу, она со скорбью написала:

1917. (Воля народа. 1918. № 1 (12 апреля). Затем: Подорожник. Пг.,

1921. Без строфы «Когда приневская столица…» и пр.)

Блок, прочитав это стихотворение, сказал: «Ахматова права – это недостойная речь. Бежать от русской революции – позор» (Чуковский К. Александр Блок как человек и поэт // Блок А. Стихи. Пг., 1925. М. 34—35). Некоторые с ним согласились, другие возмутились и продолжали уходить.

24 декабря 1917 года Д. Выгодский писал:

«В нашей поэзии сегодняшнего дня есть два полюса, два направления. Одно – пытающееся воскресить классическую точность выражения и художественную законченность построения – то, которое нашло своё наилучшее выражение в поэзии Анны Ахматовой. Другое – то, в основании которого лежат футуристические теории, то, которое ныне возглавляется Маяковским. И почти все современные молодые поэты, выявляя в большей или меньшей степени свою индивидуальность, подчиняются сознательно или бессознательно одному из этих направлений.

Подобно тому как пятнадцать лет назад все писали как Бальмонт, так и теперь они пишут либо как Ахматова, либо как Маяковский» (Выгодский Д. О новых стихах // Новая жизнь. 1917. 24 деккабря).

В сентябре 1917 года в Петрограде вышел сборник «Белая стая», в котором известные поэты и критики обнаружили, что в стихах Ахматовой твёрдо наметилась верность русскому классическому стиху. Некоторые отметили явное влияние Е. Баратынского и А. Пушкина. В. Жирмунский, Б. Эйхенбаум, К. Чуковский заговорили о поэзии А. Ахматовой как явлении национальном, историческом, прославляющем величие России (см.: Вестник литературы. 1921. № 6—7; Куранты. 1918. № 2; Эйхенбаум Б. Ахматова. Опыт анализа. Пг., 1923; Виноградов В. О поэзии Ахматовой. Стилистические наброски. Пг., 1923 и др.).

Корней Чуковский в лекции «Две России» лишь талантливо подтвердил, что русская поэзия развивается в двух направлениях: одно – это Ахматова, второе – это Маяковский: «Ахматова и Маяковский столь же враждебны друг другу, сколь враждебны эпохи, породившие их. Ахматова есть бережливая наследница всех драгоценнейших дореволюционных богатств русской словесной культуры. У неё множество предков: и Пушкин, и Баратынский, и Анненский. В ней та душевная изысканность и прелесть, которые даются человеку веками культурных традиций. А Маяковский в каждой своей строке, в каждой букве есть нарождение нынешней революционной эпохи, в нём её верования, крики, провалы, экстазы. Предков у него никаких. Он сам предок и если чем и силён, то потомками. За нею многовековое великолепное прошлое. Перед ним многовековое великолепное будущее. У неё издревле сбережённая старорусская вера в Бога. Он, как и подобает революционному барду, богохул и кощунник. Для неё высшая святыня – Россия, родина, «наша земля». Он, как и подобает революционному барду, интернационалист, гражданин всей вселенной… Она – уединённая молчальница, вечно в затворе, в тиши… Он – площадной, митинговый, весь в толпе, сам – толпа» (Чуковский К. Ахматова и Маяковский // Дом искусств. 1921. № 1. С. 23—42). Но эта объективная точка зрения вскоре резко изменилась, как только возникла критика журнала «На посту». Критик Г. Лелевич, не согласившись с теми, кто прославлял Ахматову как величайшую поэтессу современности, писал: «Поэзия Ахматовой – небольшой красивый осколок дворянской культуры… Круг эмоций, доступных поэтессе, чрезвычайно невелик. Общественные сдвиги, представляющие основное, важнейшее явление нашей эпохи, нашли в её поэзии крайне слабый и к тому же враждебный отклик. Ни широты размаха, ни глубины захвата в творчестве Ахматовой нет» (Лелевич Г. Анна Ахматова // На посту. 1923. № 2—3. С. 178—202). И эти мысли через двадцать лет почти дословно повторит в своём докладе А. Жданов.

А в 1922 году Анна Ахматова вновь обратилась к осуждению тех, кто в тяжкую минуту для России бросил её, сбежал за границу:

Это стихотворение в эмиграции тоже заметили, И. Бунин, не называя Ахматову по имени, ответил на эти стихи. Были и другие отклики, но А. Ахматова осталась верной своей родине.

Уже в эти годы заговорили об Анне Ахматовой как о выдающемся поэте, то и дело переиздавали сборники её стихов «Чётки», «Белая стая», художники писали портреты.

В 1918 году Ахматова второй раз вышла замуж за Владимира Казимировича Шилейко (1891—1930), учёного-ассиролога, у него только что вышла книга «Вотивные надписи шумерийских правителей» (1915), он хорошо знал древнейшую культуру и мёртвые клинописные языки. Но их совместная жизнь продолжалась недолго, в 1921 году они уже разошлись, но В. Шилейко посвятил несколько своих стихотворений Анне Ахматовой, которая в свою очередь несколько стихотворений посвятила Владимиру Шилейко. По воспоминаниям А. Ахматовой, с ним невозможно было жить и писать стихи: если бы она дольше прожила с Владимиром Казимировичем, она тоже бы разучилась писать стихи, ему нужна была жена, а не поэтесса. В это время промелькнула статья Виктора Перцова «По литературным водоразделам», которую запомнила Анна Ахматова: он напомнил, что её стихи далеки от современности, «у языка современности нет общих корней с тем, на котором говорит Анна Ахматова, новые люди остаются и останутся холодными и бессердечными к стенаниям женщины, запоздавшей родиться или не сумевшей умереть…» (Жизнь искусства. 1925. 27 октября). И получалась трагическая ситуация: заграница её проклинала, что она осталась в России, а устами В. Перцова проклинала за то, что не сумела «вовремя умереть». Отсюда и её длительное молчание – что-то принесёт в редакцию, а редакция думает, что это о колхозах. И не печатали, а потом она перестала ходить.

С искусствоведом Н.Н. Пуниным (1888—1953) А. Ахматова прожила пятнадцать лет, с 1923 по 1938 год, 19 сентября 1938 года она ушла от него, оставаясь в той же квартире. Пунин предлагал ей уехать, но уехать было некуда. Пунин готовил дрова только для себя, не оставляя места для дров Ахматовой в том же сарае.

Н.Н. Пунин – сотрудник журнала «Аполлон» – принял революцию, сотрудничал с советской властью. Ещё до революции он написал несколько книг: «Японская гравюра» (1915), «Андрей Рублёв» (1916), после революции – «Татлин», «Современное искусство», «Новейшие течения в русском искусстве». В ранних сборниках Анны Ахматовой есть несколько стихотворений, посвящённых Н.Н. Пунину, появившихся вскоре после женитьбы. А потом начались мрачные дни и переживания. Из тех же «Записок» Л. Чуковской можно узнать, сколько же оскорблений нанёс он Анне Ахматовой, постоянно ей изменяя. Приведу некоторые из её воспоминаний: «Шесть лет я не могла писать. Меня так тяготила вся обстановка – больше, чем горе. Я теперь наконец поняла, в чём дело: идеалом жены для Николая Николаевича всегда была Анна Евгеньевна (первая жена Н.Н. – В. П.): служит, получает 400 рублей жалованья в месяц и отличная хозяйка. И меня он упорно укладывал в это прокрустово ложе, а я и не хозяйка, и без жалованья»; «Шумят у нас. У Пуниных пиршества, патефон до поздней ночи… Николай Николаевич очень настаивает, чтобы я выехала»; «Я многого не понимала бы и до сих пор в Николае Николаевиче, если бы не Фрейд. Николай Николаевич всегда стремится воспроизвести ту же сексуальную обстановку, какая была в его детстве: мачеха, угнетающая ребенка. Я должна была угнетать Иру. Но я её не угнетала. Я научила её французскому языку. Всё было не то – при ней была обожающая мать, вообще всё было не то. Но он полагал, что я её угнетала»; «Странно, что я так долго прожила с Николаем Николаевичем уже после конца. Не правда ли? Но я была так подавлена, что сил не хватило уйти. Мне было очень плохо, ведь я тринадцать лет не писала стихов… Я пыталась уйти в 30-м. Ср. обещал мне комнату. Но Николай Николаевич пошёл к нему, сказал, что для него мой уход – вопрос жизни и смерти… Ср. поверил, испугался и не дал комнаты. Я осталась. Вы не можете себе представить, как он бывал груб… во время этих своих… флиртов. Он должен был всё время показывать, как ему с вами скучно…» (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой). Можно было бы ещё привести эпизоды из жизни Анны Ахматовой и Николая Пунина, их вполне достаточно в «Записках» Л. Чуковской, но и тех, что приведены здесь, вполне достаточно, чтобы понять, что и этот брак был неудачным.

Ознакомительная версия.