Молюсь за Россию – и за тех, кто с нею и за Вас. А Вы зайдите в православную церковь и за душу мою окаянную зажгите свечку. Только в Боге успокаивается душа моя».
18.5.1999. «Не понимая многого в происхождении антисемитизма, я начинал соглашаться с евреями, что он – от зависти «гоев» к евреям, к их «успехам» везде. Да и в Израиль ехал на родину историческую в радости и вдруг почуял зло к России (вот и она сейчас на себе тоже почувствовала еврейское отношение к добру, святости, чести, долгу, человечности).
Пережить шесть миллионов, галута, погромы и до сих пор распинать Христа воскресшего теперь уже языками: ЕШУ – начальные буквы проклятия «Исчезнет имя его и память о нем». Нет во мне зла. Но есть отвращение к их жизни, к всесилию временному. Невозможно не прийти соблазнам, но «горе тому, через кого они приходят – лучше бы тому не родиться» (Св. Лука, 1-17).
Как ясновидец Божий, подполковник в ОВИРе, в Москве, за Центральным телеграфом на улочке, сказал мне: «Вы наш и еще вспомните слова мои» [13] .
15.11.1999. «С. Ю.! Как хорошо быть братьями вместе. Единомыслие – не от диктатуры, а от неба – Бога, совесть. «Совестный человек даже кошки стыдится» (А. П. Чехов). И вспомнил его «Жидовку», рассказ, как она (жидовка) бесстыдно сексуально выманивала деньги у православного человека» <…>
Вчера лишь узнал, на ком и когда (уж как 4 года) женился сын мой. Он вышел от меня, но он не мой. «Они вышли от нас, но были не наши». Отец его матери подполковник, жид, комиссар Танкелевич Зундлвез в секретном вагоне жида Якира из Киева на Лубянку, на расстрел, и его дочка меня сразу в Израиле оставила. Но Христос спасает меня».
12.7.2002. «Как сказал немецкий писатель Авраки: взбесили Германию (немцев), а теперь и арабов. Уникальная склонность ко злу. <…> Как я благодарен Христу что оторвал меня от зла. Ведь я точно знаю, что никакие университеты в Нью-Йорке или Москве не дали бы мне то, что Христос дал».
2.9.2002. «Более 20 лет не общались мы с женою. По ее просьбе ко мне развелись, т. к. ей тайно, но точно объяснили: если не разведется со мною и детей от меня не удалит, то им будет «ужасно жить» в Израиле, так как я начал открыто исповедовать христианство. Жена мне объяснила, что если я люблю детей, то ради них мы разойдемся, и я тихо как бы умру, не буду звонить и пытаться их видеть <…> Стыдно просить у Лукашенко убежища в Белоруссии. Кому я нужен в 68 лет, но я люблю его и восхищаюсь им».
«Когда я показал свидетельство о моем Крещении владыкой Марком в р. Иордане, он (сослуживец. –
Ст. К.) быстренько постучал (поклевал, как воробей) по компьютеру и торжественно сказал: в Израиле ты числишься евреем, а эта писулька для туалета!»Однажды Борис позвонил мне и рассказал по телефону почти библейскую историю, случившуюся с ним:
– Ехал я, Станислав Юрьевич, на велосипеде по шоссе, огибающему берег моря. А машины – джипы, «мерседесы» – мчатся рядом со мной. Одна из них неожиданно издала такой оглушительный звуковой сигнал, что я вильнул рулем, наткнулся на бордюр и вылетел через руль на обочину. Разбился сильно, особенно колени. Встать не могу. Рядом со мной велосипед с помятым колесом. А сверкающие машины мчатся, обгоняют друг друга, и меня как будто никто не видит, никто не останавливается. Что делать? Смотрю, по обочине приближается телега, запряженная лошадью. В ней сидит араб-палестинец. Я руку поднял. Он остановился. Слез. Подошел ко мне. Приподнял и посадил на какие-то мешки в телегу. Велосипед мой положил и в больницу отвез. Вот так-то. Умер бы я среди иудеев, если бы не бедный феллах-мусульманин.
Ну как тут не вспомнить притчу о самарянине, которую, отвечая на вопрос лукавого законника: «А кто мой ближний?» – рассказал Иисус Христос.
На одного человека напали разбойники, нанесли ему раны и оставили на дороге едва живого. По дороге прошел мимо раненого священник,
«а также один левит»… и никто не остановился, не помог несчастному. Самарянин же (левиты-расисты считали самарян низким и недостойным племенем), проезжая мимо,
«сжалился и подошед перевязал ему раны… и привез его в гостиницу», заплатив за уход за ним.«
Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам ?» – спросил Христос законника-левита. И тот вынужден был ему ответить:
«Тот, кто проявил милосердие». * * *
Из интервью Б. Бернштейна, опубликованного в журнале «Панорама» от 21 декабря 1999 г.:
«Болит у меня душа за Израиль. Пропадем мы, совсем озверели. Повсюду царит злоба. Врачи забыли клятву Гиппократа, только о деньгах и пекутся. А если человек прямой и честный, то заклюют его… Вот уже и дождя небо не дает. Только кто меня станет слушать?»
* * *
В одном из последних писем, видимо, для того, чтобы я понял глубину его одиночества в «хаосе иудейском» (О. Мандельштам), Борис прислал мне два письма архиепископа Сиракузского и Троицкого Лавра, адресованные ему, Борису, в ответ на просьбы о том, где ему в Израиле найти духовную помощь, чтобы не впасть в отчаянье. В первом письме архиепископ Лавр пишет:
«Если Вы бываете в Иерусалиме, то можно зайти в наши обители и поговорить и получить духовную поддержку или от наших батюшек, или же поговорить с игуменией Анной в Гефсимании. В Назарете есть священник, православный араб Роман Родван, он говорит неплохо по-русски».
Во втором письме Лавр уже не дает никаких практических советов, а просто утешает словом удрученного и почти отчаявшегося человека.
«Боголюбивый раб Божий Борис!
Спасибо Вам за письмо-весточку, которое я получил. Теперь мы понимаем, что Вам трудно в окружении нехристианского населения. Тем более что там нет поблизости православного храма. Духом не падайте.
На горе Кармил должен быть православный храм, но, вероятно, он закрыт, и там теперь нет никого из насельников. Над городом Хайфой имеется католический монастырь, где пещера святого пророка Илии. Мы там во время паломничества останавливаемся и немного осматриваем местность с горы. Там мы были прошлым летом.
Да хранит и благословит Вас Господь!
С любовью о Господе.
† Архиепископ Лавр.
9/22 июня 1993 г.»
* * *
После 2002 года от моего православного друга больше не пришло ни одного письма, не раздалось ни одного звонка телефонного… Не знаю, жив ли? А может быть, жестоковыйные психиатры добились своего и упекли несчастного в какую-нибудь тюрьму-лечебницу.
А ежели помер – да примет Господь его мятущуюся душу в Царствие свое. Я же перечитал его письма, и когда с щемящим сердцем обнаружил просьбу – поставить свечку в православном храме, как он просил, за его «окаянную душу», пошел в древнейшую калужскую церковь Святого Георгия и совершил все, о чем просил меня русский еврей и православный человек Борис Бернштейн, мой брат во Христе…
* * *
P. S. Иисус Христос шел на крестные муки, выполняя Высшую волю Бога Отца и по своей воле. А чью волю выполняли несчастные обманутые овцы стада Израилева? Волю своих лукавых, корыстных и беспощадных жрецов, которые убедили «малых сих», что надо собираться на новые места жительства, ведущие в Освенцим, к Вильнюсскому или Минскому гетто, откуда не было выхода. Жертва этих обманутых овец стада Израилева была рабской и безблагодатной, как в доисторические времена, когда жрецы отбирали у них первенцев и волокли их к жертвенникам грозного и немилосердного Ягве, жаждущего обонять жирный дым от пожираемых огнем Всесожжения человеческих жертвоприношений. И недаром Борис Бернштейн в своих письмах ко мне так часто вспоминает о предтечах Христа – древних пророках, особенно о судьбе изгнанника и мученика Иеремии. Конечно, легче всего нынешним жрецам было объявить Бернштейна душевнобольным, что, судя по его письмам, делалось не раз, однако и Христу, и пророкам левиты и фарисеи ставили такие же диагнозы.
А вот как пишет в нынешней еврейской русскоязычной американской газете «Новое русское слово» (8.12.1989) о Христе и христианстве некий Израиль Рабинович:
«Казненный по приказу Губернатора Иудеи Понтия Пилата Христос был, как известно, распят на кресте (так казнили восставших против власти Рима), а не забит до смерти камнями (как поступали с теми, кто был объявлен святотатцем и лжепророком)».
Здесь каждая фраза пропитана лукавством. Христос восставал не « против власти Рима» (вспомним его знаменитое «Кесарю Кесарево»), а против власти над народом секты фарисеев, возглавляемой Синедрионом, и Пилат, желавший отпустить Христа, после отчаянного спора с фарисеями хотя и дрогнул перед их шантажом, понимая, что, если он помилует «еретика», то фарисеи донесут в Рим, что он «не друг Цезарю», но, «умыв руки», заявил всем, кто его слышал, что он «не повинен в смерти этого человека».
