Князья и сановники соперничали друг с другом в низком раболепстве. «Я не видел, — сказал Талейран, — чтобы хоть одна рука с достоинством погладила гриву льва». Пример лести подавал сам Александр; известно, как он подчеркнул стих Вольтера: «Дружба великого человека — благодеяние богов». Царь называл Наполеона не только величайшим, но и лучшим из людей. Его брат Константин восхищался красотою французского войска и играл в солдатики: он зазывал в свою комнату часового, стоявшего у его дверей, и приказывал ему стрелять, как на ученье, рискуя убить вюртембергского короля, жившего напротив. Однажды на параде, проходя с комендантом города Удино позади шеренги, Константин приподнял ранец одного из французских гренадеров. «Кто меня тронул?» — возмущенно спросил ветеран, обернувшись. — «Я!» — находчиво отвечал Удино.
Эрфуртская жизнь была прервана поездкою в Веймар, герцогская династия которого была в родстве с русским императорским домом. Здесь Наполеон снова увиделся с Гёте, пригласил к себе Виланда и долго беседовал с ними на разные темы из области литературы, философии и истории, причем, между прочим, защищал римских цезарей против Тацита; он неустанно старался примирить с собою Германию в лице ее славнейших представителей. На следующий день он устроил апофеоз своей победы над военными силами Германии: объехал со своими гостями поле битвы при Иене, объясняя на месте ход сражения. Затем все общество вернулось в Эрфурт, где по-прежнему без передышки начались непрерывные банкеты, смотры и театральные представления.
Переговоры; Эрфуртское соглашение. Внешнее согласие между императорами прикрывало собою очень серьезные разногласия и довольно острые трения. Однако насчет Востока удалось столковаться: раздел Турции был отсрочен на неопределенное время, и Наполеон, делавший сначала оговорки и искавший лазеек, в конце концов согласился немедленно и безусловно уступить России дунайские княжества в виде задатка под ее будущую долю в турецком наследии. В награду он требовал, чтобы Александр тотчас сделал строгое внушение Австрии и сосредоточил войска на границе Галиции, словом — «показал зубы»; это было единственным средством сохранить мир на континенте, так как Австрия, конечно, не осмелилась бы напасть одновременно на Францию и Россию и смирилась бы перед демонстрацией, обнаруживающей их тесную связь. Однако Александр противился этому, выставляя всяческие возражения. Это противодействие удивляло Наполеона: он не узнавал того Александра, которого знал в Тильзите; кто же подменил его? Теперь история в состоянии ответить на этот вопрос, так как закулисная сторона Эрфуртского свидания раскрыта. Несомненно, что недоверчивость Александра невольно усилилась под влиянием последних событий, а сверх того ее поддерживал и обосновывал аргументами на тайных совещаниях Талейран. Он был привезен для того, чтобы способствовать осуществлению планов своего господина; вместо этого он тайком противодействовал им. Желая отделить свою судьбу от судьбы Наполеона, которую Талейран все более и более начинал считать подверженной серьезному риску, он старался подготовить себе лично путь к примирению с Европой. Талейран настойчиво советовал царю не грозить Австрии. Этим он начал, вернее возобновил, длинный ряд своих вероломств, которые дали ему возмояшость в 1814 году торжественно встретить союзников в завоеванном Париже. В своих мемуарах, написанных в эпоху Реставрации, он ставит себе в заслугу свое поведение в Эрфурте и прикрывает его именем разумного расчета, но история должна назвать это предательством.
Наполеон настаивал и раздражался, Александр продолжал ускользать от него. Однажды, когда они спорили, расхаживая рядом в кабинете Наполеона, последний жестом, свойственным ему в минуту гнева, бросил на пол свою шляпу и в бешенстве растоптал ее. «Вы вспыльчивы, — спокойно сказал Александр, — а я упрям. Значит, гневом со мною ничего нельзя сделать. Будем беседовать, будем обсуждать вопрос, иначе я уезжаю», — и он направился к выходу. Наполеон принужден был успокоиться и в конце концов отступить от своих требований. Он только отказался исполнить просьбу Александра о возвращении прусскому королю крепостей на Одере, но согласился сбавить Фридриху-Вильгельму часть контрибуции, — дал «милостыню» в 20 миллионов. Письмо Штейна к Витгенштейну, перехваченное его полицией, воскресило в Наполеоне всю его прежнюю ненависть к Пруссии.
12 октября оба императора подписали соглашение о возобновлении их союза и условились десять лет держать его в тайне. Они обязывались прежде всего торжественно предложить мир Англии на условии uti possidetis[43]: мирный договор должен был формально признать перемену династии в Испании и присоединение к русской империи Финляндии и дунайских княжеств. Относительно последних в акт была внесена особая статья, которая, по настоянию императора Александра и Румянцева, была формулирована так ясно и категорически, что не оставляла никакого места сомнениям: по отношению к Наполеону они считали необходимым принять все возможные меры предосторожности. «Его величество император Наполеон, — говорилось там, — соглашается на то, чтобы русский император владел на правах полной собственности Валахией и Молдавией, считая границей Дунай, и с этого же момента признает их включенными в состав Русской империи». С другой стороны, если Австрия объявит войну одной из союзных империй, последние должны действовать сообща и оказывать друг другу вооруженную помощь; но о том, чтобы сейчас произвести совместно дипломатическое давление на венский двор и заставить его прекратить военные приготовления, не было и речи. Александр даже весьма благосклонно отнесся к барону Винценту, присланному императором Францем в Эрфурт. В общем Наполеон не достиг своей главной цели, состоявшей в том, чтобы парализовать Австрию при помощи России и предотвратить новую войну, в Германии: дипломатическое единоборство, разыгравшееся в Эрфурте, кончилось для него лишь половинным успехом — почти поражением.
Вопрос о браке Наполеона. На совещании двух императоров был затронут еще один вопрос. Уже год Наполеон серьезно помышлял о разводе. В 1807 году смерть унесла старшего сына его брата Луи, не по летам умного мальчика, о котором он иногда любил думать как о своем преемнике. В это же время одна из его фавориток родила ему сына; это внушило ему уверенность в том, что он способен браком обеспечить будущность своей династии. Зимою 1807–1808 года он едва не развелся с Жозефиной, и распространился слух о его женитьбе на русской княжне. В Эрфурте он желал, чтобы Александр заранее обещал ему одну из великих кня-жен на тот случай, если он решится на развод. Будучи предупрежден об этом, Александр повел речь о своей младшей сестре, великой княжне Анне, которой не было еще пятнадцати лет, и намекнул императору на возможность этого брака, однако, при условии, если на это согласится ее мать, так как ей-де принадлежит право распоряжаться своими дочерьми и устраивать их судьбу. Эту увертку если не придумал, то одобрил Талейран, избранный Наполеоном в главные посредники по данному делу. «Признаюсь, — писал Талейран, — меня испугала мысль о еще одной новой связи между Францией и Россией. На мой взгляд, необходимо было настолько одобрить план этого брака, чтобы удовлетворить Наполеона, и в то же время выставить такие оговорки, которые сделали бы его труд по осуществимым». Он не уладил брака своего господина, как ему было поручено; зато благодаря посредничеству признательного ему Александра I он женил своего племянника на курляндской принцессе, будущей герцогине Дипо: это была награда за вероломство.
Переговоры с Англией; отъезд Наполеона из Испании. 14 октября императоры после нежного прощания расстались; им суждено было увидеться снова лишь сквозь дым орудий. Не зная, каково будет окончательное решение Австрии, Наполеон решил, что во всяком случае успеет лично двинуться в Испанию и усмирить ее; по его расчету, для этого достаточно было трех месяцев. Он лишь проездом посетил Париж, куда привез и водворил Румянцева, уполномоченного вместе с Шампаньи руководить мирными переговорами, к участию в которых была приглашена Англия. Переговоры действительно начались, но ни одна из сторон не относилась к ним серьезно: к Англии вернулось все ее высокомерие, с тех пор как она снова приобрела союзников в Европе в лице восставшей Испании и вооружавшейся Австрии, а Наполеон желал прежде всего сломить мятеж за Пиренеями и поставить Англию перед совершившимся фактом. Император явился в Испанию в начале ноября; оп и его сподвижники отметили свое движение рядом побед: при Бургосе, Тудепе, Эгпиносе. Штурм Сомо-Сиерры открыл ему путь в Мадрид. Наполеон не удостоил посещением Мадрида и ограничился тем, что восстановил в нем власть своего брата (4 декабря), а затем направился в северо-западную часть полуострова против английской армии, высадившейся здесь под начальством генерала Мура. Он едва не взял ее в плен: она ускользнула от него, но он захватил ее отставших солдат и обозы с запасами. Наполеон шел за ней по пятам в галисийских горах и бешено гнал ее к побережью, рассчитывая опрокинуть ее в море; но в первых числах января 1809 года он вдруг приостановил преследование и отступил от Асторги к Бенавенте, а затем к Вальядолиду: уже несколько дней «курьер за курьером привозили ему тревожные известия, которые и заставили его оставить Испанию, чтобы дать отпор другим врагам.
