Президент Рузвельт также был наслышан от своих спецслужб о нахождении в Тегеране агентов Шелленберга и Канариса. Но не только это послужило причиной его согласия на предложение Сталина. Он понял, что от него хотел советский лидер; да и понять было нетрудно, ибо Рузвельт четырежды избирался президентом США не столько американским избирателем, а… тайной волей кремлевского диктатора, Рузвельт прекрасно знал, какое влияние имеет Сталин на властелинов финансово-экономических центров мировой экономики, средоточие которых находится в Нью-Йорке.
И естественно, догадка Рузвельта оказалась верной. Он поселился на территории советского посольства и стал чаще встречаться с советским вождем. В результате этих встреч была, говоря дипломатическим языком, где главный смысл остается вне озвученных слов, «достигнута определенная степень потепления в отношениях, и возникло больше точек Для совместной плодотворной работы».
Как-то, завершая одну из встреч тет-а-тет Сталин спросил:
— Скажы-те, гасподин президент, ви всегда так откровенны, как со мной? И всегда ли верите ви собеседнику? Слова ведь не всегда соот-ветствуют делам.
Рузвельт ответил, что, конечно слова не всегда соответствуют делам, но в данном ситуации он ничего не видит ложного или неестественного в словах господина председателя СНК СССР Сталина.
Советский вождь усмехнулся и сказал:
— Ви знаете, господин президент, иногда мои виступле-ния по советскому радио, в газетах передаются иностранными агентствами, и я, как никто другой, должен заботиться в первую очередь о Советском Союзе и строить сва-аи отношения с сильными деятелями вашей страны. Па-этому всякое мое выступление должно быть понятно вашим руководителям. И понятно моему народу. То, што я могу сказать вашим руководителям, то ни всегда я ма-гу сказать моему народу. Разве я не прав, господин президент?
Рузвельт кивнул в знак согласия.
Это действительно было чистой правдой: то, о нем Сталин говорил в беседах с политиками других стран, нто говорил для политиков других стран, и нто говорил для прессы и своего народа — часто имело разный смысл и содержание.
Энциклопедические справочники и публицистическая литература подскажут нам, что Тегеранская конференция, проходившая с 28 ноября по 1 декабря 1943-го, решила военные вопросы, в частности, открытие второго фронта (который, вопреки обязательствам США и Великобритании, не был ими открыт в 1942 и в 1943 гг.). Также обсуждались вопросы послевоенного устройства мира. Союзниками были выдвинуты различные варианты переустройства Германии: план создания пяти германских государств и установления контроля Объединенных наций над богатейшими промышленными районами Руром, Сааром и др. (предложения Рузвельта); план создания «Дунайской Федерации» с включением в нее всех южных провинций Германии и придунайских стран Европы (предложение Черчилля). Товарищу Сталину подобный расклад был совершенно не нужен. И по предложению советского вождя вопрос был передан «на изучение в Европейскую консультационную комиссию».
Тогда же, в рамках конференции 1943-го Сталин согласовал решение о передаче Кенигсберга Советскому Союзу (стал городом Калининградом); решение окончательно подтвердит Потсдамская конференция 1945 года. Весьма успешно для советской стороны решился вопрос и по устройству Польши: лидерам западных стран не удалось навязать Сталину свою политику по установлению контактов с польским эмигрантским правительством, заседавшим в Лондоне; товарищ Сталин создаст свою, просоветскую Польшу.
1 декабря 1943 г. участники конференции подписали «Декларацию трех держав», подытожив, что «сотрудничество государств с различным общественным строем» очень даже возможно! Все зависит лишь от размеров добычи, которую им приходится делить…
В год, когда И. В. Сталину исполнилось бы 90 лет, в Лондоне была опубликована статья Уинстона Черчилля, в которой британский политик говорил, что само явление Сталина для всего мира — более сильная реакция, чем даже взрыв атомной бомбы (любопытное и весьма показательное сравнение). И далее экс-премьер напоминал британскому обывателю и мировому сообществу о том, что когда Сталин входил в зал конференции, то «все мы, словно по команде, вставали, и, странное дело, почему-то держали руки по швам», а Рузвельт, который не мог встать из-за паралича ног, невольно вскидывал подбородок. «Как-то всегда получалось, что товарищ Сталин входил минута в минуту, но позже всех и получалось, что мы его ждем. Как-то я умышленно решил задержаться, чтобы войти после Сталина, я стоял недалеко от двери, которая вела в зал, но Сталин не появлялся. Рядом со мной находился один из моих референтов. По времени я уже должен быть за столом, но не было Сталина, и я решил еще немного подождать. И в этот миг я услышал у самого уха голос Сталина, а его переводчик синхронно перевел с другой стороны слова Сталина: «Нехорошо, господин Черчилль, поджидать меня. Заходите, так и быть, проходите первым».
Отчего же проявлялось это невольное раболепие лидеров мировых держав перед кремлевским диктатором? Отчего они сами удивлялись своей покорности и не всегда могли объяснить свое поведение в присутствии Иосифа Сталина?
Как уже говорилось, Рузвельт избирался президентом на четыре срока (четвертый срок не был полным из-за скоропостижной смерти лидера государства) не по причине того, что он был самым способным управленцем и самым популярным лидером нации. А по причине того, что за время существования США в результате альтернативных выборов двух партий — республиканской и демократической — главой государства мог бы стать только ставленник финансово-промышленных систем, средоточие которых находится в Нью-Йорке, и которые немногие знающие аналитики именуют Орденом. Все кандидаты в президенты в США могут быть выбраны только с согласия этого финансового центра, и потому все они выполняют волю своих хозяев, ну а для народа выступают «от имени Конституции США и билля о правах американских граждан».
В Старом свете, в Лондоне на пост премьера может быть избран лишь подданный монарха, имя которого согласовано с таким же финансовым центром, именуемым аналитиками Группой.
А так как советский вождь имел существенное влияние в обоих финансовых центрах, то вполне естественным является факт «подчиненности» их ставленников. Вот оно, неписаное правило сталинского этикета И все те дискуссии и так называемые разногласия, в которых Сталин, как правило, участвовал молчаливо, лишь прислушиваясь к высказываниям коллег по большой политике, были формальным актом. Потому что в конце таких дискуссий-разногласий советский вождь чаще всего говорил:
— Ну што ж, в соответствии с нашим протоколом ми договорились и будем виполнять решения нашей конференции…
Итог был подведен всегда одним и тем же человеком!
После этого обычно Иосиф Виссарионович Сталин вставал, взмахивал рукой, не спеша поворачивался в сторону двери и удалялся. За ним следовала его делегация.
И так уж выходило, что всем остальным приходилось лишь выполнять посреднические роли при величайшем гении, всегда, при любых ситуациях, сохраняющем величавое достоинство победителя.
Подобный расклад с лидерством советского вождя и второстепенностью всех остальных участников происходил и на другой значимой конференции — Ялтинской, состоявшейся 4-11 февраля 1945 года, главным достижением которой стало решение о создании Организации Объединенных Наций (ООН). И чуть позже, на Потсдамской, которая «явилась развитием решений Крымской конференции».
Как известно, конференция 1945 года в Потсдаме близ Берлина проходила с 17 июля по 2 августа во дворце Цецилиенхоф. Эта международная встреча глав правительств СССР, США и Великобритании работала как бы в два этапа. В связи с тем, что в период ее работы в Великобритании состоялись выборы, на которых победила лейбористская партия, премьер-министр Уинстон Черчилль уже к 28 июля вынужден был покинуть конференцию, как потерявший статус главы правительства.
В отсутствие британского премьера новый президент США Гарри Трумэн пытался инициировать встречи со Сталиным. Но тот не выказывал желания видеть неопытного президента. Его предшественник Рузвельт был не только интереснейшей личностью, отличным дипломатом и аналитиком, но и хорошо понимал товарища Сталина.
На конференцию прибыл вновь избранный премьер-министр Великобритании Клемент Эттли. А вместе с ним и постоянный товарищ министра иностранных дел Кадоган, который подталкивал Эттли к решительной схватке с советским вождем. Но премьер осторожничал, с трудом сдерживая и внешне крупного, и по-бычьи упертого Кадогана (в 1946 г. он будет назначен постоянным представителем Великобритании в Совете безопасности ООН).
Еще до того как премьером стал Эттли, И. В. Сталин был прекрасно осведомлен, кто же будет представлять интересы Великобритании на конференции. Никто из участников не являлся серьезной помехой для советского вождя, никто не мог превзойти его в политической изощренности, а тем более грубый и неотесанный лидер британских профсоюзов — тред-юнионов. Тогда как сам бывший профсоюзный босс рвался в бой со Сталиным, и хотел продемонстрировать ему силу и мощь лидера рабочего движения с британских островов. Но у Сталина подобное желание этого ограниченного человека вызывало лишь снисходительную ироничную усмешку…
