«У древнихъ Святыхъ Отецъ предашяхъ, от пресловущихъ живописцевъ греческихъ и русскихъ свидетельствуютъ, и на святыхъ иконахъ воображены и написаны, якоже на Воздвижение честнаго и животворящаго Креста Господня, не токмо цари и Святители, и протчiя народи многая множество всяческихъ чиновъ. Также на Покровъ Пресвятыя Богородицы, егда виде Святый Андрей Богородицу молящуся со всеми Богу за весь мiръ; безчисленное множество народа писано также на происхожденiе честнаго и животворящаго Креста, токмо цари и князи, множество безчисленное народа писана суть на страшномъ Суде, на иконахъ воображаютъ и пишуть не токмо Святыхъ, но и неверныхъ многiя различная лица от всехъ языкъ».
Русский путешественник XIV в. Стефан Новгородец сообщает об иконах, написанных императором Львом Мудрым, которые находились в монастыре Манган. Иконы представляли собой изображения патриархов и царей: «до скончания Цареграда царей восемдесят, а патриархов сто». Царские портреты в святой Софии упоминает тот же Стефан Новгородец (XIV в.): «…и на полатях же исписаны патриарси вси цари, колико их было в Цареграде». Некоторые из софийских портретов видел А. Муравьев в 1849 г.
Итак, исходя из вышесказанного, представляется весьма вероятным, что центральная фигура на иконе «Церковь Воинствующая» изображает государя Иоанна IV. Но насколько было правомочно для иконописца — человека православной культуры, живущего по канонам Православной Церкви — при создании иконы так акцентировать внимание на фигуре пусть и царя, но еще не святого? Ведь икона не просто исторический памятник великой победы, она имеет прежде всего сакральную, священную функцию, является, в первую очередь, предметом почитания со стороны верующих.
Для того, чтобы понять логику изображения на иконе «Церковь Воинствующая» в центре ее композиции царя земного, необходимо рассмотреть другие аналогичные изображения того времени и обратиться к учению Православной Церкви о Царской власти.
Начиная с XV века, когда в православном мире появились эсхатологические ожидания в связи с окончанием седьмой тысячи лет от сотворения мира, тема Апокалипсиса стала занимать значительное место не только в умах, но и в изобразительном искусстве.
От второй половины XVI века нам остался ряд художественных памятников, непосредственно иллюстрирующих страницы Апокалипсиса, например, фрески Спасопреображенского монастыря в Ярославле. Сохранились также несколько икон, схожих по тематике и композиции с рассматриваемой нами иконой «Церковь Воинствующая»: икона конца XVI века в Государственной Оружейной палате, поступившая туда из Чудова монастыря Московского Кремля; икона «Соединение земной воинствующей Церкви с Небесной Торжествующей» (XVI в.), находившаяся ранее в Никольском Единоверческом монастыре; «Великий стяг» Иоанна Грозного (Гос. Оружейная палата, 1560 г.); икона «Страшный суд» (Север России, конец XVI в.) в Национальном музее Стокгольма.
Для нас наиболее интересна последняя. На этой иконе, так же, как и на иконе «Благословенно воинство Небесного Царя», движется тремя отрядами войско под предводительством Архистратига Михаила. Крупнее других фигура полководца во главе среднего отряда: на голове его — высокая тиара, а следы надписи «…исе» дают возможность предполагать, что это Моисей…Под ногами лошади Моисея можно разобрать слово «фараона». Как отмечают искусствоведы, «икону Стокгольмского музея можно поставить в связь с распространившейся с конца XV в. политической теорией об особом избранничестве русского народа — «нового Израиля».
Взаимозаменяемость, с точки зрения православных иконописцев XVI века, двух фигур на аналогичных иконах — царственного всадника на иконе «Церковь Воинствующая» и св. Моисея на иконе «Страшный суд» — говорит о том, что создатели икон признавали за изображенными на них людьми одну и ту же миссию: быть водителями народа Божия на пути из греховного мира (египетского пленения, града обреченного) к земле обетованной, Новому Иерусалиму.
Если обратиться к Священному Писанию, то уже в книге Исхода мы прочтем слова Господа Моисею о его брате Аароне: «…разве нет у тебя Аарона брата, Левитянина? Я знаю, что он может говорить, и вот он выйдет навстречу тебе, и увидев тебя, возрадуется в сердце своем. Ты будешь ему говорить и влагать слова в уста его; а Я буду при устах твоих и при устах его, и буду учить вас, что вам делать. И будет говорить он вместо тебя к народу. Итак он будет твоими устами; а ты будешь ему вместо Бога. И жезл сей возьми в руку твою; им ты будешь творить знамения» (Исх., 4,14–17).
Святитель Кирилл Александрийский отмечает: «Моисей и Аарон… были для древних прекрасным прообразом Христа, дабы ты… представлял себе Еммануила, Который, по премудрому устроению, в одном и том же лице есть и Законодатель, и Первосвященник… В Моисее мы должны видеть Христа как Законодателя, а в Аароне — как Первосвященника».
Таким образом, Моисей, как прообразователь царской власти, является на иконе «Страшный суд» таким же Царем-предводителем Израиля, как и царственный всадник (имеющий, по слову Господа, жезл-крест в своей руке) на иконе «Церковь Воинствующая».
Продолжая аналогию с Ветхозаветным Исходом, надо обратить внимание на саму композицию иконы. Войско, изображенное на иконе, делится не только на три колонны (верхнюю, нижнюю и среднюю), но и на четыре больших отряда, так как верхняя колонна разделена пополам скалой на две большие группы всадников: первая выезжает из-за скалы, а вторая движется у ее подножия. В пользу четырехчастного деления войска на иконе говорит и наличие четырех полковых стягов-хоругвей (от четвертого видны лишь фрагменты над аръегардом верхней колонны).
Вот что говорит Господь о походном порядке народа Божиего при Исходе в землю обетованную: «Сыны Израилевы должны каждый ставить стан свой при знамени своем, при знаках семейств своих; пред скиниею собрания вокруг должны ставить стан свой. С передней стороны к востоку ставят стан: знамя стана Иудина… колено Иссахарово… колено Завулона… Знамя стана Рувимова к югу… Подле него ставит стан колено Симеоново… потом колено Гада… Когда пойдет скиния собрания, стан левитов будет в середине станов. Как стоят, так и должны идти, каждый на своем месте, при знаменах своих. Знамя стана Ефремова по ополчению их к западу… подле него колено Манасиино… Потом колено Вениамина… Знамя стана Данова к северу… Подле него ставит стан колено Асирово… Далее колено Неффалима… И сделали сыны Израилевы все, что повелел Господь Моисею; так становились станами при знаменах своих, и так шли каждый по племенам своим, по семействам своим» (Чис. 2, 2-34).
Таким образом, воинский стан Ветхозаветного Израиля представлял из себя четыре полка по три колена в каждом с четырьмя знаменами, расположенных по сторонам света, со скинией собрания посередине. А скиния собрания, как говорит свт. Филарет Московский, «есть храм Божий, по применению к потребностям странствующего народа, подвижный и переносный, по отношению к спасительным для всего человечества судьбам Божиим, исполненный таинственных преобразований Христа и Христовой Церкви». Церковь Божия — есть тело Христово, состоящее из народа Божиего, а Сам Господь Иисус Христос называл себя Храмом. Потому и говорит свт. Филарет, что скиния завета прообразует в себе Самого Христа.
На иконе «Страшный суд» мы видим на месте скинии пророка Моисея, а на иконе «Церковь Воинствующая» — русского царя, помазанника Божиего. Святитель Филарета так говорит об ветхозаветном стане: «Вот первозданная в мiре Церковь (ибо прежде ея были только жертвенники без храма): и мы видим её среди стана и полков, устроенную в сем положении самим Господом Церкви. Это стан странствующего народа: но, при внимательном рассмотрении обстоятельств, нельзя не признать, что это и военный стан. Иначе, народу, разделенному на двенадцать племен, на что бы ещё давать новое разделение на четыре полка? И нужно было странствующему израилю воинское устройство: потому что и на пути встречал он врагов, и обетованную землю должен был приобресть оружием. Посему-то, когда Скиния свидения, вместе со всем станом, поднималась в поход, Моисей произносил воинскую молитву: восстании, Господи, и да разсыплются врази Твои». Эти слова мы с полным правом можем отнести и к воинскому стану, изображенному на иконе, лишь немного поменяв акценты: это воинский стан, но, при внимательном рассмотрении нельзя не признать, что это и стан странствующего в поисках Царствия Божиего русского народа — новозаветного Израиля.
То, что посреди этого стана вместо скинии возвышается фигура православного царя, нисколько не нарушает богоустановленный порядок, а только подтверждает правильность восприятия иконописцем церковного учения о царской власти.
