Через некоторое время посол запишет эти мысли в своей записной книжке. А пока он во все глаза смотрит на странную группу, которая кружит по площади. Процессия остановилась перед гробницей сеида. Спешились только правитель города, кази, молодой человек, "принявший веру", и двое из сопровождавших. Кази, которого слуги спустили с мула на руках, повел правителя и новообращенного мусульманина внутрь гробницы. По его указанию молодой англичанин поцеловал надгробный камень священной могилы, положил приношение. Еще раз прочитал молитву. Затем они вышли из гробницы, сели на коней и в сопровождении слуг и толпы зевак двинулись в другую сторону, исчезли в переплетении узких городских улочек...
Когда осела пыль от конских копыт, Гаджи Салман и Субхан отдали распоряжение распрягать верблюдов. Нужно было разобрать поклажу, оставить часть ее, предназначавшуюся для продажи, в этом городке и накупить новый товар.
Посол снял в караван-сарае маленькую комнатку и, по обыкновению, собирался занести в свои записи все, что увидел за день. Посол подробно описал песчаный смерч, внезапно захвативший их на предыдущей стоянке, не забыл упомянуть и о барде, именуемом здесь ашыгом. Ашыг, отметил он, играет на инструменте, похожем на большую деревянную ложку. Всего три струны натянуты на эту "ложку", но, умело пользуясь ими, музыкант воспроизводит чуждые европейскому слуху, но красивые мелодии. Посол аккуратно внес в свою книжку и еще одно, не укрывшееся от его глаз обстоятельство: на каждой стоянке к Гаджи Салману подходит какой-то дервиш и, произнеся какие-то таинственные, видимо, условные слова, уединяется с ним. Сначала иностранец не придал этому особого значения, решив, что бедный дервиш просит пожертвования у богатого купца. Но потом с теми же словами к Гаджи Салману подошел другой дервиш, через несколько дней - третий... До предела напрягая слух, посол все же разобрал, что все они произносят одни и те же слова: "Бади-мюхалиф эсир", что значит "Дует противоположный ветер". Услышав эту фразу, Гаджи Салман, чем бы он ни был занят, тут же отходил в сторонку с подошедшим к нему дервишем. Это показалось очень подозрительным венецианскому послу: ведь на остальных дервишей Гаджи Салман не обращал никакого внимания, да и что общего может быть у преуспевающего купца с одетыми в рубище бедняками? Однако же и сегодня, когда Гаджи Салман отдавал распоряжения о товарах, от гесселхана42 на кладбище отошел дервиш, лохмотьев которого испугались бы сами джинны. Дервиш вышел на площадь, подошел к главе каравана, и не обращая внимания на косые взгляды, вполголоса произнес:
- Бади-мюхалиф эсир, Гаджи-ага!
На глазах у всей площади Гаджи Салман уважительно поздоровался с ним, пожал ему руку, а затем приложил свою правую руку сначала к сердцу, потом к губам и, наконец, ко лбу, как бы говоря: "Мои сердце, уста и мысли - с тобой".
- Пожалуйста, войди в мою комнату, ага дервиш, я всегда рад выпить чашечку молока в обществе божьего человека, - приветливо улыбнулся он дервишу.
Гаджи Салман подозвал сарбана, возившегося с грузами, потихоньку поручил ему приглядывать за молодым слугой покойного Рафи. Громко сказал Айтекин:
- Ты, детка, помоги сарбану, а потом придешь ко мне, я буду в комнате. Мне надо тебе кое-что сказать...
Отдав необходимые распоряжения, Гаджи вместе с дервишем удалился в отведенные ему покои.
В этот день посол пришел к окончательному выводу, что в словах "бади-мюхалиф эсир" заключена какая-то тайна. Появляющиеся на стоянках дервиши, видимо, передают купцу какую-то весть. Одно из двух, решил посол: либо Гаджи Салман является "ухом" секретной организации, действующей против шаха, либо, путешествуя по стране, он собирает сведения для него, доносит ему о том, что делается на местах. Во всяком случае, пообещал себе посол, он разгадает эту тайну, когда доберется до дворца. Хотя бы вскользь оброненным намеком даст понять шаху, что ему известно, чем занимаются караванщики в этой стране. И если Гаджи Салман действует против шаха... Что ж, возможно, он избавит "святыню мира" от грозящей ему опасности, и тем самым вывысит свой ранг и престиж у шаха. Тогда уж он выполнит все просьбы и требования посла...
21. ОХОТА НА ЛЬВА
Караван Гаджи Салмана вступил, наконец, в столицу. Казалось, в городе был необычный праздник. Народ сновал по улицам, мюриды, казн, воины громко поздравляли друг друга. Вскоре выяснилось, что шах одержал победу в поединке с львом, и подданные радуются этому событию. Казн Шамлу Мурад-бек, принесший шаху весть о том, что на яйлаге Савалан появился лев, сиял, как жених. Он горделиво гарцевал на своем скакуне по базарам, по площадям, выбирая наиболее многолюдные. Все с завистью смотрели на черного жеребца, на котором разъезжал Мурад-бек: знали, что тот, как только получит от покровителя мира арабского скакуна со сбруей из золота и серебра, продаст свою лошадь. Шамлу Мурад-бек никогда не держал двух коней сразу! Уже и покупатели нашлись. Поздравляя бека с такой удачей, старались договориться и о покупке:
- Ого, Мурад-бек, тебе крупно повезло! Смотри, если будешь продавать своего черного жеребца...
- Что за вопрос, буду ли продавать? Конечно, буду! Разве можно одновременно сесть на двух коней?! Я ведь не табунщик, не цыган и не торговец лошадьми. Я - воин падишаха, да буду я жертвой его самого и всех его предков! Сегодня я здесь, завтра - в другом месте, и всегда готов вести битву с врагами святой нашей веры. На что мне два коня? И одного достаточно!
- А может, у того коня норов будет хуже, чем у этого?
- А ведь верно, к чему спешить?
- Да о чем вы говорите, люди, опомнитесь! Дареному коню в зубы не смотрят. Какого даст, на такого и сядет. Ведь не может же он этого оставить, а того продать?!
- Слушай, ты говоришь неподобающие слова! Разве не знаешь, что шах никогда не даст коня, хуже, чем его конь, не предложит одежды хуже, чем его одежда? Так что будь спокоен: какой бы ни был конь, а лучше этого будет.
Мурад-бек, слушая спорящих, довольно подкручивал усы. Стремясь впятеро поднять цену черного жеребца, он то пускал его вскачь, то поднимал на дыбы и, улыбаясь в усы, наблюдал за теми, кто жадными глазами разглядывал его коня.
Среди собравшихся на площади было много дервишей. Одни из них во всеуслышание восхваляли шаха, перечисляли его доблести, нараспев читали оды, прославляющие самого шаха, его детей, весь его под. Другие молили предка имама Джафар Сады-га, мученика Кербелы, Алиюл-муртазу дать остроту шахскому мечу, силу - рукам, бесконечную храбрость - сердцу, солнечный свет - глазам, чтобы "убивающий львов, разрубающий тигров шах столь же легко одолел еще более сильных врагов".
Молодой кочевник, пристроившись к старику, похожему на шорника, с любопытством спросил:
- Дядя, а что такого сделал Шамлу Мурад-бек, что тот, чьей жертвой пребуду я, дарит ему коня, да еще и с золотой сбруей?
Тоном учителя, объясняющего урок непонятливому ученику, старик ответил:
- Детка, как видно, ты не знаешь об указе нашего падишаха. Ведь он большой любитель охоты и считает, что ничто на свете не может сравниться с охотой, причем с такой, которая была бы достойна настоящего игита. В одиночку он убивает льва такой отважный! Вот он и издал указ: каждый, кто принесет ему весть, что видел в окрестностях тигра, и укажет его местонахождение, будет награжден шахским векилом Махадом, получит не оседланного коня. Тот, кто наведет шаха на льва - получит коня с полной сбруей! Теперь вот дня два назад Шамлу Мурад-бек принес шаху весть, что видел льва на горе Савалан43. Владыка мира тут же снарядился и отправился на охоту. Слуги, наибы все остались в стороне, он сам, собственноручно убил льва. Вестник раньше всех принес эту новость во дворец. А рано утром глашатаи на всех базарах возвестили об отваге нашего падишаха. Сегодня Шамлу Мурад-беку, согласно указу, достанется оседланный конь, и какой!
- Ах, хоть бы мне увидеть!... - не успел молодой кочевник произнести эти слова, как снова все вокруг перекрыл голос глашатая:
- Эй, лю-юди-и-и! Эй, мюриды, эй, казн, эй, жители Тебризаа-а!... Знайте и разумейте, что силой, данной создателем мира, государь всей земли, спаситель нашей веры, его величество шах на охоте острым, как зульфугар44, мечом поверг льва!... Шамлу Мурад-бек, принесший добрую весть, приглашается в резиденцию векила Махада. Наградой за сообщение будет конь "халдар-дай", из личного табуна шаха - покровителя мира. Сегодня после вечернего намаза конь с полной сбруей будет передан Мурад-беку. Все, кто хочет посмотреть на это торжество, пусть приходят на площадь перед дворцом векила Махада-а-а!...
- Слов нет, щедр наш шах.
- За одно только сообщение - одно седло и халдар!
- Да-а, никто еще не уходил от его ворот с пустыми руками...
Гаджи Салман, беседуя с послом, шел в сторону дворцовой площади. Краем уха он ловил обрывки всех этих разговоров и думал: "Действительно, щедрость шаха - щедрость Хатама! Наверное, поэтому, а не только из-за войн и сражений, частенько пустует шахская казна!"
