«Швед вопиет: Ох мне, ах! Ох, мне страх!»
Наверняка этот известный петровский кант был популярен в Петербурге осенью 1741 года. 23 августа войска императора Ивана, врученные правительницей фельдмаршалу П. П. Ласси, наголову разгромили шведов генерала Врангеля под крепостью с труднопроизносимым для русских солдат названием Вильманстранд. (Хотя, думаю, солдаты-победители быстро приспособились, ведь называли же они Ревель – Левером, Шлиссельбург – Шлюшиным, а Ораниенбаум – Рамбовом.)
Швеция начала войну в конце июля 1741 года. Смерть Анны Иоанновны, свержение Бирона, а потом Миниха стали сигналом для реваншистов из Стокгольма. Они сочли момент удобным для того, чтобы попробовать вернуть себе Восточную Прибалтику, пересмотрев тем самым Ништадтский мир 1721 года. Швеция выставила три главные причины войны: убийство русскими шведского дипкурьера барона Синклера, отказ их посылать хлеб в Швецию и, наконец, война была объявлена освободительной. В шведском манифесте говорилось: «Намерение короля шведского состоит в том, чтобы избавить достохвальную русскую нацию, для ее же собственной безопасности, от тяжелого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании…»
Таким образом, как видит читатель, имелось в виду освобождение России от иноземного засилья! Командовавшие русскими солдатами генералы – немцы, англичане, шотландцы Кейт, Икскюль, Стоффельн, Фермор, Альбрехт – под началом Ласси, по-видимому, о благородной цели шведов не знали и делали свое дело, как всегда, профессионально, быстро и решительно. Совершив стремительный марш от Выборга навстречу шведской армии, к ночи 23 августа были под стенами Вильманстранда, где и разбили бивуаки. Несколько пуль (правда, по ошибке своих) насквозь пробили палатку, в которой невозмутимо спал Петр Петрович Ласси, «хоть и иноземец, но человек добрый», как говорили о нем солдаты.
Утром русские войска, преодолев сильно пересеченную местность, атаковали шведскую армию, а потом ворвались в крепость. Большая часть шведов погибла в сражении. Их командующий генерал Врангель и больше тысячи солдат и офицеров попали в плен. В русской армии были убиты генерал Икскюль, полковники Ломан, Бельмен, ранены генералы Альбрехт, Стоффельн, полковники Манштейн и Левашов. Общие потери шведов составили четыре с половиной тысячи из пяти тысяч трехсот участников битвы, а у русских меньше – две тысячи человек из десяти.
Для русской армии это был тяжелейший поход. Манштейн вспоминал: «Когда подумаешь о выгодах позиции, занимаемой шведами, и о неудобной местности, по которой русские должны были подходить к ним, то становится удивительным, что шведы были тут разбиты». Особая тяжесть легла на два гренадерских полка, которые атаковали неприятельскую батарею. Манштейн писал: «Так как место было тут чрезвычайно узкое и из леса, находившегося перед русскими, нельзя было выйти иначе как фрунтом только в две роты, приходилось спускаться по крутому оврагу и подыматься на гору в виду неприятеля и под чрезвычайно сильной его пушечной и ружейной пальбою, – то эти два полка были приведены в замешательство и отступили». Кейт приказал Астраханскому и Ингерманландскому полкам атаковать шведов и «это приказание было исполнено быстро и так счастливо, что после первого залпа, сделанного в 60 шагах от шведов, последние обратились в бегство и побежали прямо к городу, куда последовали за ними оба полка».
По мнению иностранца, русские солдаты вновь подтвердили свою блестящую репутацию. Саксонский посланник Зум писал накануне войны: «В оборонительной войне я считаю это государство непобедимым… Русский тотчас становится солдатом, как только его вооружают. Его с уверенностью можно вести на всякое дело, ибо его повиновение слепо и вне всякого сравнения. Он довольствуется плохою и скудною пищею. Он кажется нарочито рожден для громадных военных предприятий».
Победа над шведским львом была яркая, неожиданная, ее отмечали в Петербурге очень торжественно. Император был уже грозен для врагов! М. В. Ломоносов, после одобренной властями оды на взятие Минихом турецкой крепости Хотин в 1739 году, поспешил отличиться и на этот раз:
Российских войск хвала растет,
Сердца продерзки страх трясет,
Младый орел уж льва терзает!
Из-за границы хорошего не насоветуют
Казалось, что победа над шведами, подтвердившая могущество России, укрепит власть Анны Леопольдовны и внутри страны. На это рассчитывал А. И. Остерман – руководитель правительства. Он составил пространное «Мнение о состоянии и потребностях России», которое можно рассматривать как инструкцию для начинающей правительницы. Кроме советов об экономии расходов, взимании недоимок, содержании флота, составлении свода законов хитроумный Андрей Иванович дает детальные советы, как прийти «к облегчению бремени правления». Он исподволь приучает правительницу Анну к мысли о необходимости совещаться с министрами, и особенно с ним. «Поелику, – пишет вице-канцлер, – государь не может быть без министров и слуг, то справедливость того требует, чтоб доверенность между государем и рабом была взаимна и совершенна».
Сладкие речи Остермана не особенно убаюкивали Анну Леопольдовну – она слушала и его противников. А они, в первую очередь министр Михаил Головкин и обер-прокурор Сената Иван Брылкин, советовали ей немедленно провозгласить себя императрицей, приняв всю полноту власти. Анна соглашалась с этими советами, и была даже назначена дата провозглашения императрицей Анны II – 7 декабря 1741 года, в день, когда ей исполнялось двадцать три года.
Но ничего не вышло, и свое двадцатитрехлетие Анна встретила в томительном путешествии под конвоем на дороге от Нарвы к Риге, и уже никогда в день ее рождения в столице не палили пушки и не зажигали фейерверки. Мы не знаем теперь, какой императрицей была бы Анна Леопольдовна. Может быть, возложив себе на голову корону, она бы изменилась – обстоятельства бы заставили. Ведь произошла же метаморфоза с австрийской эрцгерцогиней, а потом императрицей Марией-Терезией. Почти ровесница Анны (родилась в 1717 году), она в 1740 году унаследовала престол после смерти своего отца Карла VI и сразу же была вынуждена начать отчаянную борьбу против множества врагов, мечтавших оторвать от империи кусок пожирнее, захватить ее трон. Самым опасным врагом был прусский король Фридрих II, сумевший завладеть Силезией. Но все же молодая, неопытная Мария-Терезия оказалась достойной своего предназначения и сумела не только сохранить империю, но и упрочить ее положение в мире. Она собрала вокруг себя выдающихся людей – графа В. Кауница, графа Гаугвица, графа Хотека и других, провела реформы – административные, судебные, финансовые, которые обеспечили безбедное существование империи на долгие десятилетия. Хорошим помощником императрицы оказался ее муж Франц Стефан Лотарингский, а потом и сын Иосиф II, ее соправитель и преемник, родившийся всего лишь на несколько месяцев позже Ивана Антоновича…
К ноябрю 1741 года в окружении Елизаветы окончательно сложился замысел свержения Ивана и его матери. Уже давно цесаревна, пользуясь симпатией гвардии, с помощью французского и шведского посланников плела антигосударственный заговор. Но «плетение» это было довольно грубое, и многие знали о намерениях дочери Петра Великого. По разным каналам правительство стало получать известия о действиях заговорщиков и их зарубежных покровителей.
Самое серьезное предупреждение пришло из Лондона весной 1741 года. Читая послание статс-секретаря лорда В. Гаррингтона русскому правительству, удивляешься точности информации, в нем содержащейся, ясности и недвусмысленности каждой фразы текста. Такие бумаги готовят только профессионалы высочайшего уровня: «В секретной комиссии шведского сейма решено немедленно стянуть войска, расположенные в Финляндии, усилить их из Швеции… Франция для поддержки этих замыслов обязалась выплатить два миллиона крон. На эти предприятия комиссия ободрена и подвигнута известием, полученным от шведского посла в Санкт-Петербурге Нолькена, будто в России образовалась большая партия, готовая взяться за оружие для возведения на престол великой княжны Елизаветы Петровны… Нолькен также пишет, что весь этот план задуман и окончательно улажен между ним и агентами великой княжны и при помощи французского посла маркиза де ла Шетарди, что все переговоры между ними и великой княжной велись через француза-хирурга (Лестока. – Е. А.), состоящего при ней с самого детства».
Английский посол Финч вручил послание правительства Его Величества короля Георга II Остерману и Антону Ульриху. Оба государственных мужа благодарили, кивали, соглашались, но фактически ничего не сделали. Как известно, в нашей стране никогда и в грош не ставили дружеские предупреждения из-за границы о готовящихся мятежах, войнах, заговорах. Да и мудрый Остерман, вероятно, искренне не верил, что эта изнеженная и капризная красавица, прожигательница жизни способна на такое мужское, в стиле Миниха, предприятие – переворот. Нет, глупости! Но все оказалось не так, как предполагал Остерман. Напуганная откровениями простодушной Анны, в ночь на 25 ноября 1741 года Елизавета решилась: она надела кирасу, поехала в казарму преображенцев и затем… захватила Зимний.
