Зиновий-Богдан родился в 1595 или 1596 году, то есть к началу восстания ему уже перевалило за пятьдесят. Про его молодость известно немногое. Он получил хорошее по тем временам образование, много воевал и странствовал, побывал в турецком плену. К моменту, когда обстоятельства побудили Хмельницкого к действию, это был уже сильно немолодой, заслуженный, известный далеко за пределами родного Чигирина реестровый казак, тоже сотник, как некогда его отец.
Тем оскорбительнее Богдану Михайловичу были гонения, которым его подвергал сосед, польский шляхтич ротмистр Даниэль Чаплинский. Конфликт был имущественным и личным. Чаплинский совершал набеги на владения Хмельницкого, а когда тот попытался искать правду в суде, вышло еще хуже: украинец оказался перед поляком бесправным. Согласно легенде, Чаплинский запорол до смерти десятилетнего сына сотника. Это, возможно, позднейшая выдумка, но достоверно известно, что шляхтич увел у пожилого Богдана сожительницу и женился на ней сам. В общем, у Хмельницкого хватало поводов для гнева.
В 1646 году чигиринский сотник отправился в Варшаву жаловаться королю, и тот вроде бы даже обещал Богдану поддержку, но королевская власть была слабой и защиты не гарантировала. По возвращении в родные места Хмельницкий узнал, что враги собираются его схватить. Пришлось бросить имение и бежать куда глаза глядят, а на Украине это тогда означало – в Запорожскую Сечь. Можно сказать, что Хмельницкий стал мятежником не по доброй воле.
Богдан Хмельницкий. С. Земляков
Это был прирожденный лидер: смелый, красноречивый, властный, умеющий увлечь людей. Имелись у него и недостатки, о которых пишут многие мемуаристы. У Хмельницкого, как это нередко бывает с людьми подобного склада, периоды гиперактивности сменялись полосами апатии и депрессии, когда он много пил и попусту терял время. Став предводителем мощного движения, фактически главой государства, он часто менял планы и политический курс – бывало, без серьезных на то оснований либо по сугубо личным причинам.
И все же Речь Посполитая обрела в лице Богдана сильного и грозного врага.
Это продемонстрировал первый же поступок новоявленного мятежника, свидетельствовавший о хорошем стратегическом мышлении.
Хмельницкий пробыл в Сечи недолго. У него не было намерения затевать очередной казачий бунт, с которыми поляки давно научились справляться. Богдан замышлял не мятеж, а большую войну, и для нее был нужен сильный союзник.
В конце зимы 1647 года Хмельницкий отправился в Крым. Еще со времен плена он знал татарский язык и имел при бахчисарайском дворе влиятельных покровителей, которые свели казачьего представителя с ханом Исламом III Гиреем. Это был расчетливый и дальновидный правитель, по-видимому, хорошо разбиравшийся в людях. Хан понял, что с таким вождем затеваемая смута может вылиться в нечто серьезное, а стало быть, выгодное для Крыма.
Взяв у Хмельницкого в заложники старшего сына Тимофея, Ислам-Гирей велел перекопскому мурзе Тугай-бею, самому знаменитому из крымских военачальников, присоединиться к повстанцам. Источники по-разному оценивают размер татарского корпуса (от 4 до 20 тысяч всадников; вероятно, первая цифра ближе к истине), но в любом случае «крымский фактор» на первом этапе восстания сыграл ключевую роль, да и в дальнейшем, как мы увидим, не раз оказывался решающим. Без союза с крымцами Хмельницкому вряд ли удалось бы достичь столь впечатляющих успехов.
Имея такой козырь, Богдан без труда добился избрания запорожским гетманом. С апреля под его знамя со всех сторон начали собираться казаки. Поляки с тревогой наблюдали за этими воинственными приготовлениями и решили нанести упреждающий удар. Великий коронный гетман Николай Потоцкий хотел подавить мятеж в самом начале, очень торопился и из-за этого совершил роковую ошибку: разделил свое войско, отправив более мобильные части вперед.
Тугай-бей. Фрагмент картины Я. Матейко
Первыми шли на лодках реестровые казаки. Их, православных украинцев, возле Каменного Затона встретили посланцы Хмельницкого и разагитировали. Убив тех начальников, которые отказались изменить присяге, этот сильный контингент перешел на сторону восставших.
Сын гетмана Стефан Потоцкий вел другой отряд, тоже отчасти состоявший из реестровых. Узнав о каменнозатонских событиях, эти казаки тоже ушли к Хмельницкому, и молодой Потоцкий остался с небольшим количеством поляков. В начале мая 1648 года у городка Желтые Воды его лагерь был окружен превосходящими украинско-татарскими силами. Целых три дня поляки отбивались, и в конце концов все были истреблены. Их командир попал в плен, где скоро умер от ран.
Лишившись по меньшей мере трети своего войска и получая со всех сторон вести о восстаниях крестьян, воодушевленных успехом Хмельницкого, гетман начал отступать, но казаки с татарами были проворней. 16 мая они настигли поляков под Корсунью. Деморализованная армия почти не дралась, в ней началась паника. Девять тысяч человек, включая самого Николая Потоцкого и его заместителя польного гетмана Мартина Калиновского, угодили в плен. Обоих польских вельмож и львиную часть богатых трофеев по-хозяйски забрал себе Тугай-бей, чья конница составляла главную ударную силу повстанцев. На первом этапе украинско-польской войны крымцы вообще вели себя по отношению к Хмельницкому как старшие союзники.
Весть о позорном поражении великого коронного гетмана разнеслась по всей Украине. Это был тяжелый удар по престижу польской власти. В довершение катастрофы через четыре дня после Корсуни скончался король Владислав, и в Речи Посполитой начался всегдашний предвыборный разброд.
С этого момента сугубо казацкое движение перерастает в настоящую народную войну. Поднялась вся Украина. Осмелевшие крестьяне повсеместно жгли и грабили помещичьи усадьбы, убивали шляхту, объединялись в «полки», тоже объявляя себя казаками, и скоро уже не боялись нападать на укрепленные города.
Хмельницкий, кажется, еще не осознал, что ситуация коренным образом изменилась и что Украина больше не будет польской. Встав лагерем в городе Белая Церковь, предводитель восстания отправил в Варшаву послов с довольно умеренными требованиями: оградить казачество от притеснений, платить ему побольше жалованья и отпускать в походы за добычей, позволить казакам ловить рыбу в Днепре, дать дополнительные права православному духовенству. Всё это означало: мы поднялись не против короля, а против плохих магнатов. О независимости речи пока не шло.
Временная варшавская власть выразила готовность простить мятежников, отрядила в Белую Церковь на переговоры комиссара Адама Киселя, украинца и православного, но при этом убежденного приверженца Короны.
Иеремия Вишневецкий. Портрет XVIII в.
Однако пока шли препирательства, события на Украине стали неконтролируемыми. Крестьяне повсюду резали и грабили польских помещиков, те оборонялись. У шляхты нашелся энергичный вождь, князь Иеремия Вишневецкий, не так давно сам бывший православным. Во владениях этого украинского магната жило почти четверть миллиона человек, он владел несметными богатствами и держал собственное войско. Вишневецкий провел несколько карательных экспедиций. Эти походы сопровождались жестокими экзекуциями – массовыми убийствами и зверскими казнями. Князь Иеремия поголовно вырезáл население городов и местечек, которые перешли на сторону Хмельницкого, а взятых в плен мятежников перед смертью подвергал чудовищным пыткам. Расчет магната был не столько на военную победу (на нее не хватило бы сил), сколько на запугивание. Подобная тактика, конечно же, приносила обратный эффект, еще больше раздувая пламя народной войны и повышая градус всеобщего ожесточения. Скоро все убивали всех, и даже мирным людям для самозащиты приходилось браться за оружие.
Поляки резали украинцев, украинцы резали поляков, но хуже всех приходилось евреям, которых в этих краях было очень много – польские короли еще со средних веков охотно принимали еврейских беженцев из Западной Европы. Магнаты и шляхтичи, мало интересовавшиеся хозяйством, перепоручали еврейским управляющим собирать подати с крестьян; евреям отдавали на откуп кабаки, мельницы, речные переправы и всевозможные аренды. Дела подобного рода вела ничтожная часть иудеев, но крестьяне с казаками, не разбирая, ненавидели всё еврейское население. К мотивам социальным прибавлялась еще и религиозная нетерпимость.
Пропаганда Богдана Хмельницкого, рассылавшего повсюду свои манифесты и воззвания, в значительной степени строилась на юдофобской риторике и еще сильнее разжигала эту ненависть. От шляхты евреям помощи тоже не было. Спасаясь от мятежников, поляки уходили в города, под защиту крепостных стен, но евреев туда не пускали (как это, например, было в Тернополе), либо выдавали их на растерзание (что произошло в Тульчине).
