Монашеские общины у нас появились еще в XI веке, при Ярославе Мудром, однако в домонгольские времена их было немного – на всю Русь десятка два. Располагались они в больших городах либо неподалеку, и главная их функция была духовно-просветительская.
В период татарского господства приобретает популярность идея «спасения» в тихой обители, подальше от ужасов мира. Новые монастыри теперь обычно строились в глухих местах, куда не добирались шайки татарских и отечественных грабителей. Число монахов (от греческого слова «монос», «одинокий») все время возрастало. Многие беглецы прятались за монастырскими стенами, защищенными татарским законом, не столько ради спасения души, сколько ради спасения тела – здесь было безопаснее, да и сытнее.
В первое время каждый инок должен был кормить себя сам, но затем стало появляться все больше так называемых «общежительных» обителей, которые вели свое хозяйство и обычно владели собственными землями.
Подсчитано, что на протяжении четырнадцатого века в среднем возникало по одному новому монастырю в год. Чем больше обживалась срединная часть северной Руси, тем дальше на восток и на север забирались иноки, которые искали уединения и покоя. В краях, где местные племена придерживались язычества, монастыри становились не только миссионерскими центрами, но и подготавливали почву для будущей русской колонизации, которая затем, как правило, совершалась вполне мирно.
В скором времени некоторые монастыри, пользуясь привилегиями духовного статуса, превратились в заметные хозяйственно-экономические центры, каких прежде на Руси не бывало. В их собственности находились обширные угодья, села и деревни, многочисленные крестьяне. Самому богатому монастырю домонгольской эпохи, Киево-Печерскому, принадлежало всего пять деревень; основанная Сергием обитель, впоследствии названная Троице-Сергиевой лаврой, владела десятками сел (к 1700 г. ей будет принадлежать более двадцати тысяч крестьянских дворов).
Старцы в монастыре. Миниатюра XVI в. (© РИА Новости)
Почти всякий большой монастырь, переполняясь братией, начинал «почковаться», то есть учреждать новые «филиалы»; некоторые из них потом тоже разрастались и, в свою очередь, давали новые «побеги». Но вся эта разветвленная инфраструктура находилась в строгом иерархическом подчинении московскому митрополиту, что естественным образом насаждало идею столь же стройного светского мироустройства, на верхушке которого находится московский великий князь.
К середине XIV века политическое разделение Руси на «татарскую» и «литовскую» зоны зашло так далеко, что организационное единство русской церкви стало явным анахронизмом. Несомненная промосковская позиция митрополии отталкивала от нее духовенство и князей западных областей, которые должны были ориентироваться на иных государей.
Управление всей огромной территорией из Москвы было невозможно или, во всяком случае, очень затруднено и по причине слишком больших расстояний.
Поэтому еще в начале века, когда бывшие киевские митрополиты, сохраняя это название, фактически поселились во Владимире, Константинополь попробовал учредить для западной Руси отдельную Галицкую митрополию, которая то упразднялась, то возникала вновь.
Окончательно русская церковь разделится на две самостоятельные части только в середине XV столетия, но уже веком ранее московские митрополиты в значительной степени потеряли административный контроль над епархиями, оказавшимися под властью литовских и польских властителей.
Великие князья московские от этого только выиграли. У них появилась ясная и политически достижимая цель: увеличить размеры своего государства до таких пределов, чтобы оно охватило всю территорию, находящуюся в юрисдикции московской митрополии, – то есть целиком северную и восточную Русь. Здесь интересы светской власти полностью совпадали с интересами церкви.
Нельзя хотя бы коротко не упомянуть о другой сфере церковной деятельности, еще более ценной, чем участие в государственном строительстве. Я имею в виду деятельность культурную.
С XIV века началось воскрешение русского искусства, которое в эту эпоху было исключительно религиозным и патронировалось церковью. О становлении великой русской иконописной школы и о возрождении русского зодчества я рассказывать не буду, поскольку эта отрадная тематика находится за рамками политической истории, однако есть область культурной жизни, напрямую связанная с развитием государственных институтов: ученость и грамотность.
«Житие Бориса и Глеба»
Вся «книжность» теперь стала монополией духовенства. Только это сословие умело читать и писать, а значит, как выразились бы сегодня, было способно поставлять кадры в аппарат административного управления; монахи хранили память о прошлом и писали хроники для потомства; иерархи пропагандировали и аргументировали божественную природу единовластия.
Культурное влияние церкви на протяжении всей русской средневековой истории не просто велико – оно всеобъемлюще; мало что остается за его пределами.
Тесное слияние церковных интересов с интересами власти, полное подчинение закону политической целесообразности стали залогом не только силы, но и слабости русского православия. Но теневая сторона этой ангажированности проявится еще не скоро. Пока же, на начальном этапе воссоздания государственности, этот союз для формирующейся страны был безусловно благотворен.
Во второй половине XIV века в Орде произошла череда событий, вследствие которых власть Сарая существенно ослабла, и у быстро крепнущего, но еще очень далекого от единства русского государства появилась надежда на освобождение.
При хане Узбеке Золотая Орда казалась несокрушимой. Все соседи, как азиатские, так и европейские, признавали ее могущество; обширная держава процветала, питаясь торговлей и соками своих колоний.
Первый сильный удар по Орде нанесла уже поминавшаяся пандемия чумы. Она затронула и Русь, но в меньшей степени, чем центр татарской державы, куда зараза проникла несколькими годами раньше, с азиатских рынков. «Черная смерть» не только унесла множество жизней, но и причинила огромный ущерб торговле.
Вскоре после этого в ханстве разгорелась борьба за престол, с перерывами растянувшаяся на два десятилетия. Русские летописцы назвали ордынскую смуту «Великой Замятней».
Инициатором междоусобицы стала знакомая нам Тайдула, вдова Узбека. Эта сильная, предприимчивая женщина, еще при жизни мужа пользовавшаяся огромным влиянием, теперь решила забрать в свои руки всю полноту власти. Она покровительствовала младшему сыну Джанибеку. Вместе они умертвили конкурента – царевича Хызрбека, сына от другой жены Узбек-хана, но этого оказалось недостаточно. Курултай провозгласил государем Тинибека, который был старше Джанибека.
Но Тайдулу недаром называли «великой хатун». Она организовала новый заговор – и опять успешный. Тинибек был убит, а ханом стал Джанибек. Его мать сделалась фактической соправительницей.
Легенда о чудесном исцелении
На Руси хорошо известно предание о том, как великая хатун призвала в Орду митрополита Алексия, известного своим целительским даром, потому что страдала глазным недугом и надеялась, что святой человек ее вылечит.
Митрополит, конечно же, поспешил в ставку и то ли благодаря своему врачебному искусству, то ли с помощью Божьей исцелил татарскую царицу. За это Тайдула даровала русской церкви различные привилегии.
Карамзин рассказывает о триумфальном возвращении святителя в Москву: «Великий Князь, его семейство, Бояре, народ встретили добродетельного Митрополита как утешителя Небесного, и – что было всего трогательнее – осьмилетний сын Иоаннов, Димитрий [будущий Донской], в коем расцветала надежда отечества, умиленный знаками всеобщей любви к Алексию, проливая слезы, говорил ему с необыкновенною для своего нежного возраста силою: «О Владыко! Ты даровал нам житие мирное: чем изъявим тебе свою признательность?» Столь рано открылась в Димитрии чувствительность к заслугам и к благодеяниям государственным!»
Всё это звучит очень трогательно, однако у историков есть более любопытная версия, объясняющая поездку Алексия, действительно опытного лекаря, в Орду. Согласно этой версии, великая хатун была здоровехонька, а недужил ее сын хан Джанибек – у него были какие-то проблемы с психикой, что делает логичным приглашение именно духовной особы. Однако болезнь государя следовало держать в секрете от подданных, поэтому как официальный предлог была использована «глазная скорбь» ханши. Тайдула, судя по ее активному образу жизни, до конца своих дней отличалась отменным здоровьем, а вот ее сын и в самом деле вскоре после этого скончался.
