1. Плохая организация работ (Устинов, Смирнов, Пашков, Малиновский, Гречко).
2. Ошибки главных конструкторов (Королев, Мишин) при создании корабля “Союз” и носителя Н-1, а также их недисциплинированность при исполнении решений правительства.
3. Недостаточная координация усилий различных конструкторских бюро, ведомств и институтов при ограниченных средствах, выделяемых на космические исследования (США тратят на освоение космоса в несколько раз больше денег, чем СССР)».
Эта дневниковая запись перекликается с «Запиской» Гагарина и его товарищей. Обратите внимание на два обстоятельства. Во-первых, и у Сергея Королева, которого часто представляют непогрешимым, случались ошибки, и ничего удивительного в этом нет, ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. Во-вторых, ограниченность в средствах указана в самом конце, а на первом месте стоит плохая организация работы на уровне министра обороны СССР и заместителя председателя Совета Министров СССР по оборонным отраслям промышленности.
Для Юрия Гагарина ноябрь 1967 года стал особым месяцем – 24 ноября после налета положенного числа часов в спарке с инструктором, наш герой наконец-то получил право летать самостоятельно. Но генерал Каманин считал, что с самостоятельными полетами нужно повременить. Зная о том, что произойдет вскоре, поневоле задумаешься о том, что руководство Военно-воздушных сил было право в своей осторожности – да, когда-то Гагарин успешно летал в сложнейших условиях Заполярья, но тогда он был моложе и не имел солидного перерыва в полетах.
В начале декабря Гагарин написал рапорт с просьбой освободить его от должности заместителя начальника Центра подготовки космонавтов, мотивируя свое решение тем, что человек, занимающий эту должность, обязан летать («Какой же я заместитель, если я не летаю?»). Кому-то может показаться странной такая постановка вопроса, ведь космонавты готовятся по совсем иной программе, нежели летчики. Да – программы разные, но навыки одинаковые, пилотные, и поскольку постоянные тренировки в космосе были недоступны, навыки приходилось оттачивать, летая на самолетах.
Каманин повторил Гагарину то, что уже было сказано раньше – о самостоятельных полетах можно будет думать после окончания академии, так что до лета следующего года к этому вопросу мы возвращаться не будем. В ответ Гагарин сказал, что планирует защитить диплом раньше – в феврале 1968 года.
О дипломной работе Юрия Гагарина до сих пор не было сказано ни слова. Пора исправить это упущение, ведь речь уже идет о защите.
Инженерной подготовкой отряда первых советских космонавтов руководил генерал-лейтенант авиации, доктор технических наук Сергей Михайлович Белоцерковский и он же стал руководителем дипломного проекта подготовка для многих из них, в том числе и для Гагарина. Дипломные работы космонавтов воплощали мечту Сергея Королева о том, что каждый космонавт должен участвовать в разработке новых космических систем, а каждый конструктор должен побывать в скафандре космонавта для того, чтобы лучше делать свою работу (этой мечте активно следовал Константин Феоктистов). «Покажите им [космонавтам], как тяжело быть в нашей “шкуре”, – говорил Белоцерковскому Королев. – Это очень важно. “Шкуру” космонавта они почувствовали, а “шкуру” конструктора – нет. А им надо хорошо понимать, чувствовать и трудности космонавта, и трудности конструкторов».
Было решено, что космонавты-слушатели станут писать комплексную дипломную работу, освещая различные аспекты одной темы. К выбору тем приступили в конце 1965 года. Академия предложила три варианта: «Орбитальный самолет-разведчик», «Орбитальный самолет-перехватчик» и «Космический корабль для нанесения ударов по объектам на Земле», а генерал Каманин предложил четвертую – «Освоение Луны». Гагарин, с которым Каманин обсуждал свое предложение, выступил против лунной темы, посчитав ее слишком сложной и объемной. Возражения Гагарина были обоснованными и Каманину пришлось с ними согласиться. Дело закончилось тем, что дипломной темой стал проект космоплана – многоразового корабля, который выводился на орбиту ракетой-носителем, а возвращался управляемым планированием, которое позволяло совершить посадку на выбранный аэродром.
Основная сложность заключалась в том, что планируемый аппарат должен иметь крылья, которые непременно пострадали бы от сильного нагрева при выводе аппарата на орбиту и вхождении в атмосферу (трение воздуха при сверхзвуковых скоростях). И без крыльев – никак, и крылья не уберечь. Белоцерковский предложил оригинальную техническую идею, заключавшуюся в использовании решетчатых крыльев, которые могли складываться и раскладываться (сдвигаться и раздвигаться). В сложенном виде крыло не могло пострадать от высоких температур, поскольку было втянуто в корпус космического корабля и закрыто крышкой. Возможно, кто-то из читателей сейчас усомнился в том, может ли быть толк от «дырявых» крыльев. Толк будет, если расположить планки под нужным углом.
Решетки должны были раскрываться на высоте от двадцати пяти до сорока пяти километров, после чего аппарат начинал маневрирование, которое позволяло ему приземлиться в любой точке круга диаметром до девятисот километров (для того, чтобы лучше представить – примерно столько от Москвы до Волгограда, если измерять по прямой.
В документации крылатый орбитальный корабль фигурирует под нейтральным названием «Космический летательный аппарат», сокращенно – КЛА.
«Дипломная работа – не реальный проект, но и она позволяет дать общую оценку идеи, выявить ее плюсы и минусы, – пишет Белоцерковский в своей книге “Диплом Гагарина”. – А комплексный диплом хорош тем, что в нем летательный аппарат рассматривается не односторонне, а многопланово. Но этим он и труден. Нелегко было состыковать отдельные дипломные работы в единое исследование, а части летательного аппарата – в целую конструкцию. В этом почти всегда участвовал дипломник № 1 – Юрий Гагарин. Своим умением глубоко видеть проблемы, деловитостью и четкостью он поражал всех нас. А его доброжелательность, общительность и юмор помогали в самые трудные моменты.
Гагарин “конструировал” и “облетывал” свой летательный аппарат, широко используя имевшуюся тогда вычислительную технику – цифровую и аналоговую. ЭВМ не только интенсифицируют исследования, но и позволяют глубже подойти к проблеме, найти узкие места ее. Эту задачу он решал вместе с Андрияном Николаевым.
Гагарину дали возможность побывать и в “шкуре” конструктора, и в “шкуре” космонавта. На специальном стенде-тренажере моделировались предпосадочный маневр и посадка самолета. “Полет” воспроизводился с помощью аналоговой электронной машины. И вот почти две недели по нескольку раз в день разыгрываются с вариациями похожие сцены. Идет упорный поиск – как улучшить компоновку. Результаты анализируются, и “конструктор” Гагарин, принимая решение, восклицает:
– Ладно, хватит, пусть летают на таком аппарате. Что, космонавты зря учатся, тренируются? За что им деньги платят?
Потом отправляется на испытательный стенд, вводит с помощью лаборантов новые данные в вычислительную машину и начинает “проигрывать” посадку.
– Кто создал этот “утюг”? О чем думают конструкторы, что они умеют? За что им деньги платят?
Нередко после таких столкновений Гагарина-“конструктора” и Гагарина-космонавта Юрий Алексеевич валился в кресло своего рабочего кабинета.
– Ну и ситуация, тут не соскучишься! Дай хоть немного отдохнуть от этой бесконечной круговерти!»
В наше время понятие “дипломная работа” изрядно дискредитировано, чего уж греха таить. Дипломные работы переписываются из года в год, «сдираются» из сетевых источников или же попросту заказываются за плату преподавателям (представьте, и такое бывает). Во многих вузах, увы, сформировалось снисходительное отношение к дипломным работам, которые расцениваются не в качестве показателя профессиональной состоятельности, а как следование установившейся традиции со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Но для первых космонавтов дипломная работа была сложнейшим экзаменом, в ходе которого они сообща разрабатывали новый тип космического корабля… Итогом этой работы стал советский орбитальный многоразовый корабль-ракетоплан «Буран», который 15 ноября 1988 года совершил свой первый и единственный космический полет в автоматическом режиме, без экипажа на борту. В 1990 году работы по данной программе были приостановлены, а в мае 1993 года окончательно прекращены, и в свете тогдашней обстановки это решение ни у кого не вызвало удивления – в своих предвыборных выступлениях первый президент Российской Федерации Борис Ельцин не раз обещал приостановить космические программы в целях экономии средств.
