Ознакомительная версия.
Вполне естественно предположить, что историк не высказал открыто свою оценку споров вокруг «норманнского вопроса» из-за его крайней, даже болезненной остроты. В напечатанном «Курсе русской истории» Ключевский высказался о «варяжском вопросе» гораздо более смягченно, приглушенно, даже недостаточно определенно (см. Лекцию IX), чем в своих неопубликованных размышлениях.
В одной из рукописей, представляющей собой набросок текста лекции, Ключевский заявлял без обиняков:
«Я знаю, вы (то есть слушатели. — В. К.) очень недовольны, что все эти ученые усилия разъяснить варяжский вопрос я назвал явлением патологии… такой поворот в умах есть несомненно симптом общественной патологии… (это и есть именно то, что можно назвать комплексом национальной неполноценности. — В. К.). Я охотно готов читать разыскания о том… славянин или немец был дед кн. Владимира и откуда взяты его мать, бабушка и т. д… Но когда исследователь подобных вопросов идет прямо в область настоящей, научной истории и говорит, что он разрешает именно вопрос о происхождении русской национальности и русского государства, будет жаль, если он не остановится на границе и не вспомнит, что национальности и государственные порядки завязываются не от этнографического состава крови того или другого князя… Итак, повторяю еще раз, — я совсем не против вопроса о происхождении… первых русских князей… а только против того положения, что в этом вопросе — ключ к разъяснению начала русской национальной и государственной жизни»[151]. Ключевский заметил еще, что наиболее «грубые» суждения сторонников «варяжского происхождения» Руси «задели щекотливое национальное чувство и надолго лишили русскую историческую мысль способности с научным спокойствием отнестись к вопросу» (с. 123).
И в самом деле: «спокойствия» в данном вопросе недостает даже на то, чтобы просто заметить совершенно очевидный факт: «приглашение» или какой-либо иной способ внедрения в ту или иную страну «чужеродных» династий — это чрезвычайно широко распространенное явление. Так, в тех же IX–X столетиях, когда варяги-норманны оказались князьями Руси, германская династия Каролингов (потомков Карл Великого) правила не только в Германии, но и во Франции и Италии; в целом ряде государств Европы занимала позднее престолы знаменитая династия Бурбонов (французов по происхождению); не менее характерны «чужие» династии и для стран Азии и т. д. и т. п.
И более того, правление «пришлых» династий не только типичное, но и закономерное, а в определенных ситуациях даже необходимое явление. Достаточно четкое объяснение одной из причин «призвания варягов» дано в самом летописном тексте, из которого явствует, что складывавшаяся на Севере русская государственность с самого начала была многоэтничной, многоплеменной, и власть, во главе которой находился представитель одного из «туземных» племен, с легкостью оказывалась или хотя бы казалась несправедливой («и не было среди них справедливости, и встал род на род»…) по отношению к остальным славянским и финским племенам. Отсюда и приглашение «беспристрастного» с этой точки зрения «чужеродного» князя.
Очень многое проясняет здесь основанное на целой цепи фактов суждение из недавнего фундаментального трактата Г. С. Лебедева, отметившего, что феномен «призванного» князя «полностью соответствует позднейшей новгородской традиции приглашения князей, с сохранением основных контрольных функций в руках вечевой администрации»[152]. То есть традиция «призвания» продолжалась в Северной Руси несколько веков.
Но дело отнюдь не только в этом. Когда институт власти еще лишь формируется, народу необычайно трудно выделить главу государства из своей собственной среды, ибо нужна, даже необходима определенная отчужденность власти; именно этим и объясняется, по-видимому, такое обилие чужеземных династий (проблема эта затронута, между прочим, в трудах М. М. Бахтина). Можно с большими основаниями предположить, что в истории любой государственности имел место такой момент, когда наиболее вероятен именно «чужеродный» правитель, в лице которого государство предстает как нечто с очевидностью «отделенное» от населения. И, при условии соблюдения, пользуясь словами Ключевского, «научного спокойствия», в факте призвания варягов следует, без сомнения, увидеть и этот очень существенный и, так сказать, всеобщий смысл.
Нельзя не обратить внимания и на то несомненное обстоятельство, что феномен «пришлого» властителя давал возможность высоко поднять статус династии — и «удревнить» ее, и воспринимать ее как изначально достойную иметь власть: Рюрик, согласно летописным известиям, был князем (конунгом) и до прихода на Русь, и, таким образом, его «право» на власть как бы уходило корнями в некое неведомое, неизмеряемое прошлое, между тем как князь «из своих» неизбежно представал бы в качестве потомка «обычных» людей, из среды которых в сравнительно недавнем, обозримом прошлом был выдвинут его предок — родоначальник династии.
Именно поэтому, как уже говорилось, в допетровские времена «чужеродность» Рюрика высоко ценилась; она ведь даже открыла возможность для создания в начале XVI века версии (разумеется, всецело вымышленной) о происхождении властителей Руси от императорской династии Древнего Рима! И хорошо известно, что очень многие знатные роды Руси стремились утвердить свое «чужеземное» происхождение, хотя это далеко не всегда соответствовало действительности.
Словом, династия, начатая князем, пришедшим из другой страны, имела как бы врожденное, заранее данное право на власть. Именно это было важнее всего и затмевало, делало не столь уж существенным вопрос о «чужеродности» династии.
Что же касается, так сказать, объективной оценки «национальной» стороны вопроса, Ключевский высказался о ней, на мой взгляд, исчерпывающе ясно, полностью отвергнув представление, согласно которому «состав крови того или другого князя» есть «ключ к разъяснению начала русской национальной и государственной жизни». Достаточно, я думаю, оценить тот факт, что уже третий (по летописи, Святослав был внуком Рюрика) или — это гораздо достовернее — четвертый[153] представитель династии Рюриковичей имел русское, а не скандинавское имя.
И, если уж на то пошло, намного более существенной, нежели вопрос о династии, является проблема самого присутствия сотен или даже тысяч варягов-норманнов на Руси в IX — начале XI века. Достоверно известно, что они многократно приходили на Русь как воины (нередко — наемные), купцы или просто грабители-пираты и оказали весьма значительное воздействие на историю страны.
Сразу же следует сказать, что и эта проблема не может (при условии «научного спокойствия») иметь сколько-нибудь «унизительный» для Руси смысл, ибо норманны, с их не сравнимой в тогдашние времена ни с чем динамичностью, сыграли очень большую роль в истории многих стран Евразии. Этот кочующий, точнее, плывущий по миру этнос пробивал любые преграды и границы.
Вообще при изучении истории становится ясно принципиальное различие человеческих общностей, находящихся в статическом и в динамическом состоянии. Так, совсем, казалось бы, малочисленное население городов-республик Генуи и Венеции, перейдя в «динамическое состояние», подчинило своему влиянию в XII–XIV веках громадную территорию от Гибралтара до Кавказа и одерживало победы над большими и даже громадными (как Византийская империя) государствами.
Роль норманнов также способна поразить воображение. Их человеческие ресурсы (то есть население скандинавских стран) составляли на рубеже I и II тысячелетий нашей эры, по всей вероятности, немногим более одного миллиона, между тем как население всей Европы — примерно 45 млн. человек[154]. Тем не менее «норманны, — говорится в специальной работе на эту тему, — подчиняли себе отдельные области Запада, заселяли их, оказывали свое воздействие на их общественный и политический строй». При этом, кстати сказать, в сопоставлении с Западом, «данные топонимики свидетельствуют об относительной немногочисленности скандинавов на Руси (в особенности если сравнить ее со скандинавской топонимикой на Британских островах)». Вот конкретные данные: «…в среднем в Англии встречается не менее 150 датских названий на 10 тыс. кв. км. На Руси число топонимов скандинавского происхождения, установленное М. Фасмером и Е. А. Рыдзевской, оказывается каплей в славянском море — в среднем 5 названий на 10 тыс. кв. км» (то есть в 30 раз меньше)[155]. И еще: «Одним из важнейших результатов их (норманнов. — В. К.) набегов явилось основание ими государств на территории Англии, Франции, Ирландии…» В XI веке они «захватили, помимо Англии, Сицилию и Южную Италию, основав… „Королевство Обеих Сицилий“. Они продолжали играть огромную роль в истории Франции»[156].
Ознакомительная версия.
